Тимм Алексей

ТРИО ДЛЯ КЕНГУРУ

комедия-мелодрама киносценарий

интернет публикация подготовлена при помощи Анны Чайки

Европейская столица, — чистая и пустынная в этот ранний час. Умытые тротуары, умытые витрины, умытая разноцветная черепица крыш. И тишина...

Современная типография. Грохот.

По транспортной ленте к брошюровочному механизму плывут пухлые, ещё пока «голые» тома книг.

Автоматика с чудовищной скоростью облекает их в яркие эффектные обложки. И на последней странице этих мягких обложек мелькают фотография и английское имя автора — Алек Голд. С фото на нас взирает породистый худощавый господин с элегантной проседью в шевелюре.

Чья-то рука снимает с транспортера том...

Руки засовывают том книги в плотный конверт...

Российская типография с допотопным оборудованием.

Пресс-резак подравнивает края свежесброшюрованных книжек в мягких обложках.

На обложках — какая-то страшная картинка и русский шрифт:

«ДЖЕК ДЖАКЕТТ. КРОВАВАЯ МЭРИ»

Европа. За «французскими» окнами столовой в просторном и богатом доме начинается новый день.

Хозяин дома — знакомый по фотоснимку писатель АЛЕК ГОЛД и его супруга ИРЕН — женщина, ещё не утратившая красоту и стиль — завтракают в молчании по разные стороны очень длинного стола.

Ирен бросает то ли ожидающие, то ли виноватые взгляды на мужа.

Но Алек эти взгляды не замечает. Замкнувшись на своих мыслях, он ест бысто, чисто автоматически, в чётком, почти аттракционном ритме.

Ирен решается, наконец, и нарушает это ритмичное позвякивание ножей и вилок.

ИРЕН: Алек...

Голд застывает с поднятой вилкой и приоткрытым ртом. Он растерян.

АЛЕК: Ты хотела что-то сказать, дорогая?

ИРЕН: Я хотела спросить...(Делает усилие над собой.) У тебя есть женщина, Алек?

АЛЕК: Есть. Ты.

ИРЕН: А кроме меня?.. Она бы тебе очень пригодилась сейчас.

АЛЕК: Кто?

ИРЕН: Другая женщина.

АЛЕК: Для чего мне другая женщина?

ИРЕН: Чтобы любить тебя. Говорят, это необходимо каждому человеку.

АЛЕК: (порывисто встает). Бред какой-то! Хуже, чем у меня в романах! Мне вполне достаточно твоей любви.

Супруга прикладывает к губам салфетку и тоже поднимается. Она сочувственно смотрит на мужа.

ИРЕН: Я тебя не люблю, Алек.

АЛЕК: (часто моргает). То есть, как?

ИРЕН: Очень просто. Сто лет назад молодому писателюэмигранту Александру Голодкову нужен был мой отец-издатель... Подожди, не возражай! Ты не был расчетливым подлецом. Судьба естественно свела нас. А теперь... Теперь всё угасло...

АЛЕК: Опомнись, Ирен!

ИРЕН: Слава Богу, у нас нет детей...

АЛЕК: Это оправдание или обвинение?

ИРЕН: Это просто факт...

АЛЕК: Какой кошмар!

ИРЕН: Кошмары — твой жанр...

Женщина разворачивается, выходит из столовой.

Алек Голд потерянно оглядывается. Его глаза останавливаются на бронзовом бюсте Вольтера.

АЛЕК: (бюсту). Скалишься?.. Козлище старый!

На ручных часах Алека срабатывает прерывистый зуммер. Мужчина поднимает запястье и тупо смотрит на циферблат.

Алек Голд выходит из машины и бегом направляется к зданию с многочисленными офисами.

Офис издательства больше напоминает свалку из книг и рукописей.

ШЕФ ИЗДАТЕЛЬСТВА — тучный и абсолютно лысый немолодой господин — энергично отмахивается обеими руками.

ШЕФ: Не, не, не! Сейчас мне не до Ирен!

АЛЕК: Между прочим, она — ваша дочь!

Алек, смахнув с сидения кресла несколько скомканных страниц, усаживается, устало откидывает голову на спинку.

ШЕФ: К черту дочь с её капризами!.. Во-первых, катастрофически падает рейтинг твоего последнего романа...

АЛЕК: (повышает голос). Я — художник. Или считал себя таковым. Но никак не многоборец-легкоатлет, который должен бесконечно бежать и прыгать выше самого себя!

ШЕФ: Ты должен бежать и прыгать, Алек. Иначе — полный сход с дистанции! Но речь не об этом! Есть пункт два! Полюбуйся!

Издатель бросает на колени Алеку том со «страшной» обложкой на русском языке: ДЖЕК ДЖАКЕТТ, КРОВАВАЯ МЭРИ.

АЛЕК: Что это такое?

ШЕФ: Переводная книжечка из Москвы. «Кровавая Мэри». Автор — некто Джек Джакетт.

Алек Голд с недоумением разглядывают обложку.

АЛЕК: Что-то не припомню такого писателя.

ШЕФ: Джек Джаккет — это ты, Сашенька! Это твой новый российский псевдоним! Поздравляю!

АЛЕК: (растерянно). Сегодня решительно — день сюрпризов... Я — не Джек Джакетт. Клянусь Богом!

ШЕФ: Верю. Но мне в руки попался этот шедевр. Сначала я пробежал текст по диагонали. Он показался до боли знакомым. Тогда пришлось проштудировав книгу от корки до корки. И что же выяснилось?

ШЕФ: Это — основательно перелицованный, перемонтированный и изуродованный почти до неузнаваемости наш прошлогодний роман «Безумный Март».

Алек с протяжным вздохом опускается в кресло.

АЛЕК: О-о! Мало того, что у меня спёрли жену...

ШЕФ: Повторяю! Речь сейчас не о женах и дочерях!

АЛЕК: Так ещё, оказывается, грабят моё литературное наследие!

ШЕФ: Нам удалось выяснили координаты пиратского издательства. Эти ребята съели на тебе собаку. Мы же натравим на них целую стаю волков-юристов!

И вновь на руке Голда начинают попискивать часы.

Алек смотрит, как двигается секундная стрелка. Затыкает зуммер. И вдруг объявляет решительно.

АЛЕК: Не надо! Я сам...

ШЕФ: Что «сам»?..

АЛЕК: (резко встаёт). Я сам полечу в Москву!

ШЕФ: Ты с ума сошел!

АЛЕК: (мягко объясняет). Я жажду крови... Разрядки... Мне необходимо хоть куда-нибудь убежать от этой спринтерской дорожки... Ну просто всё осточертело! И надо куда-то деться.

Шеф в возбуждении делает круг по кабинету и останавливается напротив Голда. Его физиономия расползается в улыбке.

ШЕФ: О'кей! Получается сенсация мирового звучания! Ведущий писатель запада Голд вступает в рукопашную схватку со стаей российских медведей от пиратского бизнеса!..

Алек Голд между тем тупо смотрит в бесконечность.

АЛЕК: Папа был прав, когда умолял меня стать врачом-проктологом...

ШЕФ: И... И если ты погибнешь, Саша, — это будет замечательным рекламным ходом!.. Мы с юристом собирались вылететь завтра вечером.

АЛЕК: А я — с утра.

Старый московский район.

Ночью прошел дождь. И теперь в громадных лужах отражается чистое утреннее небо.

Из углового продуктового магазина выходит ВЕРА ЧАУСОВА — хрупкая и довольно невзрачная, вернее — неухоженная женщина в возрасте чуть за тридцать. Одета она во что попало — с турецкой барахолки, а светлые волосы просто стянуты на затылке в хвостик и заколоты старуховским гребнем.

В прозрачном пакете Веры — три апельсина, упаковка кофе в зернах и блок сигарет.

Вера торопливо, не глядя ни на кого, идёт по горбатому переулку.

Женщина сворачивает в тёмную арку и не слишком удачно перепрыгивает через лужу. Обувь, больше смахивающая на домашние тапочки, промокает.

Вера негромко чертыхается, шагает к подъезду, дверь которого сорвана, а рядом громоздится куча строительного песка и свалены кирпичи.

На кирпичах сидит потёртый мужчина с двухдневной небритостью — Владислав.

Заметив его, Вера останавливается. Она не скрывает досады.

Мужчина с виноватой улыбкой встаёт с кирпичей.

ВЛАД: Привет, Вер.

ВЕРА: Здрасьте... Опять проверяешь — не завела ли я кого-нибудь?.. Заведу — тебя не спрощу!

ВЛАД: Убью обоих... Или обеих?.. Как правильно?

ВЕРА: Вали отсюда. Так будет правильно.

ВЛАД: Да я просто с дочкой пообщаться, Вер. Для тонуса и положительных эмоций.

ВЕРА: Сто раз объясняла: Ксюша в пансионате! Дома она бывает только по выходным!

ВЛАД: Одолжи тогда рублей пятьдесят, что ли, или сто. Я возвращу, честное слово...

Вера болезненно морщится, лезет в пакет за кошельком.

ВЕРА: Вот это — весь твой «тонус», весь твой интерес к дочери... Пятьдесят с чем-то. (Протягивает скомканные деньги). На. И проваливай к чёрту... Будем считать, что долг отца и мужа ты выполнил сполна на ближайший месяц!..

В порядочно запущенной комнате с высокими потолками всегда царит полумрак. Поэтому на старинном круглом обеденном столе, играющим роль письменного, горит лампа под стеклянным зелёным абажуром.

На всех поверхностях навалены книги, потрепанные журналы, папки с бумагами. На отдельной полке выстроились семь глянцевых томов русского издания с именем Джека Джакетта на корешках.

Рядом громоздятся потрепанные «мягкие» английские издания Алека Голда.

В свете лампы и на фоне окна плывут сизые нитки дыма от сигареты.

Вера Чаусова, облаченная в какой-то немыслимый мужской халат, смотрит на страницу книги, изданной за рубежом и придавленной бронзовой пепельницей. Вера читает вслух.

ВЕРА: (на английском). «...И тогда тьма, медленно наползающая на улицы и дома, словно поток вулканической лавы, сомкнулась над городом и поглотила его...» (Иронизирует по-русски.) Боже, какая жалость!..

Вера думает, затягивается сигаретой и, нацепив очки, разворачивается к монитору компьютера.

Пальцы её бегут по клавишной доске. Вера диктует сама себе на русском.

ВЕРА: «И тогда свет — чистый и ослепительно яркий, как язык солнечного протуберанца...» (Осекается.) «Протуберанец» как пишется?.. Нет, ну его в задницу, этот протуберанец... «Свет... ослепительно яркий, как выброс первозданной солнечной энергии, заполнил улицы, отразился в окнах домов, в витринах магазинов, в лужах, оставшихся после ночной грозы, и разбудил город...»

Буквы кириллицы покорно и быстро выстраиваются на экране монитора.

Вера отодвигается от стола, потягивается.

ВЕРА: Хрен, конечно, не слаще редьки... Но с «хэппи эндом» будет гораздо лучше, чем у этого писаки...

На экране монитора в конце текста появляется последняя точка.

Неподалеку от здания Центрального телеграфа на уличной площадке «Макдональдса» Вера Чаусова, отодвинув тарелочку с картошкой-фри, выкладывает на столик пару дискеток в прозрачной упаковке.

