Волконский Вячеслав

БО...?!

По мотивам произведений Юрия Ядровского.

Действующие лица:

Ядров Владилен и Его видения: -

Она, Человек в костюме - (Ангел).

На сцене человек в костюме курит трубку. Появляется Ядров Владилен с топором в руках. Кидает топор на пол, уходит, возвращается. В руках таз с водой. Ядров ставит таз на пол, уходит за кулисы, выходит с горчичным пакетом и табуреткой. Садится на табурет, долго смотрит в таз, читает с пакета инструкцию.

Ядров: Горчичник. Мудаки, они, что за идиота меня принимают?!

Человек в костюме: Пакет. Многоразового использования.

Ядров: Как средство рефлексотерапии при болях... При болях. Как у меня всё болит... Что такое рефлексотерапия?

Человек в костюме: При болях в мышцах, невралгиях, радикулитах...

Ядров: Люмбалгиях... Что такое люмбалгия?

Человек в костюме: Ишилгиях...

Ядров: Здесь ещё написано - " при головной боли".

Человек в костюме: Там ещё написано - "Стенокардии" ...

Ядров: Заткнись...

Человек в костюме: Бронхите, ларинготрахеите, пневмонии...

Ядров: Заткнись!

Человек в костюме: Заткнулся.

Пауза.

Ядров глубоко вздохнул, ушёл за кулису, вышел, в руках метроном. Заводит метроном на "60", ставит на пол, отпускает стрелку, читает дальше.

Ядров: Способ применения: Перед применением пакет - четыре ячейки, встряхните в горизонтальном положении для равномерного распределения порошка по ячейкам.

(Глубоко вздохнул, трясёт пакет).

Пожалуй, продолжим. Говори мне, тревожь мою душу, сволочь крылатая!

Человек в костюме: Говорю... В районе началась эпидемия тифа.

(Звучит "Зимний путь" Шуберта.)

Ядров: Начало заслуживает внимания... Какой кошмар...!

Человек в костюме: С каждым днём Шуберт всё больше слабел, но не сдавался, продолжая через силу совершать прогулки и заниматься композицией.

Ядров: Интрига! Да, ... какой характер!

Человек в костюме: Однако, настал день, когда он уже не смог встать с постели. Друзья нашли Франца в сильном жару. Из щелей в окне дуло, на стенах проступала сырость. За больным внимательно ухаживала тринадцатилетняя сестрёнка Жозефина.

Ядров: Боже мой, тринадцать лет! Какая доброта!

Человек в костюме: Когда Шуберту становилось лучше, он пытался работать. Обдумывал оркестровку своей оперы, вносил поправки в присланную издателем корректуру "Зимнего пути"...

Ядров: Боже мой, ни минуты покоя! Какое терпение!..

Человек в костюме: Но вскоре больному стало хуже. Он уже не приходил в сознание. Бред усилился. В бреду, больной всё порывался встать с кровати, и окружающие с трудом удерживали его. 19 ноября 1828 года Шуберт скончался, не дожив полутора месяцев до 32 лет.

Ядров: Не сберегли, сволочи...

Человек в костюме останавливает метроном.

Человек в костюме: Шуберта похоронили на Верангском кладбище, всего через две могилы от Бетховена. На деньги, полученные от концерта из его произведений, соорудили памятник, на котором высекли надпись... Музыка...

Ядров: Музыка погребла здесь своё богатство, и ещё более прекрасные надежды.

(Пронзительно звенит дверной звонок, музыка прекращается. Ядров, крадучись подходит к двери...)

Ядров Владилен слушает вас с вниманием и - очень.

(Звонок повторяется...)

Хозяйка подойти не может. Не сможет она подойти. Спит хозяйка. Ядров Владилен слушает вас с вниманием и - очень.

(Звонок повторяется два раза...)

Как спит?.. Ну... Ну, как она спит... Крепко она спит. Как суслик. Без задних ног спит, то есть, как убитая. Как суслик убитый, но с ногами конечно. Задними и передними. Про ноги я перегнул... Ноги у неё есть. Есть у неё... Всё есть. И руки и ноги и... Головы только нет. Нет теперь у неё головы, и раньше не было, а ноги... Красивые они у неё. Очень. Ноги у неё остались.

(Звонок повторяется три раза...)

Где, где!.. На ковре она лежит. В соседней комнате. Одна. Без меня. Я не лежу рядом с ней. Я стою перед дверью, а она лежит. На ковре. Лежит на ковре, плавно вписанная в иероглиф квартиры, раскинув свои стройные, джинсовые ноги. Эх, ноги у неё...! Я бы три родины продал за такие ноги. Лежат они вместе с ней... Там же... На ковре лежат.

(Звонок - робко один раз...)

Да... Очень живописно, очень. Я уже сделал пару тройку набросков. Пару тройку. Пару я уже заделал. Она, как только пришла, так и уснула - не раздеваясь. И не разуваясь. Уничтожив тошнотворную белизну простыней одним движением своих маленьких грязных сапожек. Она пришла довольно поздно, вернее - рано. С рассветом. Помню, рассвет вот - вот забрезжит, а я сижу и мучительно надеюсь. Я надеялся. Не хотелось мне... Очень не хотелось делать то, что я всё-таки...

(Звонок - вопросительно один раз...)

Я дал себе клятву, если она придет до рассвета, то я... Я её прощу. Прощу ещё раз. Я дал себе клятву, но она пришла - после. После рассвета. Хмельная, злая, развратная... От неё пахло мужчиной. Богатым, уверенным в себе самцом... Они трахались в его толстой буржуйской машине, здесь, рядом с моим домом. Я, наверное, сидел в это время на кухне, курил и смотрел, как солнце, поднимаясь из за горизонта, уничтожает мою последнюю надежду на её прощение. Солнце взошло, и тут же вошла она. Лучше бы она совсем не приходила. Волосы у неё чёрные, длинные. Красивые. А сама она маленькая, хрупкая. А глаза у неё...

(Звонок - восхищённо три раза.)

Нет, что ты! Гораздо краше. Если бы я всю жизнь свою рисовал эти глаза... Так и не удалось бы. Жалкое подобие. Слишком много в них жизни. Жизнь течёт, меняется. Так и глаза её... Всё время меняются. Не поймаешь, не зафиксируешь. Только смерть даёт возможность рассмотреть хорошенько эти глаза, понять их природу. Даже пощупать их можно, потрогать...

