Русанов Игорь

ПЕЩЕРА 1000 ЧЕРЕПОВ

сценарий видеофильма

Крымская корпорация "Вест" ищет партнеров в производстве, тиражировании и дистрибьюции видеофильма "Пещера 1000 черепов".
Игорь Русанов (Zverozub)

 

Бин-Баш-коба

Пещера тысячи черепов

Часть первая

Из дневника А.Ф. Крубера,
профессора Санк-Петербургского университета,
первого исследователя пещер Крыма 17 июля 1897 года

 

Я настоятельно прошу моих наследников и обращаюсь ко всем, к кому волею случая может попасть мой дневник, никогда и ни при каких обстоятельствах не предавать огласке запись сего дня.

Положив всю свою жизнь на благородное дело развития горного туризма в Крыму, я был бы крайне разочарован распространением суеверий, способных навсегда отпугнуть даже образованное общество от восхитительных красот его подземного мира.

И все же считаю долгом своим оставить свидетельство о необъяснимом и трагическом происшествии, дабы в случае появления Черной Куклы из пещеры Бин-Баш-коба, можно было предотвратить несчастье.

* * *

Мы познакомились с молодым князем Виктором Юсуповым в Санк-Петербурге на встрече Крымско-Кавказского горного клуба. Он сразу вызвал к себе мое огромное расположение не столько изяществом недавнего выпускника Пажеского корпуса, сколько глубиной знаний и увлеченностью Крымом. Я с радостью принял его предложение вместе отправиться в горы Яйлы, где его семья имела охотничьи владения и замки; но главное, что меня воодушевило: его родство с династией Гиреев, крымских ханов, раскрывало для него самые сокровенные тайны местных горцев.

Мы остановились в деревушке Ангара на полпути между губернским городом Симферополем и Алуштой, последней перед перевалом и самой ближней к величественному каменному шатру Чатыр-дага.

Плато этого горного массива было буквально пронизано многокилометровыми туннелями, шахтами и колодцами, высверленными за миллионы лет самым безжалостным разрушителем и самым неутомимым возчиком - водой. Впрочем, местным татарам, пасущим на сочных травах горных лугов свой скот, до пещер не было ровно никакого дела. Они знали их названия - только и всего. Нельзя было добиться от них никакого толкового описания: почему возникло то или иное имя, как просторна пещера и прочее. Они не ходили туда сами и не пускали туда детей.

И все же общительность и простота Виктора, а может - влияние его семьи, сделали свое дело, и нам каждый раз удавалось, хотя и без проводников, но по внятным описаниям горцев находить все новые пещеры.

Лишь одну из них, с пугающим названием Бин-Баш-коба (бин - тысяча, баш - голова, череп, коба - пещера) мы долго не могли отыскать. Известно было лишь обширное урочище с десятком карстовых воронок (огромных круглых провалов среди горного луга), внутри поросших сосновыми рощами - татары обходили их стороной и лишь качая головами, прикрыв глаза, произносили "Бин-баш-коба".

Все-таки мы отыскали в боковом обрыве одной из воронок, ничем от прочих других не разнящихся, вход в пещеру, название которой тут же стало нам понятным. Сколь хватало света наших шахтерских карбидных ламп, вдоль узорных натеков ее стен тянулись ряды человечьих черепов. Тысяча их была или больше, не знаю.

Солнце клонилось к закату, а в горах темнота наступает не так, как в срединной России, а сразу и беспроглядно. Надо было торопиться, и захватив для вечернего камерального обследования несколько черепов, мы спустились в деревню.

Погода заметно портилась, и мы еле успели до грозы. Князь повел лошадей, заметно взволнованных ненастьем, на конюшню. А я на просторной веранде разложил на столе наши необычные находки и пошел за керосиновой лампой и лупой. Вдруг нестерпимой силы гром и какой-то сухой треск сотрясли до основания все здание. Мы оба бросились с разных концов на веранду, и глазам нашим открылась картина страшного разрушения. Массивный дубовый стол был просто взорван ударом молнии, а от наших находок не осталось и следа. Впрочем, наше радостное возбуждение открытием вовсе не было этим испорчено, и мы провели вечер за приятной беседой у самовара.

Лишь только рассвело, мы знакомой уже тропой поскакали к пещере, захватив с собою сразу все необходимые инструменты и приборы. Каково же было наше разочарование (а у князя, всегда сдержанного и обходительного - даже бешенство), когда мы не обнаружили, уже пройдя пещеру до всех тупиков бесчисленных разветвлений, ни одного черепа!

