Лайкина Валентина

ЗАЧЕМ ВОЙНА ?!

киносценарий

1998

Валентина Cергеевна — пенсионерка; 27 г.р.; в 44 работала на азтм (алма-атинский з-д тяж. маш.); в 51 закончила КазГУ; преподовала в Усть-Каменогорске (Вост.Казахстан) и Рязани; к.п.н.; это ее первый сценарий.
Выйдя на пенсию, переехала в Москву, к сыну.
тел. (095) 251-4046

Пролог

Кавказский Пленник

Кавказского пленника привезли рано утром. Это русский солдат. Ему лет двадцать. Удивительно русское лицо: большие синие глаза, густые светло-русые волосы, прямой, слегка вздернутый нос, большой, четко очерченный рот.

Его хозяин — Отец Махмуд. Это высокий, пожилой мужчина, голова огурцом, белые волосы только над ушами и на затылке до шеи. Он купил парня с одним условием: если сын Аслан жив, он обменяет его на этого пленного, а если сын убит, то он имеет право убить его или продать.

В это утро Фатима — единственная дочка Отца Махмуда — соскочила с кровати, бежит к окну. Ей интересно увидеть русского пленного, какой он?

Фатима хороша! Первая красавица! Огромные лучистые черные глаза, копна черных блестящих волос, вьющихся локонами, небольшой, с легкой горбинкой тонкий нос, пухлые ярко-красные губы. Ей лет шестнадцать. Невысокая, худенькая, очень статная.

И когда она увидела пленного, то ахнула: молодой, красивый, очень-очень высокий. Ей нравились высокие парни. Ее поразили прежде всего его глаза — большие, синие-синие. Он не был жалким, напротив, очень уверенный в себе, полный достоинства, очень спокойный...

И сразу в ее душе появилось какое-то новое чувство, сразу охватило желание смотреть на него, быть рядом с ним. У нее было много поклонников, но никогда с ней не было такого, чтобы при встрече по всему телу разливалось тепло...

Два парня, помощники Отца Махмуда — один рыжий бородач, бритоголовый, второй — смоляной, с узкой зеленой повязкой вдоль лба, надевают ему наручники, замком скрепляют цепи на ногах; он тоже спокоен, только иногда щурит глаза, хмурит брови, крепко сжимает рот. И даже когда его ведут к яме, он надменно усмехнулся, будто предупреждал, что он готов ко всему и на колени не встанет.

А Фатиму бросило в жар. Радость наполнила ее, шепчет:

— Я снова увижу его. Он будет один.

Когда же парни ушли, а Отец Махмуд направился в дом, Фатима, как тень, мелькнула у ямы, спустила пакет с едой у ног пленника и вмиг исчезла. Он даже не успел разглядеть ее.

Она пришла и на следующий день. Спустила ему еду на колени. Он увидел ее лицо, пораженный красотой, замер, не может отвести глаз своих, а потом, задыхаясь от волнения шепчет:

— Спасибо. Меня зовут Ваня.

— Я — Фатима, — шепчет она. И тотчас исчезла.

Рано утром следующего дня Ваня ждет ее и очень. Он уже не может без нее. Через минуты она у ямы в платке, закрывающем лицо.

— Ваня, — шепчет, — Аслан убит. Беги. Вечером приедет брат Акбар. Они убьют тебя. Беги, Ваня. Вот еда, — кладет пакет у ямы, бросает ключи к его ногам.

Он вмиг освобождает руки, ноги и, как кошка, выпрыгивает из ямы, какие-то минуты молча сидит на земле, смотрит на ее глаза, чуть видные из-под платка, который падает на шею.

— Нет, Фатима, спасибо. Не побегу. Они убьют тебя. Жестоко убьют. Уходи... Уходи... Сползает в яму, застегивает цепь, наручники.

— Ваня, — еле слышно шепчет Фатима, — я умру с тобой, — и сползает в яму. Накрывает платком голову, глаза полны ужаса, тихо плачет. — Ванюша, я не могу без тебя.

Ваня потрясен. Молча смотрит на нее ... Ужас!... Они слышат шаги! Мгновение — Иван спрятал Фатиму в подкоп, набросал соломы, сел на середину проема, раздвинув колени, почти закрыл его. А это идут помощники Отца Махмуда. У них такой разговор:

Рыжий:

— Аслан убит. Хочу подойти к яме и заплевать морду русского. Помогай ...