За действиями женщины наблюдает сидящий напротив чрезвычайно вальяжный и дородный господин — Анатолий Александрович КОТИК.

ВЕРА: Такого римейка ещё свет не видел. Ни одна собака не докопается до первоисточника. Посланец ада в моей версии романа стал грешным, но раскаявшимся ангелом. А главная героиня — шлюха Элеонора — так та, бедная, вообще превратилась в мужика, отставного полицейского.

КОТИК: Ну, отставной полицейский — это не слишком оригинально.

ВЕРА: Жизнь в принципе — не слишком оригинальное занятие. Всё уже было. Рождались, совокуплялись и умирали. Однако, не надоедает, Анатолий Александрович?

КОТИК: О нет!..

ВЕРА: Кстати, где гонорар? По тридцать долларов за стандартную страницу. Итого...

КОТИК: (воровато оглядывается). Я сосчитаю, не волнуйтесь!.. Завтра курьер завезёт вам конверт на дом.

Котик извлекает из портфеля знакомый толстый пакет с книгой.

ВЕРА: Опус номер девять?

КОТИК: Именно. Ещё пахнет типографской краской. Но...

ВЕРА: Что?

КОТИК: Я, если угодно, поставляю оптовый объём халтуры. А всякий опт предполагает скидку.

КОТИК: То есть, надо бы сбросить по пять долларов со страницы. Уж очень возросли суммы взяток всяким чиновникам и прочие типографские издержки.

Вера отхлебывает пепси из бумажного стаканчика, думает пару секунд, а потом решительно выставляет кукиш под нос мужчины.

ВЕРА: Вот вам, а не пять сброшенных долларов, дорогой мой Анатолий Александрович!

КОТИК: Вера, Вера! Тише, на нас смотрят!

ВЕРА: И пусть!.. Интересно, сколько бы пришлось платить вашей конторе за легальные авторские права и легальный перевод? Пятнадцать тысяч? Я сомневаюсь! (Переходит на гневный шепот.) Я — как последняя рабыня — света белого не вижу ради ребёнка, по восемнадцать часов в сутки насилую компьютер, перекраиваю вдоль и поперёк этого долбанного графомана, этого кошмарного «золотого» Алека, которого ненавижу! Где вы его вообще откопали, этого Голсуорси, на какой свалке?.. И всех уже ненавижу из-за этого Стивена Кинга номер два!.. Я в какое-то потустороннее пугало превратилась на вашей «оптовой халтуре»! И что в результате? Мне бесстыже предлагают урезать гонорар?

Анатолий Александрович, не выдержав этого напора, вскакивает, огибает стол и на последних словах Веры зажимает ей ладонью рот.

КОТИК: Всё! Успокойтесь! Я...Я ничего не предлагал!..

Самолёт заходит на посадку в международный аэропорт Шереметьево...

Желтое такси катится по Москве.

Алек, сидящий в салоне, смотрит на циферблат своих часов, потом — на бесконечную вереницу транспорта, на сизые облачка выхлопов. Он шумно вдыхает и торопливо поднимает стекло в дверце.

АЛЕК: «И дым отечества мне сладок...»

Такси прижимается к обочине магистральной улицы. ВОДИТЕЛЬ ТАКСИ выключает двигатель.

ВОДИТЕЛЬ: Это здесь. Как заказывали. Дом номер 17.

За окнами машины — большой магазин «РЫБА».

Алек недоуменно таращится на вывеску, сверяется с адресом на бумажке.

АЛЕК: Кажется, это рыбный магазин.

ВОДИТЕЛЬ: Кажется, да. Но гарантий здесь вам никто не даст... Ни в чем.

Алек придает лицу грозное выражение и ногой пинает в дверь рыбного магазина.

В торговом зале рыбного магазина Алек обращается к МОЛОДОМУ МЕНЕДЖЕРУ.

АЛЕК: Простите... У вас служит некто Анатолий Котик?

МЕНЕДЖЕР: Это мы служим у него.

АЛЕК: Замечательно. Могу я видеть данного господина?

Алек Голд в сопровождении бдительного менеджера минуют бронированную дверь.

Офис Котика оказывается полуподвальным громадным складом, загроможденным коробками и упаковками.

Анатолий Александрович Котик занят тем, что приклеивает к торцам коробок фирменные этикетки чёрной икры.

МЕНЕДЖЕР: Анатолий Александрович!

Вздрогнув всем телом, Котик оглядывается.

МЕНЕДЖЕР: К вам...

Алек с холодной улыбкой направляется к хозяину, лезет в карман.

В руке менеджера каким-то фантастическим образом оказывается пистолет, направленный в спину Голда.

Алек рывком извлекает из кармана визитную карточку и протягивает её Котику.

АЛЕК: Надеюсь, моё имя вам хорошо знакомо...

Котик осторожно берет карточку, скашивается на неё, переводит испуганный и, одновременно, изучающий взгляд на визитера и машет рукой Менеджеру.

КОТИК: Уйди!.. Что за манеры — чуть что — так сразу за пистолет?!. Молодежь...

Менеджер покорно удаляется.

Котик изображает на лице радушную улыбку.

КОТИК: Я счастлив! Ни в каком самом кошмарном сне я не мог увидеть, что вот так запросто встречусь с живым классиком!.. Дорогой господин...

АЛЕК: (перебивает). Только давайте без тарелок с икрой и кренделей на уши! До девяти лет я прожил в Марьиных Рощах и чую лапшу за две трамвайные остановки!

КОТИК: Марьины Рощи... О, наше босоногое детство!.. (Посерьезнев). Прошу к столу.

Он направляется к конторке-выгородке.

И, пока Котик огибает стол, Алек достает из кейса русское издание Джакетта и швыряет на этот стол. Котик вновь вздрагивает, таращится на книгу.

АЛЕК: Узнаёте?.. Прежде чем ехать в инъюрколлегию и прокуратуру, мне захотелось самому кое в чем разобраться.

КОТИК: Вы не знаете специфики современной России, мистер Голд. Разбирательства здесь иногда бывают смертельно опасными.

АЛЕК: (искренне). Мне нечего терять, господин Котик!

КОТИК: Это плохо.

АЛЕК: Хуже не придумаешь!.. Тем не менее, дюжина московских репортеров ведущих агентств мира осведомлена о моем визите в этот райский уголок. Все они с нетерпением ждут вечернего бриффинга!

КОТИК: Да-а?

АЛЕК: Не сомневайтесь.

КОТИК: Я не сомневаюсь. Я просто не понимаю, о чем идет речь!

АЛЕК: Вы все прекрасно понимаете! Даже то, что можете остаться не только без штанов, но и без нижнего белья! Литература — моя жизнь, а вы нагло изгадили её!

КОТИК: Это не я изгадил!

АЛЕК: Кто?

КОТИК: Если не для протокола... Я — всего лишь посредник, мелкий партнер в издательском деле. Мой профиль — рыба!

АЛЕК: Протухшая с головы?

КОТИК: Да погодите! Рукописи под именем Джакетта мне приносит то ли его агент, то ли переводчик. Я оплачиваю работу и отправляю дискетки в издательство, которое расположено вообще в другом государстве!

АЛЕК: Где?

КОТИК: В суверенной Белоруссии.

АЛЕК: Ну, а переводчик или так называемый агент располагается ближе, я надеюсь? Он суверенен не в такой степени, как Белоруссия?

КОТИК: Не знаю. Ничего не знаю! Он приходит сам... По своей инициативе.

АЛЕК: Господин Котик! Думаю, чья инициатива в этом деле, разберутся юристы, прокурор и суд. Тем более, по вашему новому уголовному кодексу, как мне стало известно, выпуск пиратской продукции карается тюремным заключением и конфискацией...

КОТИК: Повторяю! Я — лишь звенышко в цепочке!

АЛЕК: А где её начало?

КОТИК: Ещё в Библии сказано: сначала было слово...

АЛЕК: Адрес словесника!..

Алек Голд стремительно выходит из магазина и направляется к обочине тротуара, вскидывая руку.

Мимо рывками двигается беспросветный поток машин вечернего часа пик.

В подвале-офисе рыбного магазина Котик обращается в телефонную трубку.

КОТИК: Виктор? Ты гонорар переводчице отвез?.. Очень хорошо, повремени с этим. Там у неё русский иностранец с серебристым кейсом появиться должен... Ну, которого мы издаем второй год, а он вместо благодарности грозит судом... Так ты его перехвати как-нибудь на выходе и... Нет, до конца убивать не надо, Бог с тобой! А вот недееспособным следует иностранца сделать. И юридически, и физически недееспособным. Но чтоб без крайностей, чтоб я просто успел с компаньонами проконсультироваться...

На город опускается вечер. Зажигаются огни реклам и фары автомобилей.

Алек Голд, сверившись с записанным адресом, проходит под аркой во дворик дома Чаусовой и направляется к зашарпанному подъезду.

Лестничная площадка.

Алек Голд долго жмет кнопку звонка.

Наконец-то дверь, сдерживаемая цепочкой, приоткрывается, и в щели возникает Вера Чаусова в своем излюбленном мужском халате, с какой-то подсохшей зелёной косметической маской на лице и в чалме из полотенца.

ВЕРА: Привет.

АЛЕК: Привет.

ВЕРА: Давайте.

Она выставляет руку в щель и открывает ладонь.

АЛЕК: Что?

ВЕРА: Деньги, что ж ещё... Странный какой-то курьер. Я вас раньше не видела.

АЛЕК: И я вас раньше не видел.

ВЕРА: Новенький, значит?

АЛЕК: Нельзя утверждать, что совсем новенький. Отчасти уже старенький.

Вера усмехается, снимает цепочку и распахивает дверь шире.

ВЕРА: Я тут раз в жизни за кожей лица решила поухаживать, не обращайте внимания.

АЛЕК: Не буду.

ВЕРА: Короче, вы деньги за римейк привезли?

Срабатывает зуммер в часах Алека. Глянув на стрелки, Алек отключает звонок и «принимает роль».

АЛЕК: Разумеется! Я привез! Много денег. Очень много денег!

Он смело входит и уверенно направляется в комнату, быстро оценивает детали, свидетельствующие о «литературном промысле» хозяйки — книги, рукописи.

Вера фыркает, обгоняет гостя и преграждает ему дорогу.

ВЕРА: Алло! Могли бы разуться, а не тащить грязь ко мне в кабинет.

АЛЕК: Так это ваш кабинет? Гнездо?

ВЕРА: (теряется). А что вам не нравится?

АЛЕК: Всё не нравится... Пишите расписку.

Чуть склонившись у полки, Голд разглядывает корешки собственных книг.

ВЕРА: С каких это пор «черный нал» оформляется документально?

Алек резко разворачивается, направляет горящую настольную лампу в лицо женщины и чуть ли не кричит.

АЛЕК: А, интересно, с каких пор вы, милая леди в маске, занимаетесь гнусным воровством? С детских лет? Или в более зрелом возрасте промысел освоили?

ВЕРА: (прижимается спиной к платяному шкафу). Вы о чем?!

АЛЕК: О том! Самая дешевая проститутка благородней вас!

ВЕРА: (теряется). Почему благородней?!

АЛЕК: Потому что она продает собственное тело! Собственное, понимаете?!.. А вы торгуете моими мозгами, да ещё — в извращенной, вывернутой наизнанку форме!

После короткой напряженной паузы Вера распахивает дверцу платяного шкафа.