Лишь одна находка, совершенно бессмысленная и никчемная, попалась нам на глаза по возвращении к началу пещеры. К стене была прислонена грубо сшитая из темной материи кукла, вроде тех, что делают для тренировки кулачных бойцов - в рост человека и набитая овечьей шерстью. "Какая-то глупая татарская шутка", - сказал Виктор, в сердцах пнув ее ногой. Разве возможно такое, чтобы вчерашнее обилие черепов нам привиделось обоим?

День был испорчен, мы уныло прочесывали верхом окрестные воронки. Подкрепившись захваченной с собой из дому снедью, мы провели остаток дня по-прежнему на яйле; не возникало ни мыслей, ни желаний; так незаметно пришел и вечер.

Мы заторопились вниз, опасаясь темноты. Но в этот раз небо было ясным, и вскоре из-за Долгоруковской яйлы, на противоположной от Чатыр-дага стороне Салгирской долины взошла луна. Не поверит мне тот, кто никогда не наблюдал в этой долине, как буквально выныривает бледно желтый с синюшными бороздами и пятнами диск луны, неправдоподобно огромный и сразу заливающий ярким косым светом всю округу, делая тени резкими, а предметы незнакомыми. Описание мое бессильно доказать наши ощущения: мы словно оказались вдруг на другой планете, вне людской суеты и цивилизации.

Впрочем, в этот раз мы не успели вволю пофилософствовать с князем, поскольку на повороте тропы он вдруг почти наехал на девушку. Она вовсе не испугалась и даже не смутилась, зато конь встал как вкопанный. Галантный Виктор, умело удержав равновесие, ту же спрыгнул на землю. Странный наряд девушки поневоле вызвал у него какую цитату из "Эфигении в Тавриде", девушка ответила что-то также на древне-греческом. Признаюсь, я давно уже вышел из студенчества, а в исследованиях моих лишь латынь имеет какую-то нужду и полезность. Да и слишком я был заинтригован разглядыванием одежды нашей нежданной спутницы. Для просвещенной барышни даже нашего безумно свободного времени все-таки слишком смело гулять почти нагишом.

Я знал, что подобные вольности в большой чести в Коктебеле, где взбалмошные поэты и художники, приют которым дает Максимилиан Волошин, по его примеру гуляют в "пол-пижамах" (только штанах или только рубахах на голое тело). Вероятно, в какой-нибудь эксцентричной художественной затее они добрались уже и сюда.

"Пол-пижама" девицы, надо отдать должное, не лишена была простого изящества и античного стиля: это была льняная светлая туника, вроде широкой не по размеру мужской русской рубахи, впрочем ее длина вовсе не была "не по размеру" - едва доходила до середины колен. Почему-то, увидев ее стройные и сильные ноги, я сразу подумал "балерина". Ну от этих-то всего можно ожидать. К тому же она была босая! Ну об Айседоре Дункан я уже слышал - может это она из Ялты сюда выбралась?

Молодежь все щебетала на своем мертвом наречии, а яркий лунный свет давал мне возможность рассмотреть мельчайшие детали туники - по всему краю ворота, рукавов и подола проходила черная тесьма, просветы которой искусно образовывали маленькие черепа - тьфу, какая мистика. Зато кожаный ремешок, схватывающий ее прямые темные волосы, был в действительности изящен. Тонкие полосочки, темные и чуть посветлее, сплетены были в сложный орнамент, напоминающий даже какие-то древние письмена.

Я все-таки решился прервать их непонятную для меня беседу и спросил: "Извините, голубушка, как звать-величать Вас?". Она лишь на мгновение повернула голову ко мне, и я встретился взглядом с темной глубиной ее глаз; но сразу же она вновь обратила их на князи и явно только для него промолвила: "Юи". Эти два бесхитростных звука произнесла она столь певуче, и звучали они столь бесконечно, а восхитительные губы ее сложились в столь сладостном поцелуе, что я сразу понял: сердце моего столичного светского льва сражено, а мне пора по-стариковски восвояси.

Позабавило меня и то, что княжеский рысак, всегда уравновешенный и словно знающий себе многотысячную цену, от взгляда девушки, поразившего из-за спины Виктора и его глаза, и от ее нескончаемо волнующего "Ююю-иии", вдруг встал на дыбы, и я поневоле увидел весьма недвусмысленные признаки его чувственного возбуждения.

