| 
    
            | 
           
    
       
       Воскресные сказки с Дмитрием Дейчем № 46
Дети Беслана и музыка Сфер (часть 3)
  
 
 Часть 1 >>>
 
 Часть 2 >>>
 
 
3.  
 Все похмельные утра похожи друг на друга: горы немытой посуды, окурки в фикусах, тяжёлая голова, провалы в памяти, но самое главное — запах. Запах, который ни с чем не спутаешь. Горелая пробка, галлон сивухи, сто тысяч благоухающих пепельниц, продукты распада урана, дыхание болотных чудищ… Я проснулся с ощущением, что случилось — страшное, неминуемое, из ряда вон выходящее, возможно — война или землетрясение, но что именно — я позабыл, и теперь для того, чтобы вернуться к полноценному существованию, нужно припомнить все обстоятельства, залатать все прорехи. Вышел на двор и с недоумением заглянул в светлое, спокойное небо: вчерашний катаклизм, похоже, никак не отразился на расположении светил, и даже синева миросвода — не поблекла, не выцвела.
 
 Я заглянул в Небеса и возопил: Господи, зачем люди пьют?
 
 И Господь улыбнулся мне сверху — сочувственно и немного лукаво, погрозил пальцем, и одним махом задёрнул занавеску.
 
 Я вернулся в дом, прошвырнулся по коридорам, пытаясь определить на глазок масштабы ущерба — как физического, так и морального, и, ужаснувшись, отправился прямиком на кухню. Хороший китайский чай по сведениям корифеев альтернативной медицины — отличное противоядие и верное средство против похмелья.
 
 На кухне, на любимой моей круглой табуретке немецкого баухаус-дизайна сидел Андрей Паровоз и чинил электроорган. Вернее — он думал, что чинит электроорган, пытаясь открутить болтики, удерживающие пластмассовую крышку — при помощи хлебного ножика. Похоже, занимался он этим не первый час, по крайней мере так мне показалось — утром, после тяжёлой бессонной ночи.
 
 — Дать отвёртку? — спросил я.
 
 — Дать отвёртку. — ответил он (или спросил?).
 
 — Ладно.  
 Я тут же позабыл о своём великодушном предложении и осторожно присел напротив. Андрей с жутковатым механическим упорством ковырял болтик.
 
 Говорить было не о чем.
 
 — Слушай… — осторожно вступил я.
 
 — Да нет, я понимаю… — ответил он.
 
 Мы помолчали немного, собираясь с мыслями.
 
 — Ничего не выйдет, — подытожил Паровоз. — И даже виолончелистка у них — дура круглая.
 
 — Почему «даже»? — удивился я.
 
 — Потому что остальные все — законченные идиоты. Я им русским языком говорю: какие ноты? Это же музыка Сфер! Ну какие — в красную армию — ноты? Это нужно на слух, вот как записано, так и играть. Понимаешь?
 
 — Нет, — честно признался я и двинул к плите — вскипятить чайник.
 
 — Мы пойдём другим путём… — вздохнул Паровоз, — с этими чокнутыми музыкантами каши не сваришь.
 
 — Слушай, — осторожно вмешался я, — а может, ну её вообще…
 
 — Кого?  
 — Ну… музыку эту… зачем она тебе? Сферы… Человек-земля-вселенная… Лучше в музей аэронавтики сходи… Займись делом каким-нибудь… полезным. Или — вон, курсы прыжков с парашютом открыли… Недорого. Люди живут, пирожки лепят, на работу ходят. В море купаются. Выпивают, вот… мммм… оставь ты, ради Бога, эту музыку… Что тебе в ней?
 
 В это жуткое похмельное утро я поверил в паровозову искренность. Музыка Сфер! Вот он, сидит передо мной, пригорюнившись — бухгалтер с духовными амбициями. Пророк…
 
 В Иерусалиме имеется специальная клиника — для излечения таких вот бухгалтеров, менеджеров среднего звена, сбрендивших туристов, и даже медицинский термин имеется соответствующий — «иерусалимский синдром».
 