ВЕРА: Минуточку... Я сейчас...

Она роется в одежде и внезапно достает из недр шкафа ружьё, направляет его на гостя и щелкает затвором.

ВЕРА: (орет). Стоять!

АЛЕК: (орет ответно). Я и так не лежу!

ВЕРА: Кто вы такой?! Федеральный агент Маудер, мать вашу!? Ведущий телепередачи «Момент истины»?!

АЛЕК: Я — писатель...

ВЕРА: (перебивает). В заднице чесатель!

АЛЕК: Автор вот этих вот книг Алек Голд! Или, по-нашему, Александр Голодков!

Он хватает стопку томов и подбрасывает их вверх. Книги с грохотом обрушиваются на пол.

АЛЕК: А вы их нагло сперли, изуродовали и перепродали!

Вера тихонько охает, но, дабы скрыть испуг и растерянность, энергично переходит в наступление.

ВЕРА: Говно!

АЛЕК: Кто?

ВЕРА: Книги ваши!

АЛЕК: Сам знаю.

ВЕРА: Зачем тогда вопить, будто вас кастрируют?

АЛЕК: (пинает книги). Это было сутью моей жизни.

ВЕРА: Суть жизни — романы ужасов?

АЛЕК: Ужас заключается в том, что иных романов у меня не было!

ВЕРА: Ну вот и валите отсюда! Тоже мне! Прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете!.. Писатель нашелся... (Передразнивает.) «Мрак поглотил город»... Тьфу!

АЛЕК: Не смейте плевать мне в душу! В зеркало лучше на себя гляньте! Вульгарная хамка! От одного вида — не плевать, — блевать хочется!.. Я буду судиться!

ВЕРА: А я — не буду! Мне заказывают перевод всякой дряни, я перевожу! А что дальше — не мое дело! Я — не издатель. Просто кушать хочется иногда! И мне хочется, и дочери хочется!.. Судитесь с Котиком из «Рыбного»!..

АЛЕК: Но...

ВЕРА: Без всяких «но»!.. На выход, отребье эмигрантское! Живо! Стрелять сейчас буду!

Алек, пятится к выходу.

АЛЕК: Припадочная!

ВЕРА: Кошмар ходячий!..

Выскочив следом за Голдом на лестничную площадку, она кричит в темноту, вслед убегающему мужчине.

ВЕРА: Продал родину в трудный час, свалил, где посытнее, а теперь бегает, права качает! Саспенс недоделанный!.. Золотая серия!..

Вера спешит назад в квартиру, бросает ружье в угол коридора, захлопывает дверь и запирает её. Только сейчас становится заметно — как сильно она напугана.

ВЕРА: Во влипла!.. Что ж дальше будет?!.

Взгляд её падает на зеркало в прихожей. Вера отшатывается от собственного отражения.

ВЕРА: Господи, и впрямь — монстр монстром!..

В переулке недалеко от дома Чаусовой стоит двухместная спортивная машина, за рулём которой — относительно молодой человек с модной небритостью —Виктор. Виктор замечает, как из арки двора появляется разгневанный Алек Голд с серебристым кейсом в руке.

Алек озирается по сторонам, явно высматривая такси.

Спортивная машина подкатывает к Голду.

Перегнувшись, Виктор услужливо приоткрывает дверцу с пассажирской стороны.

ВИКТОР: Куда едем?

АЛЕК: Масса адресов.

ВИКТОР: Садитесь...

Скосившись на пассажира, водитель представляется.

ВИКТОР: Меня зовут Витя.

АЛЕК: Витя?.. Виктор. Победитель?

ВИКТОР: Вы — филолог?

АЛЕК: Нет. Я — большой чудак.

ВИКТОР: И, всё-таки, куда, господин Большой Чудак?

АЛЕК: В прокуратуру, разумеется!

ВИКТОР: Прокуроры спят. Не будите спящих...

АЛЕК: (смотрит на часы). Тогда — в хороший отель не ниже четырех звезд...

ВИКТОР: (косится на пассажира). Прибыли на историческую родину? Я не ошибся?

АЛЕК: Как вы догадались?

ВИКТОР: Легкий акцент. Шарм, который не продаётся... Да?

АЛЕК: Что-то вроде. И никакого шарма. Одна мерзость!

Спортивная машина выруливает на улицу и вливается в транспортный поток.

ВИКТОР: Тогда зачем вам отель? Подсунут номер с тараканами и шлюхами и обдерут, как липку.

АЛЕК: Номер со шлюхами исключается!

ВИКТОР: Что так?

ВИКТОР: Без шлюх не обходится ни один отель. Разница в цене.

АЛЕК: Москва хорошеет на глазах!

ВИКТОР: Именно! И дорожает. Но есть прекрасная пустая квартира с холодильником, полным жратвы.

АЛЕК: Чья квартира?

ВИКТОР: Моего приятеля. Сам-то он сидит... За границей, в смысле. В дипкорпусе. А ключи мне оставил — цветочки поливать. Совсем недорого сдам, а утром за вами приеду.

АЛЕК: О'кей! Жмём в прекрасную квартиру!..

Машина въезжает в замкнутый двор огромного «сталинского» дома, тормозит на узкой дорожке рядом с мусорными контейнерами.

Выйдя, Виктор распахивает дверцу с пассажирской стороны.

ВИКТОР: Мы приехали. Расчет — завтра.

АЛЕК: Спасибо за доверие и настоящее русское гостеприимство. Вы реанимируете мою веру в людей.

Алек, подхватив кейс, выбирается из автомобиля.

Они подходят к ближайшему подъезду. И вновь Виктор услужливо открывает дверь.

ВИКТОР: Прошу сюда. Только не пугайтесь, что света мало. Лампочки тырят.

АЛЕК: Я ничего уже не боюсь. Мне терять нечего.

ВИКТОР: Ну, это вопрос относительный...

Пропустив Алека вперёд, Виктор нагибается, подхватывает с асфальта половину кирпича, прячет её за спиной и входит следом.

... Из мусорного контейнера выглядывает потревоженный кот.

Аэропорт.

На освещенную полосу садится самолет зарубежной авиакомпании.

Зал прилета пересекают Шеф издательства в сопровождении долговязого юриста.

ШЕФ: Надеюсь, Алек успел подготовить почву для сенсации.

ЮРИСТ: Я тоже надеюсь. Но при условии, что он жив.

ШЕФ: А почему он должен быть мертв?

ЮРИСТ: У каждой страны — своя специфика. Это — Россия, наконец! И было безумием отпускать Голда одного! У меня — нехорошие предчувствия...

Хлопает дверь темного подъезда в громадном «сталинском» доме.

Виктор бежит к своей машине. В одной руке у него — кейс Голда, в другой — скомканная одежда Алека вплоть до пары туфель.

Виктор зашвыривает всё это в свою машину, садится за руль.

Машина срывается с места и уезжает.

Тянутся несколько секунд полной тишины.

Наконец, с тоскливым скрипом вновь ползет в сторону дверь подъезда и появляется Алек Голд. Он шатается. Из одежды на нем, словно в издевку, оставлен только дорогой фирменный галстук.

И ещё оставлено русское издание мифического Джека Джакетта. Этой книгой Алек и прикрывает низ живота.

Сделав несколько неуверенных шагов, Алек останавливается. Он смотрит на запястье в поисках часов, оглядывает пустой, будто вымерший двор, поднимает глаза и видит полную луну, которая, кажется, злорадно улыбается.

И вдруг Алек начинает выть — протяжно, на одной ноте, как зимний волк, оказавшийся в чужом лесу.

Вслед за котом из мусорного контейнера выскакивают и в ужасе разбегаются кошки.

Оборвав вой, Алек зажимает книгу между коленями, сдергивает галстук и начинает прилаживать его на своих бедрах.

АЛЕК: Черт! Никогда не умел быстро завязывать галстуки!..

Центральная улица.

Спортивная машина прижимается к обочине.

Виктор распахивает кейс Голда, роется в бумагах, потом обшаривает карманы писательского пиджака.

Он находит бумажник, приоткрывает его.

В бумажнике — кредитки и довольно увесистая пачка валюты.

ВИКТОР: Что люблю, то люблю...

Он выглядывает на улицу.

Рядом зазывно переливается огнями вывеска казино.

Алек Голд в набедренной повязке из галстука и с книгой в руке бежит по ночной улице подобно спринтеру.

Он оглядывается, пытаясь остановить редкие машины.

Но машины шарахаются от него, как от прокаженного.

И Алек продолжает бег, при этом умудряясь напевать с отчаянием и, одновременно, с сарказмом.

• «Если б знали вы, как мне дороги
• Эти лунные вечера...»

...Голый мужчина сидит на асфальте, прижавшись спиной к опоре уличного фонаря. Его бьет мелкая дрожь. Тем не менее, Алек с неожиданным интересом читает книгу Джакетта, переворачивает страницу, бормочет, хмыкнув.

АЛЕК: Классный поворот...

Рядом тормозит здоровенная мусоросборная машина, из которой выглядывает ВОДИТЕЛЬ.

ВОДИТЕЛЬ: Эй, мужик! Что случилось?

АЛЕК: (отмахивается). Погоди, не мешай!.. (Опомнившись, вскакивает.) Ограбили меня!

Алек поспешно захлопывает книгу, одергивает галстук внизу живота и с надеждой смотрит на мусорщика.

ВОДИТЕЛЬ: Нормально по нынешним временам. Скажи спасибо — не убили, не трахнули.

АЛЕК: Большое спасибо.

ВОДИТЕЛЬ: Куда везти-то?

АЛЕК: В посольство Англии (?), если можно.

ВОДИТЕЛЬ: В посольство Англии нельзя. Ты, мужик, успокойся, подумай лучше.

Алек думает, напряженно морщась.

АЛЕК: Есть ещё один единственный адрес. Около метро «Кропоткинская».

ВОДИТЕЛЬ: Это реальней... Сколько дашь?

ВОДИТЕЛЬ: Но дома-то деньги есть?

АЛЕК: Дома нет. Ничего нет. Вокруг — империя зла!

ВОДИТЕЛЬ: А галстук фирменный?

АЛЕК: Ну! Из лучшего лондонского магазина.

ВОДИТЕЛЬ: Оно видно... Короче! Я тебя отвожу на Кропоткинскую, а ты мне — галстук.

АЛЕК: Так ведь я тогда совсем без всего останусь!

ВОДИТЕЛЬ: Плюс — трусы с меня. И — замётано.

АЛЕК: Трусы с вас — это предел мечтаний! Замётано!..

Он бросается к мусоровозке и карабкается в высокую кабину.

Казино.

Чуть слышно звучит плавная музыка.

Скачет шарик в крутящейся рулетке.

Солидные и не слишком солидные мужчины взирают на игровое поле.

Среди игроков выделяется Виктор в пиджаке Голда, который ему чуть не по размеру. Глаза Виктора азартно блестят.

Вращение колеса замедляется. Шарик останавливается.

Виктор издает победный клич, вскидывает руку и ударяет себя по локтю.

ВИКТОР: Снова взял!..

На руке Виктора срабатывает зуммер часов Голда. Виктор с улыбкой жмет кнопку отбоя, поднимает с пола полиэтиленовый пакет, полный игровых фишек.

Крупье пододвигает ему новую порцию выигрыша.

Закусив губу, Виктор думает. И не ссыпает фишки в пакет, а вновь передвигает их на сектор.