(Звонок - возмущённо семь раз...)

Нет, теперь она не проснётся. Никогда. И пытаться не буду.

Дверь открывается, входит Она.

Она: Здравствуй, Влад.

Ядров: Здравствуй. Как ты вошла?

Она: Через дверь...

Ядров: Во-первых, тебя больше нет, а во-вторых, дверь заперта.

Она: Как - же я вошла, масик?

Ядров: Кто вы такая, как вы вошли, мадам?

Она: Через дверь. Это я, масик, ты не узнал меня?

Ядров: Мадам, там никого нет?

Она: Где?

Ядров: За дверью.

Она: Там?

Ядров: За дверью, мадам!

Звонок - резко один раз.

Ядров: Звонок. Слышала?

Она: Нет. Что это? Это топор. Он в крови... Ты кого-то убил? Кого?

Ядров: Жену свою любимую.

Она: Масик, я твоя жена.

Ядров: Ты была женой моей любимой, единственной. Я любил тебя так, как любят раз в жизни! Ты изменила мне, похотливая тварь, я тебя убил. Поняла? И не задавай мне идиотских вопросов!

Звонок - резко три раза.

Не обращай внимания, дура... Не обращай. Это только звонок.

Она: Масик, нет никакого звонка.

Ядров: Есть звонок, дура. Это Бо звонит. Пришёл Бо!

Она: Почему бы ему ни открыть?

Ядров: Почему не открыть?

Она: Почему?

Ядров: Дура, ты!... Он сам откроет, если захочет. Он же - Бо!

Она: Ты ел, Масик?

Ядров: Какая же ты все - таки дура! Я пил! Пил! Молоко... Белое - белое. Из стакана.

Она: У тебя уставший вид, Масик... ты не спал. Почему ты не спал?

Ядров: Я пытался, пытался, пытался... Без тебя так трудно уснуть. Я пытался уснуть без тебя. Сон взял меня своими опухшими лапами и бросил в бездну разноцветнейших звуков, я летел, летел, летел... Но когда звуки стали нестерпимо - яркими, до боли, я проснулся. Оказалось - комар. Он пытался пролететь сквозь стекло. Пытался, пытался, пытался... Пытался пролететь. Я прихлопнул комара, и в тот же момент понял, сейчас придёт Бо, и прихлопнет меня.

Она: И что? Пришёл Бо, или не пришёл? Кто он такой этот Бо?

Ядров: Стоит за дверью. Открой и посмотри, если интересуешься.

Она: Открыть?

Ядров: Сам откроет, он же Бо!

Обращается к двери.

Откроешь, Бо?

Звонок - утвердительно три раза...

Слышала?

Она: Что?

Ядров: Не обращай внимания... Я одинок. Я так любил тебя... Как ты могла... ? Я не знаю, как мне теперь жить без тебя в этом мире. Мне тоскливо и грустно.

Она: Сегодня нельзя, Масик, - тоскливо и грустно. Сегодня, Масик, тебе должно быть и хорошо и радостно.

Ядров: Дура, что ты говоришь мне такое?!

Она: Я говорю: - " И хорошо и радостно!".

Ядров: Я любил тебя, дура!

Она: И хорошо и радостно... !

Ядров: Что за чепуху такую ты мне тут...?! Я любил тебя, дура!! Любил! Ты хоть понимаешь, что такое любить?!! Что ты говоришь мне?

Она: Радуйся, говорю!..

Ядров: Что - что?

Она: Ничё!

Ядров: Что?

Она: Ничё!

Ядров: Что ты сказала мне, сейчас? Дура ты, сиськастая!..

Она: Ничё я тебе не сказала, член мой на-пол-шестого...!

Ядров: Кто член на-пол-шестого? Я на-пол-шестого?!

Она: Нет - Я! Всё!

Ядров: Всё?! Да я тебе двенадцать раз отбубеню, как куранты Московские в ночь новогоднюю!

Она: Куранты! С другими будешь бубенить ! Всё!

Ядров: Всё?!

Она: Всё!

Ядров: Да! Всё! И заткнись, дура ненаглядная моя! Заткнись раз и навсегда, идиотка моя любимая, кретинка моя сексопипильная!! Исчезни с моего горизонта, и не мучь меня воспоминаниями, радость моя жопастая!...

Пауза.

Она: Масик, зачем ты так оскорбляешь меня?..

Ядров: Как?

Она: Ну... Не знаю. Пошло оскорбляешь.

Ядров: Не знаешь, так и заткнись. Я по - другому не умею.

Она: Ты так не по-доброму ко мне относишься, а я тебе тапки купила... Белые.

Даёт тапки.

Ядров: В честь чего - тапки? В честь чего - белые?..

Она: Праздник сегодня большой. День взятия Бастилии.

Ядров: Какой?

Она: Бастилии.

Ядров: Какой Бастилии?!!

Она: День взятия!

Ядров: Чего взятия вашего?!

Она: Бастилии!

Ядров: Ты опять орёшь на меня?! Опять?! На любимого своего, орёшь, на отца детей своих будущих?!

Она: Я не ору, я радуюсь и ликую! Радоваться надо и ликовать!

Ядров: Что?? Кому это надо ликовать?! Мне?! Тебе надо, и ликуй с тобой! Тоже мне, праздничек - чёк - чик!.. А я, может быть, неуверенность чувствую не проходящую. Непроходимую неуверенность в дне завтрашнем, и ещё более, непроходимую, дремучую неуверенность в дне сегодняшнем. Я, может быть, подыхать собрался... Подыхать в праздники - особенно! Чувство противоречивое не спорю! Но не надо обобщать... и тихо мне тут... Да! Тихо!! Подыхать тихо следует! Дабы не портить настроения праздничного окружающим личностям. Пока кто-то с кем-то где-то за здравия и за взятия!.. Коней отведём в сторонку, гуляйте коники!! Эх, кони мои, кони... Придёт дядя в чёрном костюме, и мелом белоснежным напишет нежно! Проверено! Мин нет! Нет мин, мин нет! Мин нет! Мин нет! Мин нет! Тихо, тихонько, потихонечку! Мышкой, мышонком, мышоночком. Тихо, тихонько, потихонечку! Мышкой, мышонком, мышоночком. Тихо, тихонько, потихонечку!

Она: Не стыдно, пошляк?

Ядров: Нисколечко, шлюха!

Она: Бесстыдник, ты, бесстыдник! И это в день взятия!

