|
|
Арбузный ломтик по средам № 138
Пять эпизодов
| |
— Откуда ты все это знаешь? — тихим голосом спросил Шестипалый.
— Я много путешествовал, — сказал Затворник, — и по крупицам собирал тайные знания. В одном мире было известно одно, в другом — другое.
Виктор Пелевин. Затворник и Шестипалый |
В восьмом классе готовился к экзамену по русскому языку, нужен был пример сложного предложения, спросил у отца — где бы найти такое предложение? Он сразу и говорит: «А что думать — ну возьми первое предложение из рассказа Тургенева „Певцы“ — оно как раз подойдет, этот где „Небольшое село Колотовка…“». Я полез в Тургенева, нашел рассказ и был поражен настолько, что помню это до сих пор. Вот это предложение: Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем, лежит на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и пуще реки, — через реку можно по крайней мере навести мост, — разделяет обе стороны бедной деревушки. Предложение самое подходящее для иллюстрации ответа на экзаменационный вопрос, но удивительно другое. Я же тоже читал этот рассказ — и не обратив внимания на этот маленький шедевр изящной словесности. А отец обратил, оценил, запомнил. А ведь действительно — красота, талантливо сотканная из таких обычных слов, хочется читать дальше. И Гоголя, и Пушкина, и Козьму Пруткова. Гоголя тоже отец цитировал абзацами, удивляя домочадцев, особенно фразой, как позже выяснилось, Собакевича: «Купит вон тот каналья повар, что выучился у француза, кота, обдерет его, да и подает на стол вместо зайца.»
С Пушкиным же произошла целая история. Вспоминаю случай сорокалетней давности. Мы с родителями отдыхали в доме отдыха в Хумсане. Вот самое яркое событие того лета, оставшееся в памяти. Компания студентов спорила, горланила, бурлила, все кричали одновременно, выдвигая самые разные доводы: «Как звали отца сестер Лариных? Упоминается ли его имя вообще?» Отец, проходя мимо них произнес:
«Он был простой и добрый барин
И там, где прах его лежит
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир
Под камнем сим вкушает мир».
Вот это был шок! Вот это было восхищение, уважение и, со стороны домочадцев, гордость.
Еще — тогда родители познакомились с профессором-химиком и его супругой, как-то этот химик пригласил отца пройтись до соседней зоны отдыха, принадлежавшей их факультету. Пришли — мне было не интересно со взрослыми, я пошел посмотреть бушующий Угам (река в Хумcане) и территорию зоны отдыха химиков. Через некоторое время я услышал взрывы хохота и пошел взглянуть. Отец сидел на айване окруженный толпой отдыхающих и рассказывал анекдоты про Насреддина Афанди на узбекском языке, как и положено — выразительно, с жестами, мимикой, интонациями. Окружающие не хихикали для приличия, они просто «ржали» не в силах сдержать эмоции. Как отцу удалось за несколько минут стать центром внимания незнакомых людей и откуда он знал столько анекдотов про Афанди?
В 60-х годах в Гаграх родители каждый год отдыхали у знакомой хозяйки, у нее же отдыхал епископ пензенский и саранский. Епископу нравилось общаться с отцом, он нашел в его лице достойного собеседника, они дискутировали по разным литературным, философским, теологическим и просто жизненным вопросам. Окружение епископа было в ужасе от того, что тот общается с неправославным и особенно от того, что отец смел перечить батюшке и иметь свое мнение. Как-то местные церковные активисты устроили епископу пикник — в горах пасека с водопадом, со всякими яствами и возлияниями. После пикника спросили — как, батюшка, понравилось ли? Батюшка озадачил паству ответом: «Все было отлично, кроме одной мелочи — не было с нами Семена Романовича«.
Многое вспоминается, завершу эпизодом студенческим. На третьем курсе во всех технических вузах курсовая по «Деталям машин» — проектирование редуктора — классика механики. У меня был червячный редуктор, собрался по рекомендации учебников посадить вал на подшипники, запрессованные в корпус. Отец говорит: «Подожди, по уму подшипники ставятся в специальный стакан, тут прокладочка для регулирования натяга, тут сальник, лучше два, тут буртик для упора, а тут канавка с шайбой разрезной…». Когда пришла моя очередь разворачивать чертеж перед преподавателем в аудитории был шок. Все студенты показывали голый как сосиска вал в тоненьком подшипнике… у меня же был сложнейший узел со сдвоенными радиально-упорными подшипниками с регулировкой натяжения, с каналами для смазки и даже окошечком в крышке для визуального контроля.
Колонка иллюстрируется фотографией самолета Ил-76 в момент закрытия шасси. Технологическую оснастку для изготовления шасси (станочные, сборочные и слесарные приспособления, макеты, испытательные стенды) делало КБ, начальником которого был мой отец. В том, что все эти створки, тяги, титановые ноги и еще сотни железок изготовлены и слаженно работают, есть и его заслуга, в них вложены его интеллект, энергия, нервы.
Исполнилось двадцать лет со дня его смерти. Что, собственно, и дало повод для воспоминаний. Почему-то больше я не встречал таких людей, таких одновременно умных, деликатных, остроумных и щепетильно порядочных. Людей, делающих жизнь окружающих интересной и красивой.
07.02.2007
Теги: воспоминания
отец
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