Темный двор перед домом Чаусовой.

ВЛАДИСЛАВ — отставной муж Веры — с хмельной сосредоточенностью расстеливает газету на стопке кирпичей, усаживается на них и извлекает из кармана недопитую бутылку.

Однако, шум остановившейся за подворотней машины заставляет его бутылку спрятать. Слышно, как кто-то кого-то благодарит.

И из темноты подворотни появляется Алек Голд — без галстука, но в чужих трусах чуть ли не до колен и с неизменной книгой.

Не заметив Владислава, Алек направляется к знакомому подъезду.

В комнате Веры мерцает монитор компьютера.

Чаусова — теперь без маски и с расчесанными волосами — стучит по клавиатуре, диктуя сонно себе под нос.

ВЕРА: «Ошметки серого вещества, похожего на мозги, свисали с потолка и каменных стен...» Мозги со стен могут свисать? Могут при желании... «С каменных стен»... У меня они тоже свисают...

Настойчивый звонок раздается в двери.

Вера разворачивается, порывисто встает.

ВЕРА: Сейчас я этого подонка-Владика пристрелю!..

Она проходит в прихожую, смотрит в глазок, отшатывается.

ВЕРА: О-о-о!..

И автоматически отпирает дверь.

На площадке смущенно переступает с ноги на ногу полуголый Алек Голд.

ВЕРА: Вы что — демонстрацию проводите? Будто вас здесь раздели?

АЛЕК: Меня раздели. Но не «будто», а по-настоящему.

ВЕРА: Какой ужас...

АЛЕК: Ужас — мой жанр. Кстати, я прочел страниц двадцать вашего Джакетта. Из середины. И, знаете, там есть пара шикарных ходов! Даже интересно стало — что дальше будет.

ВЕРА: Что ж не прочли дальше?

АЛЕК: А дальше меня мусорка подобрала. Можно войти?

ВЕРА: Больше некуда?

Алек лишь разводит руки.

ВЕРА: Входите...

Чаусова ещё раз окидывает взглядом Алека с головы до ног.

ВЕРА: Писатель...

АЛЕК: Увы... Можно пройти дальше?

ВЕРА: Минуточку...

Приняв некое решение, Чаусова быстро направляется в комнату и возвращается с листом бумаги и авторучкой.

ВЕРА: Пишите расписку.

АЛЕК: А?

ВЕРА: «Я — такой-то сякой-то — не имею к Чаусовой Вере Дмитриевне никаких финансовых и творческих претензий...» Ну и всё остальное, имеющее отношение к авторским правам.

АЛЕК: (берёт перо и ручку). Вас зовут Вера Дмитриевна? А меня...

ВЕРА: Как зовут вас я знаю слишком хорошо! С избытком, можно сказать!

АЛЕК: Но ведь это шантаж, Вера Дмитриевна.

ВЕРА: Если шантаж — катитесь в другое место.

АЛЕК: Мне холодно, и я проголодался. Наконец... В таком вызывающем виде — без штанов, без часов — мне некуда катиться!

ВЕРА: А ко мне, значит, можно в таком виде?.. Вы поступаете вызывающе. И я поступаю вызывающе. Пишите! Или...

АЛЕК: Я уже пишу, уже пишу! Если можно — к столу? И халатик бы какой-нибудь самый ненужный...

ВЕРА: Сначала — расписка, потом — халатик. Единственный. Халатик бывшего супруга.

По темной лестнице подъезда поднимается ВЛАДИСЛАВ. Он останавливается перед незапертой дверью квартиры, прислушивается, с хмельной уязвленностью шмыгает носом.

ВЛАДИСЛАВ: Извращенец!.. За квартал разделся!..

В смежной маленькой спальне Вера заканчивает переодеваться в джинсы и блузку. Подхватив старый мужской халат, она переходит в комнату-кабинет.

ВЕРА: Бумажка готова?

Алек Голд торопливо подписывается на листе.

АЛЕК: В расчёте на чашку горячего чая я наделил вас эксклюзивными правами на перевод своих романов.

ВЕРА: Быстро же вы сдаёте позиции...

АЛЕК: Меня ударили кирпичом по башке. И система былых ценностей дала трещину...

Алек протягивает бумагу, а Вера — халат. Следует молниеносный обмен.

Алек облачается в этот халат и облегчением переводит дыхание.

АЛЕК: Фу-у... С голым человеком можно делать всё, что угодно... Я только сейчас понимаю: после нападения надо было обращаться не к вам, а в милицию.

Вера, пробежав взглядом текст, направляется на кухню и включает электрочайник.

ВЕРА: Не говорите глупостей, Шура. Без документов обращаться в милицию нельзя ни в коем случае.

АЛЕК: Однако, милиция — это логично!

ВЕРА: По милицейской логике они будут долго-долго устанавливать вашу личность.

АЛЕК: Зачем? Я знаю, кто я.

ВЕРА: Счастливчик... Но они должны убедиться.

Чаусова ставит на поднос тарелку с печеньем, ещё какую-то закуску.

АЛЕК: Они должны не убеждаться, а искать мои штаны, паспорт и деньги!

ВЕРА: Какой несбыточный идеализм буржуа!

ВЕРА: Но ведь и в сумасшедшем доме должны быть элементарные правила внутреннего распорядка.

Вера возвращается с подносом в комнату.

ВЕРА: Вы ворвались сюда среди ночи, чтобы поведать мне, как обустроить Россию?

АЛЕК: Нет...

Он смотрит на хозяйку, отворачивается. Замечает, как по полу прошмыгнул таракан.

АЛЕК: Таракан!

ВЕРА: Ну и что же? Ну — таракан... Эка невидаль... Шокирует?

АЛЕК: (улыбается). Нет... Наоборот. Уютно вдруг стало. Как в детстве... У нас в коммуналке тоже были тараканы... За вами ещё чай, Вера.

ВЕРА: Я помню. Чай закипает...

...Между тем ВЛАДИСЛАВ, набравшись мужества, входит через незапертую дверь в прихожую, оглядывается.

В углу прихожей он видит так и неубранное ружьё.

...Вера внимательно наблюдает, как Алек делает последний глоток чая и опускает чашку.

ВЕРА: Вот и замечательно! Я выполнила все условия нашего устного договора и с удовольствием раскланяюсь. Халат и тапочки, господин Голд, можете вернуть бандеролью. Адрес у вас есть.

Алек смотрит на женщину растерянно, хлопает ресницами.

АЛЕК: Э-э... Я, признаться, рассчитывал...

ВЕРА: На что вы рассчитывали? Что я в кроватку вас уложу, а утром подам кофе с горячей булочкой?

АЛЕК: Нет, на булочку я не надеялся, булочка — это слишком. Но... В такое время выталкивать человека на улицу, кишащую бандитами? Не слишком-то милосердно.

ВЕРА: Дикий рынок. Пиратское время. Какое, к дьяволу, милосердие? Мы слишком бедны для сентиментальных соплей.

Алек неохотно поднимается, нервно кутается в халат.

АЛЕК: Значит, единственное, что вам было нужно, это оправдательный документ за моей подписью?

ВЕРА: Разумеется. Ни на йоту больше!.. Кстати, у вас шея голая. Могу добавить косыночку, чтоб вы, не дай Бог, не простудились.

Из свалки тряпок на стуле Чаусова выдергивает платок, подходит к смятенному Голду и умело повязывает платок у него на шее.

Их лица оказываются совсем рядом.

ВЕРА: (чуть смущенно). Классный вид. Все уголовники будут разбегаться в панике.

АЛЕК: Я должен позвонить в посольство.

ВЕРА: Нет проблем.

АЛЕК: И... Мне не нравится эта косынка!

ВЕРА: Косынка замечательная! В тон к вашим трусам.

АЛЕК: Трусы не мои.

ВЕРА: Там более... Хорошо! Не нравится эта косынка, — найдём другую!..

Она начинает развязывать узел платка.

И в этот момент, шибанув ногой о дверь, в комнату вламывается ВЛАДИСЛАВ с ружьём наперевес.

ВЛАДИСЛАВ: О-па! Она его раздевает!..

Вера, вздрогнув, оглядывается, теряется лишь на секунду, потом говорит совершенно спокойно.

ВЕРА: Владик! Он и так раздет! Он таким был с самого начала! Даже ещё более раздетым.

ВЛАДИСЛАВ: Какие твари! Это надо же!..

ВЕРА: Брось ружье, Владик!

ВЛАДИСЛАВ: Вон из моего дома!

ВЕРА: Опомнись! Дом давно не твой! Слышишь? Опусти ружье, мы поговорим спокойно.

Алек делает шаг к бывшему мужу Веры.

АЛЕК: Я вам сейчас всё объясню, любезный...

ВЛАДИСЛАВ: (ревёт). Любезный?!.

Он стреляет вверх.

На стол обрушивается кусок штукатурки и осколки люстры.

Алек бросается к Вере, заслоняя её собственным телом. Но Чаусова отталкивает его и кричит.

ВЕРА: Что ты делаешь, идиот! У нас перекрытия деревянные, трухлявые! Ты сейчас перестреляешь всех соседей сверху!

ВЛАДИСЛАВ: (делает круг по комнате). Я сейчас перестреляю вас!.. Любезные!.. Сейчас перезаряжусь и...

Чаусова тянет Голда к двери.

ВЕРА: Он невменяем. Придётся бежать!

АЛЕК: Терпеть не могу сцены погонь и побегов!

ВЕРА: Речь идёт не о литературе, а о вашей заднице!

ВЛАДИСЛАВ: (продолжает реветь трагически). Ишь, чего удумали! Да ещё в моём халате!.. Дочку, значит, в пансионат, родному мужу — подачки на похмелку, а сама... Ой, какая су-ука!..

Вера и Алек успевают выскочить из комнаты. За их спиной грохочет очередной выстрел. В щепки разлетается часть двери.

Игровой зал казино.

Крутится колесо рулетки.

Игроки неотрывно наблюдают за этим движением.

Виктор, ограбивший Голда протягивает руку за бокалом на подносе, который держит официант.

Колесо рулетки останавливается. Слышен общий досадный ропот.

ВИКТОР: (устало усмехается). Опять я...

За спиной Виктора аплодирует стайка сомнительных дам...

Ночной пустынный переулок.

Вера Чаусова, нахмурив брови и скрестив руки на груди, быстро шагает по тротуару.

Алек Голд в домашних шлепанцах не по размеру и в халате едва поспевает за ней.

АЛЕК: Супруг ворвался как в анекдоте, ха!..

ВЕРА: Никакой он не супруг.

АЛЕК: Вы разведены?

ВЕРА: Официально — нет. Два раза назначалось заседание, но Владик до суда просто дойти не мог. Физически. Я и плюнула.

АЛЕК: Очень хорошо...

ВЕРА: (оглядывается). Чего уж хорошего?..

АЛЕК: (поняв собственную бестактность). Нельзя ли помедленней, Вера? Я рискую потерять обувь.

ВЕРА: Я уже потеряла ночь сна и вышла из рабочего графика!.. Ведь сто раз давала зарок не впускать к себе посторонних! И — на тебе! Снова вляпалась!

АЛЕК: В меня вляпались?

ВЕРА: (останавливается резко) Ну не в этот же фонарный столб!

Голд чуть ли не налетает на неё, отступает назад, разглядывая лицо женщины, необычно высвеченное уличным светильником.