Ядров: Время такое. Жить стыдно, а мин нет за пачку сигарет - нисколечко!

Она: И это мне говоришь ты?! Ты мне это говоришь?!!

Даёт пощёчину Ядрову. Уходит хлопнув дверью. Ядров подходит к метроному. Читает с горчичного пакета.

Ядров: Не изменяя положения, опустите пакет на 15 - 20 секунд в тёплую воду...

Отпускает метроном, окунает пакет в воду, громко считает.

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20!..

Быстро вытаскивает пакет из воды, останавливает метроном, читает...

Наложить пористой стороной бумаги на подлежащей лечебному воздействию участок и слегка прижмите его...

Размышляет, куда приложить... Прикладывает к голове, читает.

Накройте сохраняющим тепло материалом...

Уходит за кулисы... Выходит в мохеровой кепке...

Входит Она.

Ядров: Кто там?

Она: Это я...

Ядров: Эх, девочка моя... Что же мне теперь делать?..

Она: Мёрзнешь?

Ядров: Шуберт умер.

Она: Скрипач?

Ядров: Композитор.

Она: Скрипач - композитор?

Ядров: Дура ты, и всегда была дурой. Скрипач и композитор? Пианист он был. Он был - гений, а я... Я нищ, убог и жалок. Убил тебя, теперь спиваться начну. Мощно и грубо. Запой по теме, по поводу! За упокой души его чистой.

Она: Хочешь, я тоже...?

Ядров: Я буду тосковать... Я буду тосковать, и скучать по тебе, девочка моя. Выпьем?

Она: Выпьем и окосеем. И ещё раз.

Ядров: Да. И окосеем.

Она: Да, и выпьем! И покажется всё в розовом свете.

Ядров: И явится гармония... Но мы не изменим положения вещей, стало быть, не потревожим её родную. Гармония сама по себе, а мы сами по себе. Вне-друг-друга, но так рядом, так близко. Мы прочувствуем её истинную, и будет музыка.

Она: Музыка любви и страсти.

Ядров: Когда я выпью, я становлюсь пьян. В драбадан, в свинину, в зюзю, до соплей, "кыш" - не сказать, через губу не переплюнуть. Это происходит со мной почти всегда, когда я выпью. Но, что хорошо, - появляется гармония и само её проявление уже - музыка. И заметь - положение вещей не меняется, а музыка - вот она... Парадокс!

Она: Со мной почти всегда происходит.

Ядров: Да, вот именно, не изменяя!...

Она: Пьяным быть труднее, чем трезвым

Ядров: Нет.

Она: Меньше возможности увернуться. Есть, но меньше. Значительно меньше, но есть такая возможность.

Ядров: Значительно. Дешёвое утро. Гармонии нет, музыки нет. Надо выпить. Я теряю равновесие.

Она: Держись, мой золотой мальчик. Как, я люблю, твои пальцы, твои руки, твои губы, глаза... Я люблю твоё тело...

Ядров: Не лги мне. Если та не любишь мою душу, значит ты не в состоянии любить моё тело... Кстати, зачем человеку тело? Зачем ему этот балласт, этот довесок, эта нагрузка к основному продукту? Тело, оно не звучит, не играет, не солирует, не выводит лурады, то есть, впрочем, не имеет назначения. Тело, оно не подозревает о существовании лажолетта.

Она: Нужно жить! Жить! Если бы не твоя любовь, я бы умерла. Ты не представляешь, как ты мне дорог, ты родной мой человек. Это наполняет меня, это возвеличивает.

Ядров: Наша потребность в теле велика. Оно является критерием нашего глухого существования. Но как только ты понимаешь всю свою глухоту, тогда и осознаёшь свою невозможность восприятия гармонии... Уже само знание чего-то, около этого сеет скорбь. А скорбь, составляющая нас, есть - нас составляющая Скорбь. Мировая, вселенская единица, делящая нас на число божественного воплощения. Вечное мерило грехов наших. Грешные мы.

Она: Грешные. Я изменила тебе, мальчик мой... Прости меня, но я не люблю тебя. Мне противно, когда ты прикасаешься ко мне, когда целуешь меня...

Ядров: Это не твои слова, это не твой голос! Я ничего не слышал! Ты не могла мне сказать этого, ссука!! Ты не в состоянии родить эту пакость, впустить эту скверну в сердце своё!!!

Пауза...

Ты чиста, ты божественно чиста! Ты верна мне... Держать! Грехи наши тяжкие! Всё от греховности нашей неуёмной, неумной. Грех глушит нас как рыбу, а мы глохнем и не замечаем потерь. А что теряет глухой, что теряет глухой?! Он теряет любовь и музыку. Когда ты потеряешь любовь, когда ты не поверишь ей, не поверишь мне... Тогда, в тот роковой момент, ты променяешь нас. Или уже променяла... По глазам вижу, что променяла! Тогда ответь мне! На что ты нас променяла?! Что ты теперь имеешь, дура?! Какая же ты дура...!! Боже, почему ты допускаешь такой симбиоз в природе?! Такая красивая женщина и такая мощная ДУРА!..

(Звонок - резко пять раз.)

Ядров: Звонят! Это он, это - Бо! Он опять здесь!

Она: Может, я пойду?

Ядров: Куда, ты пойдёшь, дура?

Она: Ты же спиваться хотел. Ты будешь спиваться или нет?

Ядров: Дура ты... раз мужчина сказал, что будет спиваться, значит, он будет спиваться! Иди и купи мне пузырь, а лучше - два.

Она: Не думай о плохом, я скоро...

Ядров: Посмей только нескоро! Через пять минут, чтоб была мне, как штык! Всё, время пошло...

Она уходит. (Звонок - тихо два раза.)

Я понимаю, Бо... Ты тяжело и долго шёл по заснеженным, тёмным улицам. Шёл, преодолевая, преодолевая, преодолевая... Не просто тебе в незнакомом ночном городе. В городе, в котором ни разу не был. Очень трудно вне... Но ты, Бо, не боишься трудностей. Мой Бо самый отважный из всех Бо. Я правду говорю Бо? Ты храбрый, или не храбрый?

(Долгий звонок.)

Ты нашёл и улицу мою и дом... И улицу. Вот эта улица - у лица твоего, у самого носа твоего. Ты справедливый, мудрый и проницательный. От тебя не скроешься. Ты шёл по лестнице. Боюсь этой лестницы... Очумевшая от одиночества, крутая, без перил. И дверь моя. И дверь, и звонок...