Смоляной:

— Ты что! Отец Махмуд разорется. Не подходи. Зайдем сначала к Булату, а потом к Махмуду.

Рыжий:

— Давай. Может, Фатиму встретим.

Смоляной:

— Может, после войны свататься пойдешь? — треплет друга за плечо, смеется.

Рыжий:

— А что?! И пойду! — Хорохорится он.

Смоляной:

— Ну-ну! — опять смеется. — Тут много таких. На свадьбу не забудь позвать.

Рыжий:

— Обижаешь ...

Оба захохотали. Шаги исчезли. Кругом тишина. Ваня помогает Фатиме выбраться из подкопа, снимает с ее одежды соломинки.

— Фатима, уходи. Я помогу тебе. Жди меня. На войне тоже бывают чудеса. Я найду тебя. Уходи. Ставь ноги на наручники, держись за меня. Скорее, — поднимает ее. — Повернись, хватайся за траву.

Она выползает из ямы, поворачивается, смотрит на него. Ее бьет от страха дрожь.

— Фатима, — шепчет Ваня. — Ты такая маленькая и легкая, как пушинка. Я очень — очень люблю тебя. Беги. Жди меня. Я найду тебя. Жди. Беги. Бе — ги! ...

Фатима, как тень, метнулась в сарай. Стоит у двери, все еще не может от страха и радости прийти в себя. Стоит у окна. Не дают покоя мысли:

— Он любит меня. Он сказал: "Очень-очень люблю тебя". — Закрыла счастливые глаза и тут же открыла их — огромные, горящие. — Зачем война, если люди любят друг друга?.. Ну и что?! Ваня русский. Я полюбила его сразу, и он меня. Разве это плохо? Я пойду за ним. Война меня не остановит. Зачем она?.. Война, не путайся под ногами... Не дам его убить.

Идет в дом. В комнате на стуле молча сидит Отец Махмуд. Фатима села у окна. Отец приехал поздно ночью.

— Аслан убит, — охрипшим голосом произнес он. — Убит мой сынок. — Молча горько плачет.

Фатима смотрит на него, но не может подойти к нему. Мчатся мысли:

— Неужели он убьет Ваню?.. Неужели он мой враг?.. Это ужасно!.. Это невозможно!.. Попрошу его не убивать. Аслана уже не вернешь..

Но что-то удерживает ее. В комнате наступила страшная тишина. Отец и дочь молчат, не подходят друг к другу. Наконец, он молча встал, прошел в кладовую, сел на лавку. Она пошла за ним и все-таки решилась попросить. В упор смотрит в его потухшие глаза.

— Не убивай его, — тихо шепчет. — Не убивай.

— Что?!.. — только и произнес он, — захлебнулся, перехватило горло и бросился на нее. Схватил костлявыми руками ее плечи и трясет. Обезумел он от горя и злости, кричит:

— Они убили моего сына! Убили! Кто их просил приходить на нашу Землю и убивать?! Кто? Нет моего мальчика! Убили!.. Убили!.. — отчаянно рыдает. — А ты?! — с презрением смотрит на дочь.

— Не убивай! — снова твердит Фатима. — Ты не убийца! Ты добрый. Ты учитель. Я не хочу отца убийцу! — вцепилась в его пиджак. — Не убивай!..

Он оторвал ее от себя, с силой толкнул — она отлетела в угол, схватилась за голову и полными ужаса глазами уставилась на него, а потом, задыхаясь от обиды, вытирая слезы, произнесла:

— Я тебя знала добрым и очень любила. Если ты убьешь пленника, я убью себя на твоих глазах.

Отец Махмуд выбежал из кладовой, запер дверь (ключ был в двери), выбежал во двор, закрыл дом. Увидел своих помощников.

— Аллах помог мне: они здесь...

По дороге идет Ваня, за ним с винтовкой Отец Махмуд. Опущена рука с винтовкой, клонится к земле голова.

Ваня постоянно поддерживает руками брюки. Парни обрезали все пуговицы на них, но сняли цепь и наручники. Сейчас идут за хозяином. Довольны своей работой.

Вдруг на повороте дороги к горам из окна дома вырывается стон скрипки. Такой жуткий стон! Кажется, все замерло вокруг, слышны только шаги пленника: слишком тяжелые армейские ботинки. Это мальчик лет семи, большеглазый, очень грустный играет на скрипке. Рядом на стуле сидит мама. Слезы заливают ее лицо. Сынок прекращает играть.