АЛЕК: Так не впускали бы... Открывать дверь вас никто не заставлял.

ВЕРА: Я не о квартире. Я — вообще. Творить добро вредно.

АЛЕК: (ощупывает на себе халат, ворчит). Было бы добро... Этот халат не стоит и доброго слова. Наверно, он пошит ещё до эмиграции моих родителей.

ВЕРА: Однако, вы продали за него все авторские права на русские версии!

АЛЕК: Эка драгоценность!.. Ну, продал. Мне понравилось быть глупым. Голым, глупым, без денег, без документов... Будто заново на свет родился. Рукописи, права на них, вся эта чушь осталась в предыдущей жизни. А сейчас — чистый лист. Нет, правда, мне нравится! Свежее восприятие реальности. Шанс на римейк собственной судьбы.

ВЕРА: (фыркает). Типичный садомазохизм!

АЛЕК: Да нет... Вы не любите?

ВЕРА: Что?

АЛЕК: Пересматривать основополагающие устои?

ВЕРА: (решительно). Нет, не люблю!

АЛЕК: Так дорожите своим... панцирем, своей ракушкой?

ВЕРА: (возобновляет движение) Да! И предпочитаю держать створки этой ракушки захлопнутыми.

АЛЕК: Рискните и приоткройте их. Вдруг внутри — жемчужина?

ВЕРА: Жемчужина — это раковая опухоль малюска!

АЛЕК: Взгляните на всё чуть иначе, Вера.

ВЕРА: Я гляжу! Смотрю и думаю: зачем вы вообще сюда притащились? Чтобы схватить за руку меня? Или Котика с компанией? Неужели вам денег не хватает? Неужели вам покоя не дает какой-то мифический Джек Джакетт?

АЛЕК: Не даёт! Потому что, как оказалось, он пишет лучше меня.

ВЕРА: И пусть себе пишет лучше! Вы — своё, он — своё. Каждый вращается по своей орбите, которые не пересекаются, не мешают друг другу. Зачем надо было сталкивать их?!

АЛЕК: Если честно, я схватился за Джакетта как за повод смыться...

Голд останавливается. Вера — тоже. Она разворачивается к мужчине.

ВЕРА: Откуда смыться?

АЛЕК: Не «откуда», а «от чего».

ВЕРА: От чего?

АЛЕК: От себя. От инерции. От ощущения собственной никчемности.

ВЕРА: Вы — знаменитость. Вы — имя.

АЛЕК: (шепчет). Я начал подозревать, что за этим именем скрывается производитель жвачки для пассажиров в пригородных поездах.

Вера впервые разглядывает Алека с явным и нескрываемым интересом.

ВЕРА: Редкое явление — самокритичный товарищ мужского пола...

АЛЕК: (усмехается). В бурной фазе творческого климакса. (Меняет тональность.) Где-нибудь поблизости у вас есть хорошие знакомые? Или приятели, друзья?

ВЕРА: Для душевного стриптиза нужна публика?

АЛЕК: Я думал, мы идём туда, где можно переодеться взаймы, привести себя в порядок.

ВЕРА: Нет, всё-таки удар кирпича не прошел бесследно для вашего жесткого диска.

АЛЕК: В смысле?

ВЕРА: Программы зависают, золотой мой! В половине третьего ночи я стану будить друзей, чтобы одолжить штаны для классика в жанре кошмара?

АЛЕК: Не станете?

ВЕРА: Не стану!.. (Сердится.) Чего вы таращитесь на меня, как телёнок на мясника?!. Не к кому мне идти! Понимаете? Некуда! Растерялись друзья-приятели! Разбежались! У всех — свои маршруты. И все отвыкли отпирать двери в половине третьего ночи!

АЛЕК: Вы же открыли...

ВЕРА: Сдуру!.. И тогда был всего лишь первый час.

АЛЕК: Так куда же мы двигаемся?

ВЕРА: Я провожаю вас до посольства и — всё. Писатель с возу — кобыле легче. Надо возвращаться расхлёбывать кашу, которую заварил бывший муженёк. К рукописи надо возвращаться. По тридцать долларов за страницу.

АЛЕК: Это гроши.

ВЕРА: Алек, мы говорим на разных языках и без переводчика.

АЛЕК: Как и большинство людей. Жаль...

В будке перед въездом на территорию посольства борется с дремотой ДЕЖУРНЫЙ МИЛИЦИОНЕР.

Выше с противоположной стороны улицы на пересечении с переулком появляются и останавливаются Чаусова и Голд.

Вера кивает в сторону освещенного посольского фасада.

ВЕРА: Это здесь.

Алек выжидательно смотрит на неё.

ВЕРА: Приятно было познакомиться.

АЛЕК: Обоюдно... Спасибо за халат.

ВЕРА: Халат — ерунда. Как никак, вы, в некотором роде, — мой кормилец.

АЛЕК: Ну и?.. Неужели финал?

ВЕРА: А чего тянуть?

АЛЕК: Дуэты так не кончаются.

ВЕРА: Разве у нас дуэт?

АЛЕК: Конечно. Классически предсказуемый. С очевидной взаимной симпатией, которая может перерасти в нечто большее. Вы же профессионально занимаетесь литературой... (Улыбается.) «С первого взгляда они поняли, что любовь, которой оба были лишены, наконец-то ворвалась в их жизнь...»

ВЕРА: Ого! Что-то я не припомню такой свежей фразы в ваших романах.

АЛЕК: Роман с такой свежей фразой только пишется.

ВЕРА: Ваш жанр — ужасы, а не лав-стори. Нельзя в солидном возрасте шарахаться в неведомое. Можно сломать себе шею или, в крайнем случае, быть освистанным.

АЛЕК: Вера.

ВЕРА: Всё, всё, всё! Кому-то почирикать для разнообразия или встряски захотелось, а у меня посуда не мытая, за ребенка не плачено, мужик квартиру из берданки разнёс... Прощайте, господин Голд! Бог в помощь...

Чаусова торопливо разворачивается и чуть ли не бежит назад в переулок.

Алек огорченно провожает женщину взглядом, косится на милицейский пост и, наконец принимает решение, придаёт лицу решительное выражение и, засунув руки в огромные карманы халата, шагает к посольству.

В ночной тишине громко шлёпают по асфальту домашние тапочки.

Этот приближающийся звук выводит дежурного милиционера из полудрёмы. Он в недоумении взирает на довольно нелепую фигуру.

Алек встает перед въездом и с фальшивой небрежностью обращается к дежурному, прибавив себе акцент.

АЛЕК: Отопри-ка калитку, дружище.

ДЕЖУРНЫЙ:. А... А вы — оттуда?

АЛЕК: Откуда ж ещё мне быть? Приступ бессонницы. Пришлось поиметь продолжительный моцион.

ДЕЖУРНЫЙ:. Что поиметь, а?

АЛЕК: Прогулку. Видишь? Вот халат, вот тапочки.

ДЕЖУРНЫЙ:. Вижу. Халат. Тапочки.

АЛЕК: Я гулял, дружище, чтобы заснуть. И видеть сны... А это — проблема, так как совершенно непонятно, какие сны могут присниться в этом сне. Понимаешь?

ДЕЖУРНЫЙ:. А то!

АЛЕК: Так отпирай.

ДЕЖУРНЫЙ:. Щас...

Милиционер жмет какую-то кнопку.

Изнутри территории появляется «ВНУТРЕННИЙ» ОХРАННИК.

ДЕЖУРНЫЙ:. Пардон, этот сэр — ваш?

«Внутренний» ОХРАННИК разглядывает Алека, скептически качает головой.

ОХРАННИК:. Нет. Этот — не наш сэр.

Алек теряет самообладание, бросается к воротам и трясет их.

АЛЕК: Что значит «не ваш»?! Я ваш сэр! Я — гражданин Великобритании!

ОХРАННИК:. Британский паспорт, Пожалуйста!

АЛЕК: Украли!

Тем временем дежурный милиционер выкрикивает в громоздкую трубку.

ДЕЖУРНЫЙ:. Третий пост! Попытка проникновения!

И, бросив трубку, он подскакивает к Голду, пытается оттащить его от ворот.

ДЕЖУРНЫЙ:. Отойди от ограды!

АЛЕК: Позвольте мне объяснить!..

ДЕЖУРНЫЙ:. В сторону! Живо!

АЛЕК: Я — всемирно известный писатель Алек Голд!

ОХРАННИК: (из-за ворот). Первый раз слышу!

АЛЕК: Позор!

Милиционер уже всерьёз начинает заламывать руки брыкающемуся Алеку.

ДЕЖУРНЫЙ:. В сторону, сказано!..

«Внутренний»охранник выскакивает из-за ворот и помогает «наружному».

АЛЕК: Я требую!.. Разбудите посла!

ДЕЖУРНЫЙ:. Щас ты у меня уснёшь!

Он профессионально проводит прием.

И Алек, ойкнув, заваливается на асфальт.

Привлеченная криками, к посту из переулка бежит Вера Чаусова.

ВЕРА: Эй, полегче! Что вы делаете с человеком?!

ДЕЖУРНЫЙ:. Проходите, гражданка!

ВЕРА: Он — автор кучи бестселлеров! Не смейте бить!.. Я знаю его, эй!

ДЕЖУРНЫЙ: (разворачивается). Ах, ты сообщница?

ВЕРА: Отчасти — да! Я — соавтор!

ОХРАННИК:. Придержи и её! Тут целая банда! Союз писателей!..

К месту события, взвывая сиреной и мигая синим маяком, уже катится патрульная милицейская машина.

Дорогой номер в отеле.

Юрист с бокалом в руке совершает круги по старинному ковру.

А Шеф издательства, расположившись около богато сервированного столика, откусывает бутерброд с черной икрой и обращается в телефонную трубку.

ШЕФ: Нет, дочка, в базе данных по всем московским отелям он отсутствует. Может быть, ты знаешь о какой-нибудь дальней родне Алека, у кого он мог бы остановиться?.. Никого?.. Боюсь, тебе придётся вылететь сюда ближайшим рейсом... Ирен! Забудь, пожалуйста, о своих планах! В телерепортажах мне нужна неутешная потенциальная вдова, а не бабенка, которая от сытости прыгает по чужим кроватям!.. Не я циничен! Жизнь!.. К тому же, случись что, права должны перейти к жене, а не к бывшей жене!.. Короче! Сейчас мы поднимем на ноги дежурных в МВД, в посольстве, и к утру волна достигнет апогея. Ты должна быть здесь! Целую. Папа.

Шеф бросает трубку и, отправив последний кусок бутерброда в рот, уступает место юристу.

ШЕФ: Прошу.

ЮРИСТ: (подсаживается и берет бутерброд). В какой последовательности?

ШЕФ: Сначала — наш атташе по культуре. Потом — московские бюро СиЭнЭн, Рейтер и прочие... Потом — заявление в местные полицейские органы с наводкой на пиратов. Репортеры уже будут долбиться к ним параллельно... Бриффинг — в семь утра. Сколько здесь стоит конференц-зал с легким фуршетом?

ЮРИСТ: Сейчас уточню и закажу.

ШЕФ: Поехали!.. Главное, чтоб громыхнуло во всех местах одновременно. И сразу надо печатать тройной тираж последнего романа... Как он называется?

ЮРИСТ: Не помню.

ШЕФ: И я забыл... Чертовщина!..

Отделение милиции.