(Звонок - робко один раз...)

Кто там?

(Звонок - жёстко два раза...)

Кто там?!

(Звонок - жёстко три раза...)

Объявление о сдаче комнаты было опубликовано год назад! Вы опоздали! Комната не сдаётся, вы что, не слышите?! Держать, выдерживать, не колебаться! Вон отсюда!

Пауза, Ядров крадучись подходит к двери, прислушивается. Внезапно открывается дверь, входит она. Ядров в ужасе отбегает от двери...

Ты что?! Ты что делаешь?!

Она: Что?! Что я делаю?

Пауза...

Ядров: Это ты? Ты... А пузырь где? Ты пузырь взяла?

Она: Два...

Ядров: Хорошо... Уже хорошо. Уже гораздо лучше... Курим?

Она: Я не курю, ты же запрещаешь мне.

Ядров: Я много чего запрещаю, но тебе, дуре, насрать на мои запреты. Кури и не выпендривайся, прынцесса-европейськая!

Оба закуривают, разливают по стаканам, пьют...

Ядров: Скоро весна. Опять же на радость тварям земным, на радость тебе, дуре... Я давно задавал себе вопрос... Почему так много тупых ублюдков по весне, являют нашему взору свои никчемные личины? Кто их выращивает, воспитывает? Откуда такое количество подонков по весне, где их содержат целую зиму? Страна, густонаселённая подонками и ублюдками обречена на глухоту и забвение. Историческая объективность!

Она: Потому и глухие в большинстве своём.

Ядров: Молодец! Где им Шопена услышать! Рак мозгов, матерятся все. От мала до велика. Глухари! Я давно задавал себе вопрос. Нет ответа. Как по Гоголю. Если мы все такие хорошие и добрые, с каких таких уважительных причин столько грязи в наших душах хрестиянских? Мы великороссы или не великороссы? И некстати, почему все эти церковные главнокоманушчие такие толстые? Сколько же это жрать надо? Им, слугам Господним, запрещено быть стройными и красивыми? Продолжи мысль мою, не молчи, как убитая!

Она: Раблезианство в стране голодных - извращение.

Ядров: Молодец! Я подозревал в тебе интеллект, иначе я не смог бы в тебя влюбиться. Зачем мне тупая жена? Отвечай! Зачем мне тупая жена?! Молчишь, дура?! Да если бы ты была тупая, я бы тебя в первую ночь - топором и ...

Появляется человек в костюме, заводит метроном, отпускает стрелку.

Человек в костюме: 15 октября Шопену стало немного лучше. Ему хотелось послушать музыку. Как раз в этот день его навестила известная польская красавица Потоцкая.

Ядров: Какая женщина! Музыка!... Я её слышу. Тихо!

Звучит музыка Шопена...

Человек в костюме: По просьбе композитора она спела под собственный аккомпонимент арию из оперы Белини и ещё несколько произведений. Скончался Шопен ночью 17 октября 1849 года.

Ядров: Не сберегли, гады...

Человек в костюме: Незадолго до кончины он вспомнил о Жорж Санд: "А ведь она обещала мне, что я умру у неё на руках..." - сказал он. На похоронах Шопена исполнялся реквием Моцарта и его собственный похоронный марш. Органист Лефибир сыграл на органе две его скорбные прелюдии. Ми минор и си минор. Согласно его желанию Шопена похоронили на парижском кладбище Иер - Лашез рядом с могилой его любимого композитора Виченце Белини. Сердце Шопена, как он завещал, было захоронено в одном из костёлов Варшавы.

Останавливает метроном. Уходит.

Она: Масик, ты плачешь?

Ядров: Жалко мне его, жалко... Стоит в Варшаве церковь. Там - стена скрывает человечества святыню - Шопена сердце...

Музыка исчезает...

Шопен скончался. Больно.

Пьют...

Она: Где?

Ядров: Больно, значит - жив, нет боли - мёртв. Мёртв, глух. Глухарь значит! Глухарь! Лишь любовь предполагает катарсис. Любовь и музыка. Мы теряем время, когда не любим. Мы его просыраем, когда не любим. А мы никого не любим, мы ничего не любим... Не любим, не любим! Не умеем любить, не дано нам - блядям... Значит, просыраем всю жизнь свою. Просыраем и глохнем! А взамен? Что взамен?!

Она: Ты такой красивый, ты умный и красивый. Я хочу быть твоей женой. Давай, поженимся?

Ядров: Поздно. Я разлюбил тебя, шлюху! Разлюбил и убил! Я не могу без содрогания смотреть на твои губы, на твои руки... Мне известно, что ты ими делала со всеми этими... Богиня моя, ангел мой... Я учил тебя пить любовь, как дорогое, старинное вино - тихо и спокойно, по каплям, а ты... Ты трахалась с этими мужиками, бабами... ! Какая первобытнообщинная пошлость, какой животный цинизм! Нет любви в душе моей, ты выкрала, вырвала её из сердца моего и отдала на панель.

Пауза...

Знаешь, малыш, когда я не люблю, я сам себе страшен. Почему? Потому, что глохну. Мёртвая тишина... А глухому мне уже не разобрать ни слов, ни нот... И сам Бо не достучится до меня глухаря...

Она: Всё не так, Масик. Всё не так, я тоже иногда... Хватаю тарелки и кидаю, кидаю, а они долетают до пола, и не бьются, а тихонько так ложатся... Без звука. Белые беззвучные тарелки. Может они и звучные, но мне их не слышно совсем. Я заболела или заболеваю. Вдруг будет такой день, и я не услышу чего-нибудь важного.

Ядров: Ты, дура, точно не услышишь, а я услышу. Вы можете сколь угодно долго разглагольствовать, господа, однако - гордо и бледно, с подбородками на уровне

Она: Да! В день взятия Бастилии! Мамонты не могут мышкой, мышонком...

Ядров: Могут, если захотят... Хочешь, докажу? Эпохально, эпохульно!

Она: Нет, Масик. Мамонты отдельно, эпоха отдельно.

Ядров: Эпоха наложила на нас, мы наложим на эпоху. Отпечаток будет глубокий и мощный. Я генофонд нации, я её потенциальная возможность. Ответь мне, жена моя возлюбленная, я генофонд или не генофонд?

Она: Ты генофонд, Масик.

Ядров: А ты, дура?..

Она: Я - генофонда.

Ядров: Я генофонд, а меня не ценят.