"Ну дела, - подумал я, - эдак достанется и моей лошадке". Настроение у меня стало игривым, и на пути домой в голове крутились всякие пошлости. Я даже и предполагать не мог, что более никогда не увижу ни князя, ни его рысака, ни девушку, ни Черную Куклу.

На десятки километров в округе горы были прочесаны вначале местными пастухами, а затем жандармами и даже гвардейским полком из Симферополя, но все было тщетно.

Лишь будучи уже в Санкт-Петербурге я узнал, что у южного подножия пика Эклизи-бурун пастухами были случайно найдены тела лошади и всадника. Опознать их после того, как безжалостные острые камни встретили их после падения с самого высокого в Крыму обрыва, безусловно было невозможно; но суеверные горцы увидев, что всадник лишен был головы с ужасом попятились шепча лишь "Бин-баш-коба".

Часть вторая

Это была легкий и приятный заработок, да еще и звучало красиво "комендант горного приюта" - для пресного и небогатого на события 1979 года, действительно здорово. Серега долго придумывал свою комендантскую форму и вложил в нее гораздо больше денег, чем даже мог заработать за сезон. Но он знал, зачем он это делает. Ему нужны были приключения, а не деньги, и не просто приключения, а любовные. Впрочем, зачем так возвышенно и невнятно? Ему нравилось трахаться на природе и желательно, чтобы каждый день с новой телкой.

"Минет еще не повод для знакомства", - для него это была не просто веселая поговорка, а скорее жизненный принцип. В городе было сложно избежать женских поползновений на его независимость, и всякий раз слишком долгие постельные кувыркания начинали обрастать претензиями, забирая его дневное время, вообще-то давно расписанное между друзьями и увлечениями.

Учеба в университете и "разгрызание" гранита системного анализа не прошли даром: он создал совершенную технологию, настоящий конвейер, доставляющий ему прямо в горы ежедневно около двух десятков готовеньких ко всему девок и теток. Последние его развлекали не меньше, чем молодухи. Конечно, их лица были не свежи, но в темноте сетка морщин не так уж и заметна. Зато тела их были как-то мягче и податливее, а уж ухватки ясное дело посмелее - "Уууухххх!", он даже выгибался весь, и какая-то сладкая энергия прокачивалась в нем от крестца к груди, а потом к лобку.

Ладно, хватит валяться, новая группа вроде уже выстроена.

На травке перед рядом здоровых каркасных палаток выстроились очередные "любимицы профкомов". Уж неведомо, какими правдами и неправдами им удалось на зависть всем подругам достать путевку в Крым. Конечно, горы им и на фиг не нужны были - загорать на пляже, подставлять оголенные прелести ласковому солнышку и жарким взорам южных мужчин, за это можно было и потаскаться по горам по плановому (как и все в этой стране) маршруту.

Обязательный инструктаж для вновь прибывших превращался в спектакль: комендант оказался приятным высоким молодым парнем. А одет-то как, господи!?! Австрийские горные ботинки, нечто по сложности и цене напоминающее джип: мощнейший протектор; тройные швы; кожа нескольких видов животных; два язычка - внутренний мягкий и впитывающий пот, наружный непромокаемый и непробиваемый; специальные петли над пяткой, чтобы справляться без рожка. Да что там говорить, обувая эти ботинки, он словно водружал себя на постамент, высоко воспаряя и над средним советским достатком, и уж тем более над убогими возможностями совковых "домов обуви".

Выше ботинок из одежды были только плавки и куртка, что делало его откровенно похожим на петуха-производителя (а он вообще-то не сильно и шифровался, группа-то приходит на 2 ночи!). Но это были не просто плавки и куртка. Во-первых, между ботинками и плавками все-таки были ноги, слегка волосатые, но очень крепкие и стройные - чего уж их прятать. Плавки были из загранплавания, японские, вторых таких в Крыму точно не было. А куртка вообще - по дружбе стыренная с киносъемок. Это была велюровая узорчатая пижама с большими атласными отворотами. Как раз для сцены, когда старый лорд смотрит из окна родового дома на уличную суету Лондона и степенно произносит "Сегодня с утра смог", а дворецкий так же степенно: "Поздравляю Вас, Ваша светлость".