— Мама, — не плачь. — Кладет скрипку в футляр на столе, обнимает маму. — Не плачь. — А сам горько плачет тихо-тихо; трясутся его узенькие плечики. — Мама, не надо убивать пленника. Все равно дедушка папу не вернет. — Вытирает слезы на ее лице кончиком легкого черного шарфика. Молчит мама...

А по сторонам дороги собралось уже несколько человек. Какие страшные лица, особенно у стариков. Ваня сжал зубы, почти закрыл глаза. Он готов броситься на всех, особенно когда мальчишки подбегают к нему и без труда спускают брюки под улюлюканье взрослых. Некоторые встали в небольшой круг, поют и танцуют ритуальный танец.

Отец Махмуд белый, как его волосы. Его раздражает этот бесовский праздник, и он заорал с невероятной силой и злостью:

— Вон — вон — вон! — топает ногами, размахивает винтовкой.

Люди бегут к домам. Их немного. Но быстрее всех мчатся помощники: мало ли что?! Уж больно страшен старик. Кто-то из бегущих набросил Ване мягкий небольшой ремень на плечо. Отец Махмуд не заметил...

На дороге остались только хозяин и пленник.

Отец Махмуд смотрит в спину Ивана, он приостановился, поднял голову.

— Какой у него крепкий затылок, какой крутой завиток волос, — думает Отец Махмуд, приподнял винтовку.

А Ваня идет дальше, видит в небе огромную птицу, готов уже прыгнуть, сбить хозяина, но слышит... слышит... выстрел!!! Оглянулся. — Отец Махмуд, опустив голову и руку с винтовкой, торопливо возвращается домой. Секунда — и кавказский пленник живой хватает ремень с плеча и на спине несется уже по крутому склону к реке.

Отец, действительно, торопится. Его волнует Фатима.

— Я теряю детей. С кем я? — с отчаянием думает он. — Фатима все может. Она, как Акбар, ее не остановишь... Проклятая война...

Запыхавшись, подходит к дому. Прислушивается. Тишина. Открывает дверь... И здесь тишина. Открывает кладовую. Фатима сидит в углу. Отец схватился за косяк двери. Как изменилась дочь. На лице одни впалые горящие глаза. Она натянута как струна, с ужасом смотрит на него, замерла. Ждет, что он скажет. Ему кажется, что она может упасть в обморок. Он сам еле стоит на ногах.

Фатима, твой Отец не убийца, — тихо произнес он. Пленник жив.

— Где он? — еле выговаривает.

— В горах, — тихо ответил, увидел, как блеснули ее глаза, она закрыла их, по лицу покатились слезинки.

Он медленно вошел в свою комнату, со стола взял Коран...

... ... ...

Часть первая и последняя

Зачем Война?!

Уже ночь. На улице безлюдно. В своей комнате за столом сидит Отец Махмуд возле небольшой керосиновой лампы, читает Коран.

Неожиданно раздается осторожный стук, открывается дверь, на пороге стоит Иван. Метнув взгляд, Отец Махмуд сразу узнал его, не глядя, зло спрашивает:

— Зачем пришел? Уходи. Тебя никто не звал.

— Отец Махмуд, прошу Вас, выслушайте меня.

— Я тебе не Отец, — оборвал его.

— Извините. Выслушайте меня, — почти требует Иван.

Услышав голос Ивана, соскочила с кровати Фатима, надела халатик, молча стоит у занавески на косяке двери.

— Выслушайте меня, — снова очень настойчиво повторяет Иван.

Махмуд медленно поворачивает голову, видит взгляд его и понял, что он так просто не уйдет.

— Ты мой враг, — не спуская глаз с Ивана, шипит он. — Вы убиваете наших парней. Убили моего сына Аслана ...

— Вы тоже, — прервал его Иван, — бросаете нас в ямы, как зверей, рубите головы, душите в подвалах. Мы квиты.

Оба молчат, неотрывно смотрят в глаза друг другу.

— Я люблю Вашу дочь. Хочу жениться на ней.

Онемел Отец Махмуд. Таращит побелевшие глаза. Какие-то минуты молча уставился на него, даже рот раскрылся от неожиданности.

— Я люблю Вашу дочь и хочу жениться на ней, поверьте мне, доверьте ее мне, Фатима — моя жизнь. Я останусь на ее Земле. Иначе не могу. Видите, приехал сразу.

Фатима, услышав Ивана, чуть не вскрикнула, зажала рот руками. Сколько счастья в ее огромных глазах. Она любит, любит, как же она любит Ванюшу. И сколько страха, ужаса в ее глазах.