Она: Оценят, Масик.

Ядров: Но не ценят же ведь, не ценят! Не помнят!

Она: Вспомнят, оценят и воздадут. По самоё.

Ядров: Тогда объясни мне, дура, зачем я здесь? Скажи мне, дура, почему меня вышли на этой остановке? Не моя она, чужая. И всё здесь не моё, - чужое, и все здесь чужие! Лица не углядеть... Господа, рожи у вас поганые, и злые вы все, как зверьё лесное. Не понимаю я, не понимаю! Я для чьих то локтей, плевков, косых взглядов... Не рожала меня мама для этого, не рожала! Я хороший, зачем же меня предают друзья, зачем меня бьют на улице ногами, почему жена моя единственная обманывает мне, хамит, трахается с кем - то?!!

Она: Ты хороший, Масик. Ты очень хороший... Мы, - красивые женщины, не любим хороших. Если женщина красивая и молодая, она обязательно найдёт себе плохого, а хорошего будет жалеть. Бедный мой, уродец... Любимая моя обезьянка... Я жалела тебя, Масик. Я так тебя жалела, что иногда даже плакала...

Ядров: Не надо мне жалости твоей вшивой! Тебе кажется, что я внизу, чтобы другие - наверх! Учти нюанс! Нюансик маленький, но очень! Очень я говорю! Господа, смею вас огорчить, ваше общество подорвало свой вонючий авторитет в моих хороших, в моих добрых глазах! Не могу больше... Я - отчаялся найти среди ваших женщин обладательницу чистого, любящего сердца. Я умру, господа, и будут меня спрашивать боги златовласые голосами лучистыми: " Зачем ты унижался перед ними, зачем тебя никто не любил?". И не смогу я найти ответа на их вопросы. Я затруднюсь в поисках, стану с опущенными ниц глазами и буду непроницаем как время...

Она: А время идёт себе, идёт.

Ядров: Оно никуда не идёт себе, дура моя ясноглазая! Время стационарно, неподвижно, как огромное озеро, высоко, высоко в горах. Столетия держатся державы, сотни столетий - религии... Но время вне этого. Оно вне всего, что нас окружает...

Она: Ты умный, Масик и добрый...

Ядров: А ты глупая и злая! Раньше надо было! Теперь поздно...

Она: Что раньше?...

Ядров: Восхищаться мною надо было раньше. Говорить какой я умный, добрый, удивительный, какой я не похожий на всех остальных. Искать надо было во мне что- то такое, чего нет у других. Ты никогда во мне не искала, а оно есть. Я отличаюсь... И от тебя, шлюха, отличаюсь, и от твоих хахалей - жлобов отличаюсь!

Пауза она наливает, выпивает, встаёт, даёт ему пощёчину...

Она: Чем ты от них отличаешься, недомерок?! Чем ты от меня...?!

Ядров: Тем, что осознаю мерзость свою великую. Величаво и спокойно осознаю. И осознавая, признаю в себе суть сути.

Она: Не обоссысь от своего ссутиного величия, "ссутин сын"!!

Ядров: Я сохранил в себе желание не быть лучше других, а быть лучше себя самого! Я скверен, но я осознаю свою скверну. Кроме того, я сохранил в себе желание любить и быть любимым...

Долгая пауза...

Она: Ну? И чего ты ждёшь, чего ты добиваешься от меня, мудилище?!

Ядров: Скажи мне, малышка... Как раньше...

Она: Что тебе сказать, критинище?!

Ядров: Как ты, любишь меня... Скажи: - " Я люблю тебя ".

Пауза...

Она: Люблю, люблю, люблю!.. Ну и что?! Теперь, тебе легче стало?!

Ядров: Легче... Я ведь есть... Я есть? Тварь ты такая, я есть? Да? Отвечай мне гадина, есть я или меня не существует?! Я не кажусь себе? Я хожу, говорю, и всё это делаю в условиях непригодных для жизни, но я ведь, тварь ты такая, ещё и помню что-то в тебе светлое и чистое. Я же помню, значит, это было! Так?! Было и прошло?! Падаль ты после этого! Падаль, подстилка грязная! Я так... Я же молился на тебя... А ты? Ты жестокая, холодная как холодильник шестикамерный! Айсберг, одна пятая, шестая, седьмая одна сверху... Обломала все мои верхушки. За что ты меня так, любимая?

Пауза...

Пожалей меня, родная... Знаешь, ночами бред срывает одеяло с липкого горла и что-то первобытное шлёт привет с того света а ты... А тебя нет рядом. Тебя нет рядом...

Пауза...

Что же ты молчишь, извращенка? Ты всё время молчишь! Как на допросе! Кукла ты, пустая, бессердечная! Кукла ты сэсэсэровская помойная, да скажи же мне хоть слово в своё оправдание! Хоть, бздони, хоть крякни, утка ты крашенная!!

Она бьёт его табуреткой по голове, Ядров падает без сознания. Долгая пауза...

Она: Это я утка, это я кукла сэсэсэровская?! Это ты пупсик безмозглый, это ты клоун пластмассовый, это ты сущность бессердечная!! Мелочный, мелочный, злобный! Ненавижу тебя, ненавижу нищего, вонючего коротышку!

Замечает у Ядрова в руке скомканный лист бумаги... Поднимает, читает.

Она: "Я бы, наверное, мог сказать: "Любимая, я люблю тебя"... "... Я люблю те метры, в которых ты... проживаешь свою жизнь. Я люблю твои вещи... Твою дешёвую бижутерию, твои мерзкопахнущие кремы, лосьоны, твои турецкие шампуни, твои тупыё дешёвые книжки, люблю телепередачи, которые ты смотришь. А твои тапочки, в которых ты ходишь, люблю особенной любовью, потому, что пахнут они тобой очень заманчиво, как-то по-особому...

Она снимает тапки, смотрит на них, наклоняется, принюхивается, выпрямляется, надевает тапки, читает...

"... Люблю твою синюю чашку, из которой ты пьёшь, твою тарелку, из которой ты кушаешь, люблю твою любимую кассету, которую ты слушаешь, твоего слоника, который стоит у тебя на полочке, и полочку, на которой стоит твой слоник... И кроватку твою люблю, и твой шкаф, и шляпки твои, их у тебя три штуки - зелёная, синяя, чёрная, фиолетовая, оранжевая и жёлтая... Ещё есть бежевая, красная, белая и цвета бордо... Ты их, почему-то, не носишь..." Кретин, бордо - берет! Берет а не шляпка!.. "... Твои платочки, твои шарфики, туфельки, трусики, лифчики, чулочки... На тебе. Очень люблю твой зонтик, вернее, то, как ты его держишь своей ручкой, своими пальчиками... Да, любимая, я мог бы тебе сказать. Я мог бы... Нежная моя, желанная моя, родная...".