Серега мог всегда: и с утра, и после обеда, хотя, конечно, для этих дел лучше южной ночи ничего не придумаешь. Вот только не мог он, когда надоест одна и та же. Черт его дернул оставить двух симпотных туристок на все время горного маршрута. Точнее не черт, а друган. Говорит, "ну клевые ведь телки, жаль, что уйдут послезавтра навсегда". Чего жалеть, ну уйдут, придут другие - лучше. А ты давай на этой пыхти, чего уж хуже? Предложил им на третий день, давай Ленка будешь с Сашкой, а я с Олькой. "Да за кого ты нас принимаешь, мы не такие, чтобы сегодня с одним, завтра с другим-".

Не такие, хе! Со мной легла, я даже имени ее еще не запомнил, а с Сашкой моим другом лучшим, ей вроде не прилично - и это, когда они уже знакомы аж третий день!

Бабы. Вникать в их логику- Никакого образования не хватит.

Так, ладно. "На территории горного приюта поддерживать санитарный порядок и чистоту. Если нет вопросов, все свободны".

Группешник так себе, есть сиськи ничего, есть ногастые, но худые слишком - явно динамистки, время тратить не стоит. Пышка одна, если ночь будет ясная и холодная с нее и начнем, хоть будет во что зарыться.

Вроде "все идет по плану", пора мотоциклом заняться. Серега пошел к себе на "ранчо" - жил он не в каркасных палатках, а поодаль (любил во время порева поорать-постанать-попыхтеть, так что надо было звуковой барьер для защиты мирного сна советских граждан создать). Ранчо представляло собой две палатки, иногда три-четыре (если друзья приходили из города), и выложенное из камней кострище. Все это было огорожено плетнем с козьими и коровьими черепами, занятными корягами, и, в общем, хорошо смотрелось.

Однако с мотиком он завозился, "Ява" это тебе не "Харлей-Девидсон". Солнце ухнуло за Чатыр-даг, и сразу стало темно. Но тут из-за Долгоруковки выпулилась луна. Во, блин, ну точно - блин. И нездоровой такой величины, и цвета нездорового. Зато мощща - все доделал при ее свете. Можно кататься. Это была его коронная фишка: после катания по верхнему плато, по серебрящимся от ночной росы и лунного света волнам высокой яйлинской травы; после его россказней о жрицах любви на Храмовом мысу, пике Эклизи бурун, и мерцающей всеми огнями на фоне ночного моря Алушты - такая прелюдия делала из чопорных и самоуверенных столичных штучек настоящих гурий. Они позволяли и ему и себе такие вольности, какие бы не стали даже смотреть во "взрослых" кино или "веселых картинках".

Черт, прозевал я ужин, а кто же теперь где? Ладно, стоит лишь завестись, а судьба подкинет пассажирку. Он выкатил "Яву" за плетень и решил вначале мотнуться за водичкой к дому лесника. И кордон, и приют назывались "Криничка", как раз благодаря колодцу. Инструктора болтали, что у него нет дна (во придурки!?), хотя, конечно, пещеры здесь знаменитые вокруг, а хотя бы и Бин-баш-коба-

Он пил прямо из ведра и наслаждался вкусом, он всегда старался получать удовольствие от самых простых вещей. Наверное, он очень долго пил, потому что подняв глаза от прохладного свода ведра, он неожиданно увидел девушку в светлой рубашонке и с плетеным хайратником на лбу. "Стильная девка, ха, еще и босая - точно из хипанов московских или питерских". Полосочки черепов, которыми была обшита ее рубашка (или платье? - короче, вроде туники штука), его позабавили. Парням на ранчо точно понравится. Только кто ж им ее сразу вот так и выложит на блюдечке с каемочкой? Надо ее покатать-потрахать для начала. Катать судя по всему придется долго, зато и трахать - соответственно.

"Привет, милая. А ты что, у лесника остановилась? Что-то я тебя раньше не видел здесь. Тебя зовут-то как?" - он говорил это, уже газуя понемножку, играя мышцами своих по-прежнему голых ног, и купая в лунном свете свои "упоительно дорогие" австрийские ботинки. Она подняла на него глаза, и он оставил в покое боты. Ему стало действительно интересно (впервые интересно, если по правде) ее имя. Губы ее слегка дрогнули, раскрылись навстречу ему и вытянулись в долгом "Юююю-ииии". Его взгляд уже не отрывался от этих губ, пока она не оказалась у него за спиной, на сиденьи мотоцикла. "Не болтлива, ну чего еще желать- Вперед!"