— Ты не нужен нашей Земле! — со злостью цедит сквозь зубы Отец Махмуд.

— Отец! — кричит Фатима. — Вошла в комнату. Остановилась у двери. — Я люблю его. Каждый день звала его, и он услышал меня. И Аллаха просила, и он тоже услышал меня ...

Подходит к Отцу. Он с силой толкает ее, Иван еле удержал.

— Убирайся прочь! Прочь! Прочь! Уходи! — у него трясутся руки, голова, он еле поднимается со стула. — Ты уже забыла, что они убили твоего брата?! Забыла?! — орет Отец, почти сорвал голос. Сколько же в нем злости и ненависти.

— Он не убивал и не убивает, — тоже кричит Фатима. Подходит близко к Ванюше.

Они стоят рядом, какие-то секунды смотрят друг на друга. Глаза Фатимы полны слез. Сколько же отчаяния и в глазах Ивана. Мчатся мысли в его голове:

— Сколько страданий нам выпало и выпадет еще ... Все надо выдержать...

Молчит Отец, тяжело дышит, опустил голову.

Фатима — единственная у него дочь, и он очень любит ее. Но ненависть переполняет его душу. По какому праву они ворвались на его Землю и разорили ее, принесли смерть молодым?! ...

— Уходи! — истерично вопит он. — Нет у меня дочери! Не-е-т! — плачет Отец.

Еле сдерживая слезы, тихо говорит Фатима:

— Прощай, Отец. Я ухожу с тем, кто назначен мне Аллахом. Он нас рассудит. Прощай и прости нас.

Иван берет ее за руку, они выходят из дома ...

Возле Отца — самый младший его сын — Назир. Высокий. Статный. Тонкие и очень мужественные черты лица. Большие блестящие глаза. Густые черные волосы. Все говорят, что он похож на Фатиму, но не кудрявый. Ему лет двенадцать.

— Отец, — дотронулся до его плеча, — разреши, я пойду с ними. На дорогах очень опасно. Дойдем до дяди Фарука. Утром вернусь.

Он молчит, ниже опустил голову, потом вдруг шепчет:

— Дай ей деньги. Она ничего не взяла. Это были доллары. Он достал их из кармана брюк.

— Спасибо. Утром я вернусь.

Отец качает головой, сын вышел.

За домом стоят рядом Иван и Фатима. Невозможно уйти сразу. Он держит все еще ее за руку. Фатима очень целомудренна. Этому научила тетя Гуля. Мама умерла, когда ей было восемь лет.

Она хорошо знает, что ничего нельзя позволять мужчине, если он не муж, и только после свадьбы раскрывать тайны, подаренные людям Аллахом. Иван это сразу почувствовал, но не мог не сжать ее руки.

— Ты стала еще красивее, — шепчет Иван.

Фатима чуть улыбнулась.

— Я боялся, ой, как боялся, ты не представляешь! Все время думал: "А вдруг она со мной не пойдет?!..." И все-таки надеялся ...

Фатима снова чуть улыбнулась. Иван смотрит в ее огромные блестящие глаза.

— Я ждала тебя каждую минуту. Могла бы умереть без тебя. Даже не верю, что это ты. — С какой любовью она смотрит на него. — А где ты сейчас?

— В госпитале. Буду спасателем и ассистентом врача. Помогать врачам.

— Я поняла. Спасателем, наверно, очень опасно?

— На войне все опасно.

К ним подошел Назир.

— Фатима, — Отец дал тебе деньги, — тихо сказал он.

— Не возьму. Верни их.

— Я пойду с Вами. Дороги очень опасные. Подождите меня...

Отец все еще сидит у стола. Поднял голову. Назир поразился, как он постарел за эти минуты.

— Она не взяла деньги, — кладет их на стол.

Он закачал головой, закрыл глаза, тихо сказал:

— Иди с ними.

Еле сдерживает слезы Назир. Очень жаль Отца. Но он не может не помочь сестре. Она была для него мамой. И это понял Отец.

— Я утром вернусь, — еще раз повторил Назир. — Жди меня.

А Фатима и Иван ждут его уже у дороги.

— Пойдем к дяде Фаруку. Останетесь у него. Он добрый, поймет тебя, — тихо говорит Назир Фатиме.

Идут не очень долго. Дом дяди на окраине города.

Улица пустынна, всюду темнота. Люди уехали. Кто куда мог. Дядя остался: сын здесь. Надеется, что живой. А сын единственный. Не было больше детей.