Под потолком камеры предварительного заключения горит тусклая лампочка, забранная в решетку.

Сощурившись, Алек Голд разглядывает этот тусклый источник света, присаживается на голую лавку и прижимается лбом к стене.

Вера вышагивает из стороны в сторону по тесному пространству камеры, по обыкновению скрестив руки на груди.

Глянув на Алека, она жестко усмехается.

ВЕРА: Плакать хочется?

АЛЕК: Нет. Меня поташнивает. Причем, не образно, а буквально. И мысли какие-то тошнотные.

ВЕРА: Их пробудил кирпич?

АЛЕК: Половинка кирпича.

ВЕРА: Сотрясение мозга, наверное.

АЛЕК: Сотрясение души...

Мужчина смотрит на Чаусову с виноватой улыбкой.

АЛЕК: Остается одно: относиться ко всему с иронией.

Вера встает перед ним, упирается руками в бедра.

ВЕРА: Ах, с иронией, да?!

АЛЕК: Виноват, но... Да! Ведь так или иначе весь этот балаган закончится.

ВЕРА: Ведь так или иначе мы все помрем, да? Чуть раньше, чуть позднее...

АЛЕК: Откуда вы знаете о столь печальной развязке?

ВЕРА: Начиталась всякой хренобени! Напереводилась — во! (Чиркает себя пальцем по горлу.) Мне завтра... Уже сегодня — крайний срок за дочь платить, а вместо курьера с деньгами вы обрушились! Ироничный гражданин мира в трусах от мусоровоза.

АЛЕК: Заплатите позднее...

ВЕРА: Шиш!.. Они — этот пансионат для благородных девиц — сплошные тетки строгих правил! Арендуют флигель в кусковском имении Шереметьевых, файф-о-клоки у них, общение на трех языках...

АЛЕК: Бедный ребенок...

ВЕРА: Но ежели в срок не выложить чудовищную сумму — тебя на чистом русском пошлют куда подальше вместе с не до конца облагороженным чадом!

АЛЕК: И вы терпите?

ВЕРА: Что делать-то? Пусть хоть девочка иначе проживет, чем я.

АЛЕК: Это заблуждение. Оглянуться не успеете, — дочь выскочит замуж за какого-нибудь долдона и... Великосветское воспитание ничего не гарантирует.

ВЕРА: Хватит каркать, инвалид! Наш, как вы изволили выразиться, дуэт становится бессмысленным!

Она возобновляет движение по камере. Алек встает и начинает кружить вместе с Верой.

АЛЕК: Мы похожи на кенгуру...

ВЕРА: Кто?

АЛЕК: Люди... Я только сейчас догадался! Точно! У нас есть невидимые сумки... Где-то здесь, в области то ли живота, то ли души... Их теплое содержимое придает жизни смысл. Но у большинства особей эти сумки, оказывается, пусты.

ВЕРА: Больной человек! Возвращайтесь на нары и примите горизонтальное положение!

АЛЕК: (не слушая) Именно на нарах, вот только что, в этой вонючей камере я искренне захотел понять: а что вообще имеет смысл?.. Вера! Как по-вашему — что? Карьера? Дорогой пансионат для ребёнка? Счет в банке? Президентство?

ВЕРА: Не знаю, отстаньте! В самом-то деле! Нашли место для философских вывертов!.. Чего вы хотите?

АЛЕК: Заинтересовать вас собой. В момент полнейшего раздрызга...

ВЕРА: Не получится! Бес-смыс-лен-но! Я делала свою халтуру, могла свести концы с концами, а это по нынешним временам — не мало! И в этом был смысл. Я была счастлива. Ещё несколько часов назад я была счастлива! Есть дочь, есть заработок, есть расписка от живого классика, что он не потянет меня ни в какой суд...

АЛЕК: Кстати, эта расписка не имеет никакой юридической силы.

ВЕРА: Что?

Она останавливается, забыв закрыть рот.

АЛЕК: Алек Голд не является единственным владельцем ни того, что им написано, ни того, что будет написано. Он продан на корню с кишками и мозгами, которые обязаны выдавливать из себя по роману каждые полгода.

ВЕРА: Правда, что ли?..

АЛЕК: Ага...

ВЕРА: Бедненький... Мерзавец! Убить вас мало за такое дешевое кидание!

АЛЕК: Сделайте милость, Вера Дмитриевна. Убейте. После удара по башке мне действительно хочется помереть.

Лязгнув замком, в камеру заглядывает лейтенант милиции.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Эй, соавторы!..

Голд резко разворачивается к милиционеру, только сейчас осзнав его присутствие.

АЛЕК: (агрессивно). Тебе чего?

ЛЕЙТЕНАНТ: (растерянно). А тебе?..

АЛЕК: Мне — представителя посольства. Адвоката. Немедленно! Потом женщину освободите, она совершенно ни при чём. Я, как бывший писатель...

ЛЕЙТЕНАНТ: (перебивает уже в милицейской тональности). Вот и пиши как писатель.

АЛЕК: О чем?

ЛЕЙТЕНАНТ:. Вопросы тут задаю я!.. О мотивах попытки проникновения пиши! Начиная с даты и места рождения, прописки и отношения к воинской обязанности. И чтоб чистосердечно, без лапши!..

АЛЕК: Вера, надо было пристрелить меня при первом появлении.

ВЕРА: Все мы, к сожалению, сильны задним умом...

Из зала доносится музыка.

В кассе казино автомат с грохотом пересчитывает жетоны, которые всё подаёт и подаёт изрядно выпивший и счастливый Виктор.

В обратном направлении ему пододвигают одну за другой весомые пачки денег. И Виктор забрасывает их в серебристый кейс, бормочет.

ВИКТОР: Что люблю, то люблю. Особенно — на халяву...

ПАРА СОТРУДНИКОВОВ КАЗИНО приближаются к счастливчику через холл и начинают оттеснять его в дальний угол. Тот, что постарше, обращается к Виктору.

СОТРУДНИК:. Уважаемый гость, в целях безопасности наше заведение предлагает доставить вас на дом.

Виктор благодушно отмахивается и суёт ему купюру.

ВИКТОР: Я сам на тачке, дружище. Я сам недавно доставил кое кого на дом, ха!.. Дотяну, не волнуйся.

СОТРУДНИК:. Видите ли, мы не вправе допускать выпивших к управлению автомобилем. Заведение рискует лицензией.

Виктор запирает кейс, набитый деньгами, и отталкивает сотрудникаа, который пытается взять его под руку.

ВИКТОР: Отойди, не гляди!.. Мне не впервой!

Более молодой сотрудник преграждает Виктору путь.

МОЛОДОЙ: Где вы живёте, если не секрет?

ВИКТОР: (морщит лоб озадаченно). Где я живу?.. Планета Земля, пятый этаж, квартира сорок семь!

СОТРУДНИК:. Ваш паспорт, будьте любезны... Мы посмотрим адрес и доставим вас вместе с выигрышем в целости и сохранности.

Виктор автоматически лезет во внутренний карман чужого пиджака, извлекает чужой международный паспорт.

ВИКТОР: Ой, заливаете, ребята!.. Смотрите! Завидуйте! Я — гражданин Советского Союза!

Сотрудник постарше быстро перехватывает паспорт.

СОТРУДНИК:. Советским Союзом здесь и не пахнет...

Виктор, поняв свою ошибку, дергает паспорт обратно.

ВИКТОР: Верни ксиву, начальник! Это не то! У меня другая паспортина есть, в машине осталась!

Однако, сотрудник отступает, листает паспорт. А его молодой напарник удерживает Виктора.

СОТРУДНИК:. Интересный документ...

ВИКТОР: Отдай корочки, говорю! Воровской притон, а не казино! Малина!..

Предрассветный час.

Медленно начинают откатываться ворота посольства.

В машине перед воротами ждет АТТАШЕ по культуре. Он разговаривает по сотовому телефону.

АТТАШЕ: ...Извините, что в такой час, господин министр. Но вы сами однажды любезно дали этот номер в гольф-клубе и разрешили звонить когда угодно... Да, я очень рассчитываю на вашу просвещенность. И заверяю: Алек Голд — действительно звезда в своём жанре, и во многом утирает нос даже американским писателям. А мы с вами, всё-таки, Европа, не так ли?..

Ворота, наконец, открываются.

Машина вкатывает на территорию посольства, но вновь тормозит. Атташе опускает окно, выглядывает, обращается к «внутреннему» охраннику.

АТТАШЕ: И куда вы дели ночного гостя? В психушку?

ОХРАННИК:. Нет, первой приехала милиция.

АТТАШЕ: (шипит). Командос...

Холл отеля. Раннее утро.

К группе репортеров человек из пятнадцати обращается Шеф издательства.

ШЕФ: Надо отдать должное: российские власти моментально отреагировали на происшествие и пообещали не только отыскать исчезнувшего, но и дать настоящий бой местным пиратам. Пираты пошли на абордаж, на гнусное похищение! Мы ответим им встречным огнём!

Лохматый репортер вскидывает руку.

РЕПОРТЕР: Это смешно. Стрелять в тени?..

ШЕФ: У теней бывают адреса. Кое-чем мы располагали...

К Шефу торопливо проталкивается юрист и что-то шепчет ему на ухо. Шеф думает секунду, а потом провозглашает с пафосом.

ШЕФ: Господа, кажется, посольству удалось выяснить, где пребывает Алек Голд в данный момент!

РЕПОРТЕР: И где же?

ШЕФ: В отделении милиции, разумеется...

Группа репортеров приходит в движение, кто-то устремляется к выходу.

Им навстречу двигается жена Алека — Ирен с дорожной сумкой через плечо. Она замечает отца, зовет.

ИРЕН: Папа!

Шеф, прервав интервью какой-то даме с диктофоном, разворачивается, улыбается приветливо.

ШЕФ: Ты весьма кстати, дочка!

ИРЕН: Я — вдова?

ШЕФ: К счастью, нет!

Ирен сбрасывает сумку на пол и протяжно вздыхает. Подскочивший отец обнимает её и целует, шепчет на ухо.

ШЕФ: Улыбнись, чего тебе стоит?.. Улыбнись, глупая женщина! Нас снимают!

Блики вспышек действительно освещают зал.

И Ирен пытается вымученно улыбнуться.

В дежурной части отделения милиции Вера Чаусова — отрешенная и уставшая — сидит на стуле у стены.

За столом Алек Голд отшвыривает ручку, сворачивает лист бумаги пополам и протягивает бумагу лейтенанту.

АЛЕК: Здесь про меня — всё.

Лейтенант полусонно разворачивает лист, некоторое время таращится на него, потом переводит обиженный взгляд на Голда.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Это чистый лист. Пустой!

АЛЕК: Именно. Больше ни прибавить, но убавить.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Вы это... Того! Бросьте, гражданин!

Вера, закрыв глаза, подает голос.

ВЕРА: Он уже бросил.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Что?

ВЕРА: Писать... Исписался.

АЛЕК: Она права.

Голд безучастно разглядывает пальцы собственной стопы, извлеченной из шлепанца.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Кто прав, кто виноват — разберётся суд!.. А тут... Здесь извольте! Без фокусов!..

В дежурку входит ПАРНИШКА-МИЛИЦИОНЕР со знакомым серебристым кейсом и большим пакетом, заполненным шмотками.

МИЛИЦИОНЕР: Слышь, командир...