Они выбрались сквозь буковый лес на горные луга, и здесь уже "Ява" не посрамила его дневных стараний. Девчонка сидела также тихо и приятно жалась к велюру его куртки. Он гладил ее прохладную голую ногу левой рукой и, запустив ее уж совсем далеко за спину, удовлетворенно констатировал тот факт, что под рубашкой у нее ничего не было. Юи крепко держалась руками, скрестив их у него на поясе. Серега для проверки понемножку стал подстраивать своего вздыбленного уже конька к ее мизинцам. Не теряя контроля за кочками и валунами на яйле, он все больше возбуждался и ощущал уже реальные фонтаны адреналина в крови.

"А хорошо едем, Ага?! или не Ага!?" - "Ага-" - пропела она так нежно, что он понял, укатываться уже достаточно, и повернул к пику Эклизи-бурун.

Вдруг на фоне искрящейся в лунном свете росистой травы из ниоткуда возник всадник на лошади. С обоими было не все в порядке: у жеребца был слишком большой член, а у всадника не наблюдалось головы. Сереге что-то поплохело, и он поклялся себе не курить больше травы. Видение быстро пересекло склон пика и ринулось с обрыва вниз. Серега плюнул и быстро успокоился, от такой луны тени маленьких облачков, проносясь по горам, и не такие еще мультяшки могут нарисовать.

Они слезли с мотоцикла у самой триангуляционной вышки. С юга переливалась огнями Алушта. На севере пылал пыльным заревом Симферополь. Он стал нежно целовать ее губы, она слегка отступала, пока сзади ее не остановили конструкции вышки. Кажется, Серега вовсе и не был ей безразличен. Без всяких уговоров он стянул с нее тунику. Она просто таяла под его руками и понемногу безвольно спускалась, скользя спиной по трубам. "Тебе хорошо?", - Серега решил показать воспитание, оторвавшись все-таки от ее аппетитных губ. Она совсем уже оказалась внизу, а его японские плавки под вдруг отяжелевшими ее руками съехали вниз. Освободившись от эластичного плена, его конек рванулся на вольный горный ветер, покачиваясь у самого ее рта. Губы снова как в первый раз дрогнули и сложились в ее волшебное имя. "Ююю-иии", - и он вошел прямо в ее пение тихим ритмичным скольжением.

Серега закинул голову назад и довольно усмехнулся луне, не обращая внимания на мрачные трупные пятна, показавшиеся на ее бледно-желтой физиономии. "Только бы не кончить раньше времени, раньше 10 минут, так скажем, а лучше и 20-30".

Вдруг под руками он почувствовал вместо нежной кожи девичьих плеч грубую ткань, а под ней какие-то мягкие комки, вроде овечьей шерсти.

Это была Черная Кукла. И лишь челюсти у нее стали твердыми и безжалостными. Не веря еще в реальность всего происходящего, он пытался стряхнуть со своего напряженного члена эту тяжелую игрушку. Кровь, так обильно накачанная адреналином еще пару минут назад, просто уходила из него в шерстяную бездну куклы. На черном сатине вдруг прорезались глаза, и понемногу начали принимать прежнюю девичью красоту, только взгляд их был полон ненависти.

Он терял силы, и кровь все уходила и уходила из него, возвращая бесформенным столбикам рук и ног опять восхитительные мягкие изгибы.

Наконец она разжала челюсти, и он рухнул на траву бледный и бездыханный. Она склонилась над его шеей и несколькими быстрыми укусами отделила голову от тела.

Она довольно гладила рукой его высокий чистый лоб, как счастливая девочка радуется новой игрушке.

Мотоцикл еще не остыл и быстро завелся. Она усадила Серегу за руль и направила к обрыву, в последний долгий полет с самого высокого обрыва.

Она все еще не одевала своей туники и лишь коснулась ее чистого края вытянутыми губами. На месте кровавого поцелуя появилась свежая вышивка черепа. Касаясь поочередно таинственных знаков на своем кожаном ремешке, она стала изгибаться в тягучем чувственном ритме, отдаваясь незримым древним духам Храмового мыса. Вся великая гора Чатыр-даг слегка подрагивала, наслаждаясь танцем и втягивая своими черными подземельями упоительную энергию.

Внизу в Изобильном запели уже первые петухи. Она устало оделась и, прижав обескровленную голову к груди, полетела. Ее легкое стройное тело быстро скользило над яйлинской травой, как тень от маленького облачка, и со звуком третьих петухов тень эта просто слилась с черным проемом пещеры Бин-баш-коба, Пещеры Тысячи Черепов, или тысячи двух?

.

12 декабря 1999 года 21:08

Чернушка Барби 1002

.