| 
    
            | 
           
    
       
       Чай по четвергам с Шумаковым № 85
Рождественская история
  
 
Русские (а может и не только русские — я точно не знаю) литераторы середины XIX — начала XX века два раза в год начинали неровно дышать и страшно нервничать. Потому что два раза в год спрос на любого качества литературные произведения доброго и поучительного содержания резко возрастал — что позволяло подзаработать. Но при этом литераторы отлично понимали, что рождественских и пасхальных сюжетов (а именно на Рождество и Пасху приходились эти разгулы словесности) очень немного, на всех не хватит — и придется либо позорно повторяться (что неприятно, да и коллеги засмеют), либо оригинальничать (что рискованно, да и не особенно оригинально — после десятка предыдущих попыток).
 
 В конце концов, рождественские и пасхальные мучения литераторов сами стали отличными рождественскими и пасхальными сюжетами — любимый мною Аверченко, например, невероятно преуспел в написании небольших, милых, забавных и даже поучительных рассказов о страданиях и тайнах писательских предпраздничных душ.
 
 Сейчас рождественских (равно как и пасхальных) историй почти никто не пишет. А если даже кто-то и пишет, то печатают их, наверное, с неохотой — ибо нет ничего страшнее для современного издателя (бумажного или электронного), нежели обвинение в банальности. Поэтому и стилизации под такие рассказы, начинающиеся обязательным троеточием (для загадочности) сейчас совершенно никому не интересны. Вот смотрите.
 
 * * *
 
 …Мотька Койот, бежавший из колонии строгого режима, в которой он отбывал наказание за организацию подпольного производства поддельного чая Lipton, глухими путями пробирался к Москве. На нем была дырявая уже телогрейка, подпоясанная видавшей виды веревкой, которой Мотька, при случае, связывал свои жертвы. Прохудившаяся обувь совсем уже не грела Мотькины ноги, а шапки и рукавиц у него и вовсе не было — он потерял их во время побега.
 
 Мотька подобрался к небольшому небогатому дому, стоявшему на окраине Москвы и наполовину занесенному снегом. У крыльца Мотька увидел несколько пар поношенных, видавших виды ботинок — и понял, что в доме собрались чайные мастера, всегда снимающие уличную обувь перед чаепитием. Прильнув к маленькому, мутному окну, Мотька увидел несколько стариков, с трудом сидевших на старом и пыльном ковре и разливающих по потрескавшимся чашкам жиденький чай из чайника с отбитым носиком.
 
 Метель выла, как тысяча бешеных волков. Неслышной тенью Мотька скользнул в сени, намереваясь ограбить чайных мастеров — они были для него легкими и привычными жертвами. Остановившись у двери и приготовившись ворваться в светелку, Мотька невольно прислушался к разговору стариков…
 
 — А помните, какой чай продавался на Мясницкой, — грустно сказал один из мастеров, — сам магазин пах кофе, но чай сохранял свой аромат. Я бы сейчас больше всего на свете хотел найти хотя бы щепотку того чая…
 
 — Да… — проговорил другой старик, — а первые отделы Форсмана? Вы помните этот Форсман в «Новоарбатском»? Я тогда называл этот чай «одеколоном» — а сейчас бы все отдал за чашку «Выбора Императора»…
 
 Старики продолжали говорить, Мотька их слушал, и на глаза его навернулись слезы. Он вспомнил, как его, совсем ещё маленького мальчика, первый раз привели в чайный клуб. Это тоже было под Рождество — и маленькому Мотьке очень понравился теплый аромат благовоний, рыбки в аквариуме, диковинная музыка и чай, вкуса которого он тогда ещё не понимал. Мотька вспомнил счастливые годы ученичества, первую свою чайную церемонию и горящие глаза девушек, с приглушенным восторгом смотрящие на то, как он, Мотька, заваривает чай… Где сейчас все это!
 
 Не в силах сдержать рыдания, Мотька выскочил на улицу и бросился бежать — в Москву, к огням и рекламам. На последний оставшийся у него заработанный честным трудом рубль, Мотька купил пакетик чая Форсман и отнес его к заснеженному дому. Уже замерзая, Мотька увидел, как вышедшие на улицу старики нашли пакетик, и начали радостно смеяться, не веря ещё рождественскому чуду.
 
 Не помня себя, обмерзший, Мотька Койот шел, не разбирая дороги, по глубокому снегу, пока не споткнулся о ящик с чаем. Опустив глаза, Мотька понял, что оказался на чайной фабрике. Мотька закачался, взглянул на небо, на котором ярко горели рождественские звезды, отражаясь в полных слезами Мотькиных глазах — и рухнул прямо в пасть машины по производству гранулированного чая.
 
 Мотька Койот искупил свою вину…
 
 «Мятель выла…»
 
 * * *
 
 Банально?
  
22.12.2005
  
     | 
      
    
   
  Ваш отзыв автору
  
                 
     | 
        
               
       | 
   
     
  
   
 
 
   |