Лейтенант почему-то вздрагивает и поворачивается.

ЛЕЙТЕНАНТ:. А?

МИЛИЦИОНЕР: Деятеля одного взяли в казино...

ЛЕЙТЕНАНТ:. Почему одного? У нас деятелей много.

Приехавший бросает кейс на стол и вытрясает вещи из пакета.

МИЛИЦИОНЕР: Всё это у него явно ворованное. Валюты — куча. Паспорт — чужой, импортный.

ЛЕЙТЕНАНТ: (стонет). Зачем мне валюта в конце дежурства? Мог бы дождаться пересменки! Тут писанины — до послезавтра!

Алек Голд переводит взгляд от своей ноги на стол. Он видит паспорт в руке лейтенанта. Выражение его лица меняется. И Алек, издав вопль, похожий на крик индейца, огибает стол, выхватывает документ.

ЛЕЙТЕНАНТ: (вскакивает). Э! Держи буйного! Сидеть была команда!..

АЛЕК: (кричит). Это же мой!.. Вы видите?!. Это я! Вот он — я!.. (К фото в паспорте.) Родной ты мой!..

При виде этой бурной реакции Вера непроизвольно морщится, отворачивается.

ЛЕЙТЕНАНТ: (тупо). Ну, вы. Допустим в качестве версии. Что из того?

АЛЕК: Из того — немедленно отдайте мне штаны!

В дежурку заглядывает ЕЩЁ ОДИН МИЛИЦИОНЕР.

ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР: Лейтенант! Из психдома перевозка приехала. Кого отправлять будем?

Лейтенант смотрит на второго стеклянными глазами.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Кто вызывал перевозку из психдома?

ВТОРОЙ: Не знаю.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Кто вызывал, того и отправьте.

ПАРНИШКА-МИЛИЦИОНЕР: Так это вы звонили, при мне. Я точно помню.

ЛЕЙТЕНАНТ:. Да? Значит, отправьте меня. Отосплюсь хоть по-человечески...

Утро. Из подъезда престижного дома группа спецназа в полном боевом облачении и в масках выволакивает насмерть перепуганного Анатолия Котика в пижамной паре.

КОТИК: Это какая-то ошибка, господа!.. Господа! Это...

ОДИН ИЗ СПЕЦНАЗОВЦЕВ защелкивает на руках Котика наручники.

СПЕЦНАЗОВЕЦ: Тамбовский волк тебе господин!..

Котика волокут к припаркованному здесь же бронетранспортёру.

Похожая группа захвата во главе со ШТАТСКИМ ломится в старую дверь квартиры Чаусовой.

Дверь открывает растрепанный и непохмеленный Владислав.

ШТАТСКИЙ: Руки! Быстро!

ВЛАДИСЛАВ:. Куда?

ШТАТСКИЙ: Вверх, куда ж ещё!

Владик поднимает руки. Они у него ходят ходуном — словно он лампочки отвинчивает.

Пара спецназовцев утыкают его физиономией в стену и обшаривают с головы до ног.

ВЛАДИСЛАВ:. Щекотно, ребята!.. У вас пивка, случайно, не найдётся?.. Я... Я стрелял в состоянии аффекта. Исключительно в потолок стрелял!

ШТАТСКИЙ: А чужие романы ты тоже с потолка списывал?

ВЛАДИСЛАВ:. Романы? Какие романы?!. Ошибочка, ребята. Я не то что роман — я собственную подпись написать не могу. Да и не за что расписываться. Дрожание конечностей — во...

ШТАТСКИЙ: (с сомнением). Тогда кто лямбздил интеллектуальную собственность?

ВЛАДИСЛАВ:. Чего?

ШТАТСКИЙ: Кто спровоцировал международный кризис на почве авторских прав и всё наше начальство торчком поставил?

ВЛАДИСЛАВ:. Жена, кто ж ещё.

ШТАТСКИЙ: Где жена?

ВЛАДИСЛАВ:. Гуляет с ночи... Но вы лучше меня возьмите. Сначала — пивка, потом — хватайте меня вместо неё. Добровольно сдаюсь. Можете даже пристрелить при попытке к бегству! А жена... Она, хоть и сукой оказалась, но женщина замечательная во всех отношениях. Большой души человек!

Спецназовцы через разрезы в масках вопросительно смотрят на штатского.

И тот принимает решение.

ШТАТСКИЙ: Этого — прочь. В квартире — засада!..

Отделение милиции.

Чей-то пустой, явно начальственный кабинет с фотографиями на стене всех министров МВД за последние десять лет.

Краем глаза Вера наблюдает, как Алек заканчивает одеваться.

Знакомый парнишка-милиционер вносит поднос с чаем и бутербродами и опускает его на стол для совещаний рядом с серебристым кейсом Голда.

ПАРНИШКА-МИЛИЦИОНЕР: (подобострастно). Прошу, чаёк, закусочка... Команда по телефону пришла...

Не дождавшись ответа, он удаляется на цыпочках, оставив дверь открытой.

Алек накидывает пиджак, одергивает манжеты, разворачивается к женщине со счастливой улыбкой.

АЛЕК: Ну вот и всё! Как мало, оказывается, надо для счастья.

ВЕРА: (иронично). А ты кричал про каких-то кенгуру с пустыми авоськами... Галстука не хватает, только и всего.

АЛЕК: Да, галстук — это единственная серьёзная утрата... (Застегивает часы на запястье.) А в остальном...

ВЕРА: В остальном ты вернулся к самому себе.

АЛЕК: Почти что...

Отхлебнув чай, Голд распахивает кейс, в изумлении разглядывает его содержимое, присвистывает.

АЛЕК: Ого! Этому жулику в игре крупно повезло. Здесь раза в три больше, чем у меня было.

ВЕРА: (отхлебывает чай). Поздравляю с очередным хэппи-эндом. За авторские права в России вышло бы гораздо меньше... Билет обратный цел?

АЛЕК: Да, вот он, в боковом кармашке.

ВЕРА: Чудненько.

Алек только сейчас обращает внимание на тон Чаусовой.

АЛЕК: Зачем иронизировать?

ВЕРА: Оборонительная реакция организма.

АЛЕК: Не понимаю.

ВЕРА: А я понимаю... Страсть нужна голому человеку. И — среди ночи. В утренних лучах солнышка и при штанах эта жажда испаряется за ненадобностью.

АЛЕК: Нет, погоди! Ты поняла совсем не так!

ВЕРА: Так, так. Начинается проза будней. Пойдём отсюда скорее.

Чаусова направляется к двери.

Голд рывком нагоняет её, удерживает, разворачивает к себе.

АЛЕК: Просто выйти, разойтись?

ВЕРА: Чего усложнять? Банальный дуэт исполнен. Солистам пора откланяться.

АЛЕК: Но... Но я, в конце концов... Что, если я успел влюбиться в вас... В тебя... Честное слово! Звучит глупо, однако, это — правда.

Вера с улыбкой отводит глаза от близкого лица Алека.

ВЕРА: Романтическое признание в КПЗ.

АЛЕК: А?

ВЕРА: В камере предварительного заключения.

АЛЕК: Да я, наверно, всю предыдущую жизнь провел в такой камере! В камере предварительного заключения! А нынче ночью — вышел!

ВЕРА: (с усилием). Нынче — уже день, господин Голд. И надо быстрее сматываться. А то они опомнятся и заставят писать какие-нибудь показания, протоколы, аннотации и синопсисы.

АЛЕК: Им позвонили!

ВЕРА: Знаю! И... ничего не знаю! И всего опасаюсь, боюсь!

АЛЕК: За скорлупу ракушки?

ВЕРА: (с убеждением). Это — проверенная скорлупа. Она выдержала не один удар!.. (Усмехается.) Допускаю — речь шла бы только о сексе. Скоротечный пересыпон во время краткосрочной командировки. Это — в русле. А то: «успел влюбиться», «не успел влюбиться»... В нашем-то возрасте? Остается грубый секс. И не для всех, к тому же.

АЛЕК: Какой, к дьяволу, секс?! Я вообще забыл, что это такое и как это делается!

ВЕРА: Я тоже.

АЛЕК: Значит, нам вдвоём будет, что вспомнить.

Вера нервно смеётся.

Внезапно часы Голда начинают противно попискивать.

Смех Веры обрывается. Лицо становится буднично скучным.

Алек смотрит на циферблат, на Веру. Он сдергивает часы, бросает их на пол и давит каблуком, бьёт ногой по корпусу. Зуммер наконец-то затыкается.

Чаусова толкает дверь.

Улица рядом с отделением милиции. Сюда выходит Вера, а следом выбегает Алек Голд.

АЛЕК: Вера! Ещё одна минута! Или пять минут!.. Погоди!

Взвизгнув тормозами, рядом с Алеком к обочине прижимается машина, из которой пулей выскакивает Шеф издательства.

ШЕФ: (вопит). Алек, родной! Этот финт с ограблением делает из нашей рекламной кампании подлинный шедевр!

Вера слышит слова шефа, оглядывается, зло улыбается.

Бегущий к ней Голд останавливается, будто споткнувшись об улыбку женщины.

ВЕРА: Финт на две персоны, да?.. (Машет Алеку рукой.) Продолжайте кампанию в том же духе, сэр!..

Она разворачивается и быстро идет вниз по улице.

Мимо Веры проезжают и тормозят автомобили репортеров.

Шеф хватает Алека под руку.

ШЕФ: Алек, надо вернуться в камеру! Ты был голым, говорят? Придется снова раздеться... Живо, милый! Живо!.. Кстати, Ирен прилетела чуть свет. Слышишь? Ирен! Это твоя жена!.. ( Подбежавшим репортерам.) В сторонку, господа! У господина Голда стресс, шок и синдром заложника!..

Вера Чаусова перепрыгивает через непросыхающую лужу в подворотне и направляется к своему подъезду.

На лестничной площадке женщина роется в сумочке, отыскивает ключи, дотрагивается до двери. И дверь поддается без всякого отпирания.

Вера напряженно вслушивается, медленно толкает дверь дальше.

Прокравшись через тёмную прихожую, Чаусова одним глазом заглядывает в комнату-кабинет.

Человек пять вооруженных спецназовцев, задрав тряпичные маски на лбы, сидят на стульях и диване и увлеченно читают русские романы Джека Джакетта.

Вера чуть не плачет, шепчет.

ВЕРА: Чтоб вы провалились, ребята!..

Так же крадучись, она проскальзывает в туалетную комнату.

...Увлеченные чтением спецназовцы не обращают никакого внимания на шум спускаемой воды. Только страницы шелестят, как в библиотеке.

...Вера роется в карманах одежды, висящей в прихожей на вешалке.

Чаусова выходит на лестничную площадку, осторожно прикрывает входную дверь. Она смотрит на ладонь.

На ладони — несколько металлических рублей.

Вера устало спускается по лестнице, ворчит.

ВЕРА: Действительно! Убить надо было из ревности этого Спинозу-Голсуорси-Маркеса!.. Где Владик? Владика бы просто посадили, а в тюрьме он бы бросил пить... Всё очень гуманно, все спокойны, включая тело писателя...

Машина едет по магистральной улице.

Шеф издательства, сидящий рядом с водителем, оборачивается.

На заднем сидении располагаются Алек и Ирен, разделённые юристом. У обоих супругов — абсолютно отрешенные физиономии. А юрист нейтрально таращится в потолок салона.