Пауза... Она роняет записку на пол...

Бездарно, безграмотно, пошло... Ты же садист, ты мучитель! Я так ждала тебя, твоих писем! Как я ждала тебя! Тебя одного, а ты бросил меня, забыл обо мне, о моей любви. Ты ничего не понял. Ты использовал меня, как тебе хотелось и ничего взамен, только картины свои дурацкие дарил, симфонии свои идиотские посвящал!

Рыдая, убегает за дверь...

Звонок - резко три раза... Ядров очнувшись...

Ядров: Кто там?..

(Звонок - резко три раза...)

Кто там?..

(Звонок - резко три раза...)

Кто там, я спрашиваю?!..)

(Долгий звонок...)

Объявление о сдаче комнаты, было опубликовано пять лет назад! Вы опоздали, комната не сдаётся!

(Звонок - резко один раз...)

А я говорю, не сдаётся!

(Звонок - резко два раза...)

Не сдаётся!!

(Звонок - резко три раза...)

Я же говорю... ! Конечно, конечно... Я всё понимаю. Бо, это твоя комната. Бо приходит один раз в жизни, но, знаешь, моя мастерская... Где я буду работать? Бо, все мои картины во имя тебя, для тебя... Но, Бо...

(Звонок - жёстко один раз).

Да, но комнаты для тебя нет, там хранятся мои картины, мои ноты... и... Всё! Всё! Всё, я решился. Разговор окончен, проваливай! Проваливай, я не хочу тебя видеть!!

Пауза...

Уходи, Бо... Пожалуйста, уходи...

(Звонок - робко один раз...)

Да... Я понял. Бо, не уходит просто так. Попытки прогнать его, нелепы, смешны. Он никогда не уходит просто так. Если он пришёл - кранты, туши свечи, снимай ласты, отбрасывай коньки... Создать, что-либо путное без Бо невозможно, потому он и приходит... Бо выбрал меня из многих. Мне выпала честь принять у себя Бо! Я прав, Бо? Я верно рассуждаю, Бо?

(Звонок - удовлетворённо три раза...)

Бо, ты слышишь меня! Моё - лучшее и рождено и погребено во мне ради тебя, Бо... И рождено оно от твоего предыдущего погребения Бо, и погребено оно от твоего предыдущего рождения. Ибо Бо есть только - Бо. Скольжение света по поверхности мрака одинаково разрушительно для обоих и для тебя, Бо, и для меня. Но сознание наше никогда не дремлет. Сознание наше не имеет такой возможности!

(Звонок - восхищённо три раза...)

Хорошо, Бо, я открою дверь. И будет свет, яркий свет. Но яркий свет, столь ярок, сколь и мрачен. Он не сможет заставить меня зажмуриться, потому, что когда я открою тебе дверь, я впущу не Свет, но Мрак Твой Светлый. И Ты, - Мой Бо, сотканный из чистого и нечистого, ты благословишь существо моё, и нутро моё содрогнётся, и сила распахнёт плоть мою, и пойму я многое из малого, и предстанет пред миром сем мой гений.

(Звонок - неровно три раза.)

Входи, Бо!

Дверь открывается, входит она. Ядров с воплем падает в обморок.

Она: Очнись, Владилен, очнись сейчас же!!

Тормошит Ядрова.

Ядров: Бо! Он пришёл ко мне!..

Она: Это я, Владилен, это я! Жена твоя возлюбленная, которую ты убил...

Ядров: Я убил тебя. Топором. За ложь твою несусветную, за предательство твоё мерзкое! Я преступил черту, за которой нет человека!... Но это уже не важно, важно то, что там, за дверью, Бо. Он пришёл, он хочет войти ко мне, он желает жить у меня.

Она: Проси не меньше пятидесяти.

Ядров: Пятидесяти чего, дура?!

Она: Бксов не рублей же!

Ядров: Ты хочешь, чтобы я разрешил... А где же я буду творить?

Она: Что творить? Влад, что с тобой?

Ядров: Мои картины, мои рисунки, мои эскизы, чёрт подери! Всё не поместится в одной комнате!

Она: Влад, у тебя ничего не осталось. У тебя нет картин. У тебя нет ни картин, ни рисунков, ни нот...

Ядров: Куда же всё подевалось?...

Она: Сгорело. Ты порубил всё этим топором, вынес во двор и спалил. Я просила тебя, умоляла! А ты... Ты не слушал, ты всё сжёг, а потом ты убил меня - отрубил мне голову. Ты очень жестокий человек, Влад.

Ядров: Я не человек. Да... Голову... Твои глаза, я их нарисовал, я смог... Когда это случилось? Я всю жизнь свою работал над своими замыслами, всю жизнь свою воплощал, а потом взял и спалил? Когда же я успел?

Она: В прошлом году. Когда пришёл Бо, а я его не впустила.

Ядров: Ты не впустила Бо? Как ты посмела?..

Она: Бо пришёл и сказал: - " Бо", а ты сказал: - " Бо".

Ядров: Я сказал: - " Бо"?!!

Она: Тебе надо поспать, ты всю ночь на ногах...

Ядров: Да... Я не спал вовсе. Я пытался уснуть. Пытался, пытался. Пытался, пытался, пытался... Я пытался уснуть. Сон взял меня своими опухшими лапами и бросил в бездну разноцветнейших звуков, я летел, летел, летел... Но когда звуки стали нестерпимо яркими - до боли, я проснулся. Оказалось - комар. Он пытался пролететь сквозь стекло. Пытался, пытался, пытался... Пытался пролететь. Я прихлопнул комара и в тот же момент понял, сейчас придёт Бо и прихлопнет меня.

Она: И что?...

Ядров: И пришёл Бо. Стоит за дверью.

Она: Почему бы ему ни открыть?

Ядров: Дура, он сам откроет, если захочет. Он же - Бо!

Долгий звонок...

Опять...

Она: Что опять? Что?!!

Ядров: Не бейте, не надо! Не надо... Где я, какой сектор? Где я? Какой сектор?!

Она: Ты дома, Масик... Тебя выписали.