Назир перелез через забор, подходит к двери, чуть слышно стучит.

— Кто? — слышит голос дяди.

Он — младший брат Махмуда. Темноволосый, с проседью, стройный, высокий, очень похожий на Махмуда. Ставит лампу на тумбочку, тотчас открыл дверь.

— Дядя Фарук, здравствуйте, это я и Фатима.

— Назир! — очень удивлен. — И Фатима?! — еще больше. — Что случилось?! Что-то с Отцом? — открыл калитку.

— Дядя Фарук, здравствуйте, я не одна...

— Фатима, — перебил ее дядя. Кто с тобой, моим гостем будет.

Входят все. Закрывается дверь. Подходит тетя Гуля, красивая, темноволосая, худая, очень стройная женщина лет сорока.

— Здравствуйте, тетя Гуля, — в один голос говорят племянники, обнимают ее.

— Мне нужно с Вами поговорить...

— Фатима, — снова перебивает ее дядя. — Давай, завтра. А сейчас отдыхайте.

— Нет. Пусть ребята ложатся, а мы поговорим, пожалуйста, дядя, — почти умоляет Фатима.

— Хорошо, — соглашается он. — Гульнара, постели им.

В кухне за столом, на котором горит свечка, сидят втроем.

— Я очень люблю Ванюшу, — тихо сказала Фатима, — не могу без него. Он русский. Помните, сидел у Отца в яме.

Дядя Фарук икнул, обхватил голову руками, потом омыл лицо, спустил руки до бороды, соединил их одна с другой, шепчет что-то про себя.

Жена смотрит на него широко раскрытыми глазами, почти замерла, потом очнулась.

— Отец твой не застрелил его. Не мог...

— Да-да, тетя Гуля, Вы помните. А потом он уехал. А теперь вернулся. Работает в госпитале. Он студент, его забрали со второго курса. Он хочет жениться на мне. Я согласна.

Опять схватился за голову дядя Фарук. Омыл лицо руками, просит:

— О Аллах! Вразуми людей.

Тетя Гуля уставилась не моргая на Фатиму. Все молчат... И опять заговорила Фатима:

— Дядя Фарук, тетя Гуля, помогите мне остаться с ним. Не могу без него. Отец не хочет слышать, выгнал меня, — плачет. — Он не убивает. Он спасает всех. Он здесь как врач и спасатель... Скажите, что мне делать? — горько плачет.

Они молчат. Это сразу решить невозможно: все так неожиданно. Красавица Фатима, "кудряшка" — так все называют ее — единственная девочка во всем роду. И вот тебе — подарок! Как же все решить и сразу!.. Молчат... Снова первой заговорила Фатима:

— Тетя Гуля, помогите мне, пусть в Загсе нас распишут, — просит, вытирает слезы.

— Что ты скажешь, Фарук? — спрашивает мужа Гульнара.

Он долго думает, потом медленно говорит:

— Пусть останутся у нас. Места всем хватит. В госпитале жить опасно. Может, Аллах увидит нашу доброту и мудрость и вернет нам сына. Парень не солдат, не убивает, а врач здесь тоже нужен. Всем нужен. Будет спать в комнате Шамиля, а ты с нами.

Гульнара тихо говорит, глядя на него:

— Как мужчина решил, пусть так и будет. Я схожу к женщине, спрошу, чем может помочь. Схожу к мулле, но, говорят, он болеет, старый уже. Может, скоро кончится война и много все изменится.

На том и решили. Гульнара постелила Фатиме, уложила ее, а сама вернулась, закрыла за собой дверь. Решить-то решили, а покоя нет. Какой покой?!.. Такой грех взяли на себя. Страшно подумать!.. Трудно сказать!.. Сидят за столом. Молчат. Смотрят на свечу.

— Ей-то хорошо, — думает про себя Фарук, — ей спокойно, гори да гори... А тут?! — смотрит на жену. Изменилось ее лицо. — Не будет покоя. Не будет, — разрывается его душа.

Гульнара хорошо понимает состояние мужа, видит по глазам, как он страдает.

— Фарук, а если бы не оставили, что б было? Куда б пошли?! Они ж с русским?! — смотрит на мужа. Он опустил голову, потом поднял.

— Может, пошли бы в госпиталь, — тихо сказал он.

— Да ему и Назиру до госпиталя бы отсекли головы, а Фатиму бы насиловали отрядом и задушили.