ШЕФ: Детки! Почему такие мрачные лица? Наши дела складываются как нельзя более удачно. Эта импровизированная поездка...

ИРЕН: (перебивает спокойно). Папа, заткнись.

ШЕФ: (обиженно) Это ты мне?

ИРЕН: Тебе. Неужели ты не видишь?

ШЕФ: Что именно?

ИРЕН: Алек — другой... От него пахнет, но он... красивый.

ШЕФ: Лирика!

ИРЕН: (юристу). Отодвиньтесь.

Юрист покорно вжимается в спинку сидения.

ИРЕН: Ты хочешь что-то сказать, Алек? И боишься?

Алек впервые осмысленно и с пониманием смотрит на жену и пытается улыбнуться мягко.

АЛЕК: Нет, теперь я не боюсь... Тогда ты была права, Ирен. За завтраком, два дня или сто лет тому назад... У меня есть другая женщина. Теперь у меня ест, кого любить. Я слышал, это необходимо каждому человеку.

ИРЕН: И ты... Ты любим?

АЛЕК: Люблю я. Это гораздо важнее.

ШЕФ: Алло! Можно яснее?! Что сие значит?

АЛЕК: Сие значит, что я схожу с дистанции. Алек Голд приказывает долго жить.

ШЕФ: Саша, осторожней! У нас контракт, твои обязательства!

АЛЕК: Я остаюсь.

ШЕФ: Где?

АЛЕК: Здесь.

ШЕФ: Здесь ты останешься нищим! Юрист растолкует тебе!..

ЮРИСТ: О да! Абсолютно нищим! Неустойка сожрет всё съедобное и несъедобное. Ибо в случае отказа автора исполнять принятые на себя...

ИРЕН: Заткнитесь, пожалуйста.

ЮРИСТ: Пожалуйста.

Он вновь вжимается в спинку заднего сидения.

ИРЕН: (Алеку). Подавать на алименты я не буду.

АЛЕК: Спасибо.

Шеф всерьёз начинает волноваться.

ШЕФ: Брось дурить, Алек! Отоспись, опомнись! Здесь у тебя ничего нет!

АЛЕК: Здесь у меня — Джек Джакетт. Кстати, весьма популярный товарищ. Глядишь — прокормит.

ШЕФ: Безумие!

АЛЕК: Оно закончилось вчера... Остановите машину.

Перегнувшись через юриста, Голд коротко целует Ирен в щеку.

АЛЕК: Извини. Будь счастлива.

Ирен пожимает ему руку, кивает.

ИРЕН: (водителю). Остановите!

Машина сворачивает к обочине. Алек выходит.

ШЕФ: Бред! Через день он опомнится и приползет на животе!..

ИРЕН: А теперь поехали! И быстро! А то я передумаю отпускать без скандала!..

Машина трогается.

Оглянувшись, Ирен смотрит через заднее стекло на удаляющуюся фигуру Алека, оставшегося на тротуаре среди спешащих прохожих.

Вера Чаусова трясётся в троллейбусе.

Здоровенный дядька внезапно суёт ей под нос карточку удостоверения.

КОНТРОЛЕР: Ваш билет.

ВЕРА: (досадует). Нету!

КОНТРОЛЁР: Штраф быстренько готовим тогда.

Рука контролера опускается на плечо Чаусовой. Женщина болезненно морщится.

ВЕРА: Не лапайте! У меня деньги кончились!

КОНТРОЛЕР: В отделение тогда...

ВЕРА: Я только что из отделения!

Троллейбус в это время останавливается.

Вера рвётся к выходу.

КОНТРОЛЕР: (цепляется за неё). Гражданка!..

Блузка на Чаусовой трещит. Тем не менее, Вера выскакивает из троллейбуса.

Вера бежит по улице. Она придерживает наполовину оторванный рукав блузки. И стонет со слезами.

ВЕРА: Да что ж это за роман ужасов бесконечный, Господи! За что?!.

На входе в московскую усадьбу Кусково ПРИВРАТНИК останавливает Алека Голда.

ПРИВРАТНИК: Сегодня музей не работает, санитарный день.

АЛЕК: Я не в музей. У вас детский пансионат должен быть.

ПРИВРАТНИК: Должен быть пансионат.

АЛЕК: Как к нему пройти?..

Алек идет по безлюдному парку.

Реальный мир остался за оградой и вторгается сюда лишь слабыми отголосками проехавшей электрички, шумом транспортного потока.

Из-за дверей доносится детское хоровое пение.

За спиной СТРОГОЙ СЕДОЙ ДАМЫ в подчеркнуто старомодном костюме висит гобелен с пасторальным сюжетом.

Цепким взглядом поверх очков дама ощупывает Голда и начинает перебирать бумаги, разложенные на громадном антикварном столе.

ДАМА: Чья дочь, вы говорите?

Алек на даму не смотрит. Он разглядывает гобелен с пышнощёкими игривыми пастушками и пастушками.

АЛЕК: Дочь Веры Дмитриевны...

ДАМА: Фамилия?

АЛЕК: Фамилию не помню. Она назвала фамилию, когда протокол составляли, но я забыл.

ДАМА: Протокол?

АЛЕК: Протокол... ну, о намерениях протокол!

ДАМА: Вы, случайно, не папа девочки?

АЛЕК: Нет. Я, случайно, не папа девочки. Я вообще не папа. К великому сожалению. Я бы очень хотел им стать.

ДАМА: Поздненько спохватились.

АЛЕК: Благодарю.

ДАМА: Всё странно...

АЛЕК: Помилуйте, что? Странно, что я — не папа? Или, что я деньги хочу заплатить? Ведь, кажется, последний день платежей.

ДАМА: Последний.

АЛЕК: Вот я и хочу вместо Веры Дмитриевны...

Дама отыскивает что-то в бумагах.

ДАМА: У нас одна мамаша с таким именем. Вера Дмитриевна Чаусова.

АЛЕК: Во, во, во! Это она и есть!

ДАМА: И мамаша странная. И ребёнок...

АЛЕК: (начинает терять терпение). Что «ребёнок»?!

ДАМА: Дикий ребёнок... Необузданный. Девочка, например, категорически отказалась петь в хоре и удалилась на территорию.

АЛЕК: Это не криминал. Не поётся человеку.

ДАМА: Вы так думаете?

АЛЕК: Я не хочу думать, леди. Я хочу чувствовать!

ДАМА: (сдергивает очки). Странный гражданин!.. Пройдите в бухгалтерию...

Растрепанная Вера в порванной блузке минует ворота усадьбы.

ПРИВРАТНИК: Женщина! Музей закрыт, санитарный день!

ВЕРА: (отмахивается). Ты-то хоть отстань!..

Алек останавливается на ухоженной аллее.

С краю аллеи около холмика из желтой опавшей листвы сидит на корточках девочка лет семи.

Почувствовав на себе взгляд, девочка поднимает глаза, видит мужчину.

Некоторое время они смотрят друг на друга. Потом, решившись, девочка спрашивает.

ДЕВОЧКА: Дядя, у вас спички есть?

АЛЕК: Не курю... (Хлопает себя по карманам пиджака.) Впрочем, у меня сувенир остался — зажигалка — на память от одного курящего жулика...

Он подходит, протягивает зажигалку девочке.

АЛЕК: А зачем тебе? Надеюсь, ты не собираешься устроить грандиозный пожар?

ДЕВОЧКА: Нет. Всё равно их жгут.

АЛЕК: Что жгут?

ДЕВОЧКА: Опавшие листья.

АЛЕК: Ах, да, конечно... Жгут. А тебе жечь зачем?

Девочка ещё раз пристально смотрит на Голда, словно решает, есть ли смысл открыть сокровенную тайну.

ДЕВОЧКА: Смотрите... Способ такой есть...

Она неумело крутит колесико зажигалки, подсовывает её под сухой лист. Взвивается слабый огонёк. Тянется вверх тонкая струйка дыма.

ДЕВОЧКА: Прошлым летом я первый раз была на море. С мамой. Эти листья — прошлогодние. И когда они горят, я вспоминаю море. Закройте глаза и вдохните дым, как я.

Алек подсаживается и, смущенно улыбаясь, зажмуривается, вдыхает дым.

ДЕВОЧКА: Вы видите?

АЛЕК: Что?

ДЕВОЧКА: Что-нибудь самое хорошее, что было когда-то?

Алек отвечает не сразу, отвечает всерьёз.

АЛЕК: Нет. Мне просто горько дышать.

ДЕВОЧКА: Странно... А я вижу море.

АЛЕК: Действительно, странно.

ДЕВОЧКА: Но я не сама придумала этот способ. Есть стих такой. Почесть?

АЛЕК: Прочти.

ДЕВОЧКА: (читает без выражения)

• «На долинах, на равнинах
• загораются костры.
• И за далью голубиной
• тает след былой весны.
• Скоро зимы, скоро стужи
• и суровые ветра...
• Скоро осень вальс откружит, а пока что — царь она.
• А пока что в листьях мятых,
• в сизых ниточках-дымках
• песни льются, серенады
• о несбывшихся мечтах...»

Девочка снова зажмуривается, подносит лицо к самой струйке дыма и закашливается, вдруг улыбается.

ДЕВОЧКА: «Осенние костры» называется. Английского поэта с трудной фамилией. А мама на русский перевела ещё в молодости, но у неё стих никто не купил...

В конце аллеи Алек замечает Веру, которая быстро приближается к костерку.

АЛЕК: (девочке) Вот это и есть твоя мама?

Девочка чуть поворачивает голову, кивает, не изменив позы.

ДЕВОЧКА: Да, моя.

Вера резко останавливается, переводит тревожный взгляд с дочери на Алека и обратно. Она выдыхает, расслабляется.

ВЕРА: Привет, дочь.

ДЕВОЧКА: Привет, мама.

ВЕРА: Чем вы здесь занимаетесь?

Девочка пожимает плечами. Вместо неё отвечает Алек.

АЛЕК: Глотаем дым в надежде увидеть счастье.

ВЕРА: И получается?

АЛЕК: У меня — нет. Теперь у меня без соавтора ничегошеньки не получится. Ни короткой истории, ни романа.

ВЕРА: Плюнь на роман.

АЛЕК: Не могу. Уже найдено самое главное — первые три слова. Но дальше всё застряло.

ВЕРА: Первые слова — это серьёзно... И как они звучат?

АЛЕК: «Я тебя люблю».

Девочка спокойно смотрит на лица матери и мужчины.

ВЕРА: Очень оригинальное начало... И название есть?

Вера подсаживается ближе к дочери и рукой обнимает её за плечи.

АЛЕК: Название есть. «Дуэт...»

Он осекается, придвигается к девочке с другой стороны, поправляет себя.

АЛЕК: Нет, не «Дуэт»... «ТРИО ДЛЯ КЕНГУРУ»... Годится?

ВЕРА: (после паузы). Поживём — увидим.

АЛЕК: Спасибо. Поживём...

В зале шереметьевской постройки изнутри распахивают окно. И в парк вторгается детское хоровое пение — многоголосый вокализ классической фуги.

Три фигуры, обнявшись, сидят на корточках около холмика из опавших листьев. И от холмика к небу тянется тонкая дрожащая нитка сизого дыма.

КОНЕЦ

_______________________

(c) Алексей Тимм — 2000г.

интернет публикация подготовлена при помощи Анны Чайки

.