|
|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 32
К вопросу о вере, сомнении и опыте в познании и религии
| |
Это опять-таки представляет собой случай так называемого вранья. Бумажки, граждане, настоящие!
М. Булгаков, Мастер и Маргарита |
Кажется, всем нам свойственно воспринимать многие вещи упрощённо, чтобы не запутаться в проблемах, которые могут возникнуть, если копнуть поглубже. О сложности их мы можем только интуитивно догадываться. Ну или вообще не думать, — но это вовсе неинтересно, как всякая жизненная стратегия, избегающая глубины и довольствующаяся внешним, т. е. поверхностью явлений.
Записки на манжетах В продолжение разговора о вере, научности и анти-религиозности. О философской непоследовательности нигилистических мировоззрений...
Хоть немного занимавшиеся буддизмом тут же вспомнят широко известную ситуацию проповеди Дхармы (буддийского учения) Будды Шакьямуни, представленную в некоторых сутрах. Ради наглядности сути своей спасительной вести Будда рассказывает притчу о некоем человеке, который был ранен стрелой. Так вот, обычный человек, не просвещённый плодами размышлений о буддийском учении, подобен этому самому раненому, который, вместо того, чтобы просто извлечь стрелу и залечить рану, начинает допытываться у прохожих, кто же был этот стрелок и откуда он явился, и кто его родственники, из какого материала сделана стрела и т. п.
Пока он успеет узнать все эти интересные подробности, любопытствующий несчастливец либо истечёт кровью, либо умрёт от яда, которым был смазан острый наконечник. Пафос Будды понятен: если задавать вопросы, то только по существу дела, с непременным практическим применением вывода! А оно всегда выходит за рамки чистой познавательности («интересно!»), будучи по сути сотериологичным, то есть направленным на религиозное «спасение» человека. Другое дело, что в буддизме человек скорее «сам себя» спасает, в отличие от многих других религий. От чего, тоже понятно — от мучительной круговерти многочисленных (или, скорее, БЕСчисленных) превращений, претерпеваемых сознанием. Которое всегда — сознание страдания или, как минимум, недостаточности эмпирического бытия.
Однако, мне думается, не всё так просто даже в буддизме, как и во многих других системах мысли, явленных за всю историю беспокойного человеческого духа. Чтобы некоторое положение какого-либо религиозного учения или практической философии действенно применить, надо как минимум быть уверенным в его доброкачественности или пользе для себя самого. Ну хотя бы проделав опыт на следующем самом элементарном уровне.
«Уважаемые люди мне говорили, что спать, плотно покушав, вредно. Однако мне очень хочется сытно поесть перед сном. Пойдя навстречу своим желаниям, я обнаруживаю, что сон мой на полный желудок плох, беспокоен и полон кошмаров. Совершив подобный эксперимент энное количество раз, я убеждаюсь, что моё сопротивление авторитетному свидетельству непродуктивно, приводя к нежелательным последствиям». Результатом скорее всего будет то, что я постараюсь не ужинать после пяти или шести часов вечера, если мне дорог мой сон, конечно.
То, что в приведённых размышлениях представлено как гипотетическая ситуация, встречается нам в разных формах ежедневно. Вряд ли большинство из нас каждый раз проделывает подробные логические операции, подобные вышеописанным. Но каждый делает свой выбор, руководствуясь собственным пониманием личного блага: получением возможного удовольствия или, по крайней мере, избежанием страданий.
Сделаем следующий маленький шажок и подумаем вот о чём: почему мы с такой готовностью доверяем советам лечащего врача в нашей повседневности? Наверное, потому что мы «знаем» о его специальном многолетнем образовании и практике терапевта. Мы, в общем-то, СЛЕПО доверяем этому медицинскому образованию и государству как гаранту его качественности. При этом мы можем смыслить в медицине разве что на уровне «Болит горло — значит, ангина. А если болит голова — значит, погода виновата или давление!».
Однако из нашего первоначального слепого или, лучше, — детского, — доверия родилась практика, которая постепенно переросла в ОПЫТ. Собственный же опыт позволяет наполнить конкретным содержанием, а также осознать структуру, лежащую в основе вышеизложенного умозаключения по поводу качества сна.
Тут имеются такие элементы, как тезис (т. е. некое положительное утверждение), свидетельство авторитетной инстанции (как средство истинного познания), тезис противника, пытающегося опровергнуть всеми признанный авторитет, а также сам субъект, силящийся на практике следовать «анти-тезису», но вскоре убеждающийся в нежелательных последствиях такого поведения и лишний раз признающий мудрость авторитета. Можно «для соли» добавить пример человека, который наедался перед сном, но вскоре растолстел и заболел, а равно и «анти-пример» пай-мальчика, слушавшего умных взрослых и поэтому дожившего до самой смерти здоровеньким и красивым.
То, что иному из нас может показаться излишней игрой в детали, на самом деле является набором элементов, — пусть и выраженным на конкретном примере, — логического умозаключения. Однако, в отличие от знакомой нам «логики», восходящей к древнегреческому Философу-Стагириту (Аристотелю), формальная сторона высказывания здесь связана с попутным исследованием познания в аспектах его истинности или ложности. То есть налицо органическая связь логики с гносеологией (теорией познания). Этим, грубо говоря, отличаются философские системы, выросшие на индийской почве (брахманические, буддийские, джайнские), от европейских традиций любомудрия, во многом обязанных великому афинскому «академику».
Итак, вроде бы получается, что прав наш капитан корабля, не желающий разделить судьбу пассажиров «Титаника» и поэтому размышляющий о маневренности судна, удалении от зловещей ледяной горы и прочих практических вещах, помогающих предотвратить роковое столкновение. С точки зрения тактики он, безусловно, действует наиболее рационально. Но если вдуматься глубже: кому он обязан своим знанием, что вершина айсберга — это толька его малая часть? Наверное, каким-нибудь океанологам или иным учёным, всю жизнь посвятившим кропотливому исследованию подобных явлений.
То есть его тактика в конкретной ситуации будет определяться, кроме опыта (которого в данном случае может и не быть) также кредитом доверия в отношении знатоков явления. Тех самых кабинетных теоретиков, знающих всё о материале стрелы, о происхождении стрелка, а также о химической структуре яда, которым смазан зазубренный наконечник. Ну или специалистов по айсбергам...
То, что безусловно верно в отношении религий Божественного откровения, верно во многом и в случае буддизма.
Если мы все с такой безоглядностью готовы совершенно иррационально доверять нашему обычному терапевту, или гомеопату, или психоаналитику, или какому-нибудь астрофизику, открывшему очередную чёрную дыру где-то в умопомрачительном далеке, — то почему хотя бы не прислушаться слегка к практическим знаниям людей, много больше нашего посвятивших свою жизнь исследованию тайн человеческого сознания, а также того опыта, который выходит за рамки стандартной машинной повторяемости и завётся «религиозным»?
Здесь также имеются свои логические структуры, равно и критерии истинности — или пустопорожней, а то и опасной выдумки. А слово «вера» вовсе не является синонимом выражения «детская наивность», но, также как и «сомнение», одним из важнейших элементов методологии познания явлений во всей их сложности.
Недооценка важности «веры» как универсального «модуса доверия», а также «сомнения» как методологически существенной ступени превращения результатов чужого «опыта» в свой — представляет собой для меня случай если не очевидного вранья, то как минимум интеллектуальной недобросовестности, граничащей с явной глупостью.
14.07.2009
Теги: религия
философия
|
Ваш отзыв автору
|
|
|