— Я тоже так думал, поэтому и решил оставить.

— Ты добрый и мудрый, и совесть твоя чиста, Фарук.

Казалось, да что говорить?! Уже все решено, все ясно, уже ничего не изменишь. Но!.. Но очень важно убедить себя в правоте. Себя!.. Важно, что вместе думают одинаково. Это важно!..

— Фарук, — положила Гульнара свою ладонь на его, — вспомнила, как моя бабушка рассказывала. В войну их сослали в Казахстан. Они жили в Алма-Ате. Старший ее сын, Мухамед, работал на военном заводе. Ему было 20 лет. Он пришел домой и сказал матери: "Или я женюсь на русской, или умру". Она знала характер сына. Сказала: "Женись". А кроме него, было еще четверо сыновей. Их отец уже умер.

Когда кончилась война, чеченцы возвращались. Мухамед остался. Так сказала ему мать. Потом у него было уже пять сыновей, он приехал к нам в гости со своей семьей. Они все встали на колени перед ней и целовали ей руки, благодарили ее. Больше всех — Валя. Так звали невестку.

Всех сыновей выучили. Все институты кончили. Такие красавцы. И женились на русских.

— Гульнара, — теперь он положил свою ладонь на ее ладошку. Как они сейчас нужны друг другу. — Разве важно, где жил и живешь? Кого любишь? Русского или чеченца? Главное — что любишь...

Смотрит жена на него влюбленными глазами, согласно кивает головой.

— Завтра схожу к женщине, расспрошу ее обо всем, может, согласится расписать.

— Сходи. Чем раньше, тем лучше. Потом поедем к Ярославу.

Кажется немного успокоились.

Не спится и Фатиме. Подушка — мокрая от слез. Плывут мысли, тоже не дают покоя:

— Почему Отец меня не понимает. Не могу я без Ванюши. Разве плохо, если любят друг друга. У меня нет врагов и у него нет. Мы хотим быть вместе. Вот и все. Хоть бы женщина расписала нас. Мы будем мужем и женой. О! Всесильный Аллах, помоги нам. Пожалей нас. — Засыпает.

Назир и Иван слышали весь разговор. Иван немного понимает по-чеченски. И как только услышал решение дяди Фарука, тотчас уснул: не спал почти трое суток. Вмиг уснул и Назир. Чего волноваться, если так хорошо решил дядя Фарук...

На рассвете Иван разбудил Назира, идут к калитке.

— Скажи дяде Фаруку, — просит Иван, — я очень благодарен ему. А Фатиме скажи — я ее очень люблю. Вернусь поздно...

Утром Гульнара пошла к женщине, которая работала в Загсе. Все удачно: у нее сохранились печати, штампы, бланки. Все можно, но надо, надо заплатить тысячу долларов. — Вот что рассказала она Фатиме.

— Ой!.. — с отчаянием простонала Фатима. — Такие деньги! Откуда?!.. — глаза полны слез. Схватилась за голову. — Не будет свадьбы...

В комнату входит Иван. Видит слезы Фатимы.

— Что случилось?

Отвечает Гульнара:

— Можно расписать. Все можно, только надо заплатить тысячу долларов.

Иван потрясен.

— Тысячу долларов?! У меня нет таких денег. Такая подлость. Наживаются на бумажках. Уставился в окно. Молчит.

— У нас тоже нет, — говорит тетя Гуля.

— Не будет свадьбы, Ванюша, — вытирает слезы Фатима, не подходит к нему. Я поеду к Отцу. Буду ждать тебя. Когда кончится война...

— Не плачь, Фатима, — прервал ее Иван. — Я постараюсь найти такие деньги. Будет свидетельство, и ты будешь моей женой. Только так! — смотрит на нее. Улыбнулся. Подошел к ней. Не плачь. Я пойду, могу задержаться.

В ординаторской все еще на местах. Входит Иван.

— Други, еще раз привет. — Его радостно приветствуют. Удивлены, почему вернулся? — У меня есть разговор. Сядьте, а то упадете...

Ребята сели, с улыбками ждут. Их пятеро.

— Я собрался жениться.

Какие-то минуты — тишина, потом хохот, возгласы:

— Вот дает! Ну, Иван! Вот шутник!..

— Ребята, правда, серьезно говорю.

На шум входят начальник отделения Серафим Николаевич — мужчина средних лет, в белом халате и колпаке, высокий, худой, и завхоз Степан Андреевич, пожилой, коренастый мужчина и сразу спрашивает:

— Что за веселье? — и сам улыбается во весь рот.