 Время от времени такое случается. Приезжает какой-нибудь американский бизнесмен или пенсионер — поглазеть на руины, на Голгофу, Храм Господень или крестный путь. С фотоаппаратом и выводком внуков. И крашеной американской женой. Идёт себе по городу, щёлкает затвором, и всё у него, вобщем, по-американски… нормально (OK), и вдруг — болтик какой-то выпадает, и он останавливается посреди улицы и начинает вещать. Он больше не Джон Смит. Теперь он Мессия. Иисус Христос. Иоанн Креститель. Или вообще непонятно кто — если вдруг заговорит по-арамейски или на одном из мёртвых языков, который распознать на слух уже некому.
 
 И везут такого человека в специальную иерусалимскую клинику, а жену его безутешную и психически травмированных внуков отправляют от греха подальше — в Нью-Йорк или куда там…
 
 На этом — всё.
 
 Ну, то есть, я просто не знаю что дальше. Может быть, их выпускают когда-нибудь излечившимися, а может и нет. И если выпускают, то скольким из них удаётся ускользнуть, притворившись нормальными — просто страшно подумать. Просто страшно себе представить…
 
 — Дурак ты и больше никто, — досадливо поморщился Паровоз.
 
 — Ладно, — согласился я, — Ты только не волнуйся.
 
 — Не волнуйся?!! Это мой единственный шанс!
 
 — О чём ты, Андрей? Какой «шанс»? Очнись!..
 
 Паровоз покачал головой, как бы стряхивая остатки вчерашнего опьянения. Приглядевшись, я понял, что он не ложился: кожа серого цвета, глаза ввалились. Теперь он был похож на «безумного профессора» из классического фильма ужасов.
 
 — В детстве я мечтал стать музыкантом. Обожал Дженис Джоплин — ещё в те времена, когда рок был под запретом. Купил электрогитару в пятнадцать лет. Настоящий «Гибсон» — знакомый моряк из Штатов привёз. Я купил гитару, чтобы научиться играть, но как только предложили хорошие деньги, продал, не задумываясь. Я хотел стать музыкантом, зная, что у меня нет и никогда не будет музыкального слуха. Такая мечта у меня была… смешная. Но стал фарцовщиком. После — кооперативщиком. После — хозяином совместного предприятия. А потом всё рухнуло, мне пришлось бежать в Израиль. Если бы я остался, меня бы убили. И вот я здесь — опять мелкий лавочник. Если повезёт, стану крупным лавочником.
 
 Всё. На большее я не способен.
 
 А когда я услышал музыку Сфер, понял, что могу вернуться. Что это больше, чем просто стать музыкантом — воплотить эту музыку, сделать её доступной миллионам. Записать её на диск. Ты представляешь себе что будет, когда в каждом магазине компакт-дисков на этой планете появится моя музыка?..
 
 — Не очень… — признался я.
 
 — Вот и я тоже. И готов на всё, чтобы увидеть это собственными глазами. Ты не знаешь что это такое. Я плакал — первый раз за многие годы. Десятилетия! Я стоял на вершине горы, и плакал как ребёнок. Всё в моей жизни прояснилось. Я понял кто я. Кто мы все. И куда идём.
 
 — Я буду с тобой откровенным, — решился я, — музыка, которую ты… то, что ты записал… это…
 
 — Я знаю. — ответил Паровоз. — Я просто не сумел. Я же не музыкант… Нужно найти того, кто сумеет. Главное: я это слышал, я знаю как это должно звучать. Одна беда — у меня кончились деньги. Но я знаю где их взять, так что — не всё потеряно.
 
 ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
  
06.01.2009
  
Теги: музыка
     | 
      
    
   
  Ваш отзыв автору
  
                 
     | 
        
               
       | 
   
     
  
   
 
 
   |