Ядров: Я...

Она: Ты упал, Масик. Лампочку вкручивал и упал. Головой вниз. Рыбкой

Ядров: Рыбкой?

Она: Дельфинчиком, я так испугалась.

Ядров: А лампочка?..

Она: Ты успел, масик, ты её вкрутил. Ты храбрый, масик. Ты храбрый и ловкий. Как Маугли на ветке.

Ядров: Никому не понять на сколько я одинок, даже тебе. Меня перестали любить голуби. Смотри рука - ка, плечё - чё... Пальцев пять, ногти, ладонь - донь - донь... упругая. Кожа жи жи живая я кожа. Локоть... Я мясо, которому бывает больно. Ещё спина - на, ноги - ги, голова... У!.. О!.. А!.. Я мясо или не мясо? Я - мясо... Потому меня перестали любить голуби. Они человеков любят. Ме няпере сталилю бить голуби. Мен япер естал илюб итьго луби. Луби - луби - луби... Я мясо, я больное мясо. Какая жалость. И листья, уж, не говорят со мною. Уж... Не говорят, не говорят. Не читают мне стихов своих зелёных. Сектор - "БЭ"... Сектор что надо. Читали, надиктовывали... Там тихо - для тихих. Там хороший сектор. Надзора нет. Я там всё записывал, записывал. Надзора нет. Сектор - "А" плохой сектор. Там плохо. Очень, очень. Зачем меня перевели к буйным? Я ведь тихий... Я тихонько, тихонечко, потихоньку. Мышкой, мышонком, мышоночком. Зачем меня водили ссать под конвоем?! Зачем? Не хорошо это, господа!.. Листья мои листочки... Милые, они не разбирают - где плохо, где хорошо... Где, где... Диктуют всё, красивое такое, а писать нельзя, и нечем, и нельзя... Нельзя. Да... Да и нечем. Я помнить пытался. Мало запоминалось. Лежал одиннадцать раз под крестом. Знаешь, как это под крестом? Сульфазином дырявят задницу. Сульфазином... Встать невозможно, сульфазином. Голова сульфазином во всю подушку и будто пытают, пытают, пытают... Так и пытают сульфазином. До души не добраться. Клю - клю? Сидишь и кланяешься... Клю - клю. Гули, гули... Гули, гули... А листья не понимают и шепчут, шепчут, надиктовывают. Я очень боялся сульфазина. Боялся креста. Я не шумел, я только читал стихи... А доктор на крест меня - для профилактики. Полтора кубика в четыре точки. Доктор добрый, ходит и шутит так искоса: " Сульфазинчика в жопень красавчику". Четыре точки по полтора кубика. Клю - клю, клю - клю... И не человек ты сульфазином, ты мясо третьего сорта, суповой набор.

Она: Ты теперь дома, масик.

Ядров: В каком секторе моё мясо?

Она: Ты не мясо, масик.

Ядров: А листья? Они дома?

Она: И листья дома, и веточки, и корешки...

Долгий звонок...

Ядров: Слышала? Бо вернулся. Значит, ещё есть шанс. Я опять стану трудиться, непокладая рук, мир восхитится моими творениями. Меня перестали любить листья, теперь на меня начнут гадить голуби.

Она: А мы спрячемся, масик.

Ядров: Голуби хитрые, они найдут и обгадят.

Она: Мы хорошо спрячемся.

Ядров: А они хорошо найдут и хорошо обгадят. У нас в доме совсем нет добрых, ласковых домашних животных.

Она: А хочешь, масик, мы собачку заведём.

Ядров: Нет, не заведём. Собачку надо выводить на улицу, чтобы она посрала.

Она: тогда кошечку. Хочешь, кошечку заведём?

Ядров: Не хочу, не заведём. Кошечка сама срёт где хочет, от этого весь дом воняет!

Она: А хомячка?

Ядров: Хомячка?

Она: Маленького

Ядров: Если он очень маленький, то он мало срёт.

Она: Он такой маленький, маленький. Ушки у него так - трим - трим - трим.

Ядров: Трим - трим - трим ?...

Она: И хвостик у него так трум - трум - трум...

Ядров: Хвостик... А лапки?

Она: А лапками он чешется, чешется, чешется.

Пауза...

Ядров: Этот хомяк больной и заразный.

Она: Кто заразный, почему заразный?

Ядров: Хомяк твой.

Она: Почему это мой хомяк заразный?

Ядров: Ты сама сказала, что он чешется...

Она: Мой хомяк здоров. Пахать можно на таких хомяках.

Ядров: Чего ж он тогда чешется?! Ты думала, ты анализировала?!

Она: Зачесалось!

Ядров: Никаких хомяков! Никого не заведём! Ни хомяков, ни крабов, ни черепашек!

Она: Значит, черепашки тебе тоже не нравятся?

Ядров: Черепашки?.. А они не чешутся...?

Она: У них панцирь.

Ядров: Где... у них панцирь?

Она: Везде.

Ядров: И ноги тоже?!

Она: И ноги, и руки, и голова!

Ядров: Как же они будут размножаться?

Пауза...

Она: Голуби обязательно будут на тебя гадить. Обосрут тебя как памятник!

Пауза...

Ядров: Мы не заведём.

Она: Я заведу! Лично! Стадо голубей, и они будут гадить тебе на голову!

Ядров: Я спрячусь!

Она: Голуби хитрые - хитрые, они везде найдут! По запаху, по отпечаткам пальцев! Пойдут по следу, подкрадутся незаметно и обделают до пяток...

Ядров: Я замету следы, я замаскируюсь!

Она: Они всё равно найдут, выследят, вычислят по фамилии!

Ядров: А я убегу, я очень быстро бегаю...

Она: У них крылья, они догонят! Догонят и обгадят...

Ядров: Заткнись! Ты что себе позволяешь?! У меня два высших! Я... Я... Что со мной?! Что со мной?!! Я болен, я болен, я болен... И и стихи мои больные, и картины, и музыка... Ничто не жалко так, как музыку. Она, как ребёнок. Маленький ребёнок. Я один без неё, и она одна без меня. Шёрсткою вверх - вниз, вверх - вниз. Что я могу? Где мне взять симфонический оркестр, литавры, валторны как тюльпаны? Что я могу, кому? Потому и недостатки оркестровки. Послушай! Послушай моё новое произведение...

Заводит метроном "на 120", отпускает... Пауза.

Она: Слышу.

Ядров: Тебе нравится?