— Иван женится, — почти хором отвечают ребята.

Начальство сразу село.

— Это правда, — качает головой Иван. — Она чеченка. Фатима. Хотела со мной умереть в яме.

Смех прекратился. У всех глаза лезут на лоб. Смотрят на Ивана.

— Мне, — продолжает он, — нужно тысячу долларов, чтобы купить свидетельство о браке и заплатить за его оформление. У меня есть только сто. Пожалуйста, выручите, если сможете. Я все верну, но только позже.

Все ахнули. Нет предела возмущения. Такие деньги за бумажку!

— Ваня, — просит Серафим Николаевич, — пожалуйста, посиди в коридоре. Мы кое-что обсудим, решим. Иван вышел.

Сразу все решили сделать подарок. Доллары собрали в минуты. Серафим Николаевич положил на стол пятьсот, Степан Андреевич — триста, остальные добавили ребята.

— У меня есть конверт и открытка с розами, — говорит Степан Андреевич, достает из кармана куртки. — Серафим Николаевич, — напишите поздравление.

Он пишет, затем читает вслух:

— Ваня и Фатима! Счастья и любви вам! И мы, ваши друзья, с любовью к вам.

Все согласны: коротко и ясно.

— Расписывайтесь, — просит Серафим Николаевич.

Все охотно и лихо расписываются. Степан Андреевич приглашает Ивана.

— Иван Петрович, это наш подарок. Поздравляем тебя и твою Фатиму, — говорит Серафим Николаевич.

— А сотню свою прибереги. Она пригодится, — советует Степан Андреевич. — женитьба деньги любит.

— А если очень любишь, — говорит один из парней, — то женись поскорей, а то продадут ее старику-богачу и не найдешь.

— Спасибо, спасибо! — до слез растроган Иван. С какой благодарностью смотрит на них. Как сердечно они обнимают его. Серафим Николаевич подает ему конверт.

Возвращается Ванюша в дом дяди Фарука. Входит в комнату. Тетя Гуля и Фатима ждут его. Прежде всего он видит глаза Фатимы. Сколько в них надежды и тревоги.

— Вот, Фатима, нам подарок на свадьбу от моих друзей. — Открывает конверт, достает открытку, читает про себя, смеется, — как лихо все расписались. — Отдает открытку Фатиме. — Прочитай вслух.

Она читает вслух, целует открытку. Льются слезы радости.

— А это доллары, — подает конверт тете Гуле.

— Отдашь завтра утром. Мы к женщине пойдем с Фатимой, — говорит она.

Иван отдает конверт Фатиме.

— Ванюша, скажи им огромное, как небо, спасибо.

— Ванюша, у тебя костюм есть? — спрашивает Гульнара.

— Нет, — отвечает он. — Вот жених — ни денег, ни костюма!..

— Ванюша, — почти кричит Фатима, — ты самый лучший, самый красивый, — но не подходит к нему. Он — не муж еще.

— Ничего, Ванюша, не огорчайся. Что-нибудь придумаем... — кричит Гульнара.

Вот и придумывают. Сидят за столом дядя и тетя очень озабоченные.

— Фатима наденет мое белое платье, Иван твой черный костюм.

Фарук согласен, из сундука достает костюм, подает жене.

— Брюки узкие, — говорит она. — Ты был молодой. Сейчас тоже не мясистый, но был молодой. — Смеются. — Ничего, натянем. — Рассматривает пиджак. — Тоже маловат. Рукава короткие. У него руки длинные. Ничего. Что есть.

Фарук идет к сундуку.

— Вот белая рубашка. Помнишь, какой я ходил нарядный до войны.

— Помню-помню, — улыбается Гульнара. — Рукава короткие. Ничего, растянем. Только бы не оторвались. А где галстук? — Идет к шкафу.

— А где твой галстук?! Не вижу его.

Дело в том, что Фарук никогда не любил галстуков. За всю жизнь его был у него только один, да и тот только для Гульнары. Она за дверь — и галстук — на дне сундука.

— Где галстук? — серьезным образом спрашивает жена. Муж долго думает, тоже серьезным образом.

— Вспомнил. Он в сарае, — смеется от души.

— Для козы что ли принес? — кречетом смотрит на него.

— Для козы, чтоб молока больше давала, — смеется Фарук. Но Гульнаре не до смеха: нельзя жениху без галстука. Идет в сарай, Фарук за ней. И точно: в углу на гвозде висит галстук, слегка снизу обжеванный козой. Она еле доставала и сейчас старается.