Она: Потрясающе!

Ядров: Нравится?

Она: Просто потрясающе!

Ядров: Значит - нравится?...

Она: Очень потрясающе!

Ядров: Потрясающе, говоришь?

Она: Ты что оглох?!

Ядров: Нравится тебе значит...

Она: Если бы нравилось, я бы сказала: - " Нравится", а я говорю: - " Потрясающе"!!

Ядров: Потрясающе до усёру! До усирачки!! А музыки-то нет! Нет музыки! Ты же глухая, ты как все! Ты тупая как валенок сибирский! Ты же притворяешься всё время, поддакиваешь мне, а глухая как пень древний! Пень пнём! За кретина меня держишь, за шизанутого?!!

Она: Да пошёл ты, знаешь куда, со своей грёбаной музыкой?..

Ядров: Куда? Ну?!.. Куда мне идти? Отвечай, договаривай сучка!..

Она спокойно подходит к Ядрову, привлекает его к себе долго говорит ему что то на ухо... Ядров тихонько смеётся, после чего Она говорит ему ещё "что-то", целует и уходит в дверь. Ядров стоит "громом поражённый". Пауза. Ядров с рёвом хватает топор и бежит к двери. Громко звенит звонок... Пауза.

Ядров Владилен слушает вас с вниманием. Очень.

(Звонок повторяется...)

Хозяйка подойти не может.

(Звонок повторяется два раза...)

Как спит?.. Крепко она спит. Как суслик.

(Звонок повторяется три раза...)

На ковре она лежит. В соседней комнате. Одна. Без меня. Я не лежу рядом с ней. (Звонок - робко один раз...)

Да... Очень живописно. Она пришла довольно поздно, вернее - рано. С рассветом. Помню, рассвет вот - вот забрезжит, а я сижу и мучительно надеюсь.

(Звонок - вопросительно один раз...)

А глаза у неё...

(Звонок - восхищённо три раза.)

Нет, что ты! Гараздо краше. Если бы я всю жизнь свою рисовал эти глаза... Так и не удалось бы. Жалкое подобие. Слишком много в них было жизни.

(Звонок - возмущённо три раза...)

Нет, теперь моя жёнушка не проснётся. Никогда.

(Звонок - возмущённо семь раз...)

Не сметь! Не сметь соваться в мои дела! Я раскусил тебя, я разгадал твой замысел, ты хочешь уничтожить мою музыку, мою жизнь! Я никогда не впущу тебя в свой дом! Ты же камня на камне не оставишь, всё смешаешь с дерьмом!

(Звонок - резко один раз...)

Вон пошёл! Я знать тебя не хочу. Ты ничто, а я есть! Я - есть, я существую и не нуждаюсь в твоём присутствии! Ты слышишь меня, Бо?!! Я не нуждаюсь, и никогда не нуждался в тебе!..

Тишина... Ядров, кидает топор на пол, идёт к тазу, снимает кепку, берёт горчичник в руку.

Не помогло.

Бросает горчичник в таз с водой. Входит человек в костюме. Звучит музыка Шумана...

Человек в костюме: В1854 году 10 февраля тяжелейший приступ болезни Шумана. Его мучают слуховые галлюцинации, он слышит то непрерывающийся звук, то странно прекрасную музыку.

Ядров: Во сколько это случилось?..

Человек в костюме: Это было вечером, между 6 и 7 часами. Он улыбнулся Кларе и с большим усилием обнял её.

Ядров: Бедная Клара...

Человек в костюме: Он не мог больше управлять своими движениями.

Ядров: Он умер? Отвечай немедленно, он тоже умер?! Да или нет?!!

Человек в костюме: Увы, Шуман умер... В возрасте 46 лет. Его похоронили на кладбище в Бонне.

Ядров: В Бонне...

Музыка затихает. Пауза...

А меня где похоронят?

Человек в костюме: Участок номер 3,7,2,2 дробь 92723, Ху.

Ядров: Чего молчишь...? Говори, не бойся...

Человек в костюме: Участок номер 3,7,2,2 дробь 92723, Ху.

Ядров: Чего молчишь? Тоже глухой?

Человек в костюме: Участок номер 3,7,2,2 дробь 92723, Ху.

Ядров: Я что, тайну государственную спрашиваю? Я же не спрашиваю - когда и почему! Где?! Всего то - ГДЕ! Где меня похоронят?!

Человек в костюме заводит метроном...

Человек в костюме: Владилен Ядров, завтра, днём, не далеко от автобусной остановки, ты споткнёшься, упадёшь, ударишься головой и потеряешь сознание. Люди будут проходить мимо, никто не обратит на тебя особого внимания. Мало ли алкашей валяется на дорогах. Когда же, от переохлаждения организма, с тобою случится неприятность, ты, на некоторое время, придёшь в себя. Очнувшись, ты обратишься к мальчонке, годков двенадцати. Он будет стоять рядом с тобой, в руках у него будет твоя сумка. Ты скажешь: - " Мне холодно...", протянешь к нему руку и опять потеряешь сознание. Мальчонка снимет с твоей руки часы, возьмёт твой кошелёк и пойдёт за пивом. Через сорок восемь минут твоё сердце остановится. Похоронят тебя на кладбище за городом. Участок номер 3,7,2,2 дробь 92723, Ху.

Ядров: Ладно, не хочешь, не говори. А жену мою любимую, девочку мою ненаглядную? Молчишь? Тело её плачет, а слёз нет. Высохли все. Нет слёз в глазах её... Нет у неё, бедной даже возможности оплакать меня. Я убил её.

Человек в костюме: Ты никого не убивал. У тебя никогда не было жены, тебя никто никогда не любил, и ни кто не будет о тебе плакать.

Пауза...

Ядров: А мама? Мама любила меня?

Человек в костюме: Любила.

Долгая пауза...

Ядров: Мама любила меня... Какое счастье...Знаешь, мама мне пела песню такую... Там слова такие: - " Спи, моя радость ..." Мне очень нравилось. Я бы так хотел, чтобы она... ещё раз. Один разик...Можно?..

Человек в костюме: Один разик - можно.

Ядров улыбается, ложится на пол, потом сворачивается "калачиком" и закрывает глаза. Так и лежит, улыбаясь, с закрытыми глазами. Человек в костюме останавливает метроном. Звучит колыбельная - "Спи, моя радость, усни ..."

( Влюблённым посвящается... )

Волконский Вячеслав

.