А галстук за долгую жизнь повидал много всего, но цвета не потерял. Ярко-лиловый, широкий, не очень длинный, вот только коза его подпортила.

— Ну, Фарук! — негодует жена.

— Для тебя старался, — успокаивает муж, хочет снять галстук.

— Пусть висит. Может, правда, бочку молока давать будет, — смеется, трясет сама головой, как коза. — Ну, Фарук! Кончится война, куплю тебе галстук на всю грудь и горит, как солнце. Видела такой на парне. И пришью!..

— Куда ?! — совершенно серьезно спрашивает он.

— Знаю куда! — сверкнула глазами Гульнара.

Выходит из сарая. За ней медленно, очень медленно идет Фарук. Такое впечатление, что у него ноги стянуты сверху.

Гульнара остановилась. Округлились глаза.

— Что с тобой?! — подбегает к нему.

— Ты же знаешь, куда пришила галстук.

Хохочут.

— Ну, Фарук! Ну, хулиган! — опять трясет головой. Вдруг ударила себя кулачком по лбу. — Я придумала: сошью ему "бабочку", белую, — качает восторженно головой, смотрит на мужа. — Будет он, как Махмуд Э-Эсамбаев. Изогнула спину, подняла руки, защелкала пальцами, потопала ногами. Вот так.

— Бабочка моя! Не улети! — просит Фарук, улыбается, с восторгом смотрит на жену.

— Без тебя не улечу, похлопывает его по спине.

— Хорошо, что оставили Фатиму, — думает он. — новые заботы отвлекают Гульнару от грустных мыслей о сыне Плакала день и ночь.

Из двухэтажного здания выходят радостными тетя и племянница. Дома Гульнара рассказывает мужчинам:

— Все оформлено. Есть свидетельство о браке, фамилия Фатимы не изменилась, все потом, после войны. Благословение Аллаха тоже после войны: Мулла заболел.

Они внимательно слушают ее. Иван с восторгом читает вслух запись в свидетельстве.

— Тетя Гуля, — почти кричит, спасибо Вам огромное на всю жизнь.

— И Вам счастья на всю жизнь, — желает она. — Будете жить в комнате Шамиля.

Согласно кивает дядя Фарук, потом говорит:

— Сядем и поговорим о свадьбе.

Все садятся за стол.

— Ванюша, у нас свадьбы проходят по мусульманским законам. Невеста и жених свадьбу празднуют отдельно. Он — с мужчинами, она — с женщинами. Встречаются, когда уходят гости.

— Дядя Фарук, я готов соблюдать все законы.

— Это хорошо.. Молодец. Но мы не будем выполнять все. Условий нет. Соберемся только очень близкие

— Я понимаю. Время ужасное. Война. Спасибо Вам и тете Гуле за заботу. Извините меня за хлопоты. Не могу я иначе. Боюсь ее потерять. Не могу без нее.

— Понимаю, — кивает дядя головой. Улыбнулся. — Это хорошие хлопоты. Любите друг друга.

— Думаю, что мы будем очень счастливы. Так, Фатима? — смотрит на нее Ванюша.

Молча кивает она головой.

— Да поможет вам Аллах и Иисус твой тоже, — тихо сказал Фарук, омыл лицо руками. — Ты должен уйти, Ванюша. Придешь через два дня к двум часам.

— Понял, — был ответ.

— Фатима, — говорит тетя Гульнара, — когда заболела твоя мама, она попросила меня на твоей свадьбе подарить тебе ее кольцо, цепочку и серьги. Вот пришло это твое время. Возьми. — Открывает свою сумочку, подает ей маленькую темную коробочку.

Фатима открывает ее, смотрит на украшения, катятся слезинки по лицу. Все молчат.

— Тетя, когда заболел дядя Фарук, Вы продали все свои украшения, чтобы купить лекарства. Я Вас очень прошу, возьмите эти серьги. Мама будет довольна. Это наш подарок. Правда, Ванюша?

— Конечно — конечно, — говорит он. — Какая она молодец! — думает про себя.

— Тетя Гуля, — продолжает Фатима, — я знаю, Вы любите серьги.

Гульнара берет серьги, глаза полые слез, очень взволнованна, шепчет:

— Спасибо, Фатима. Добрая ты, как твоя мама. Примерь колечко. Ванюша, помоги ей.

Он помогает. Очень огорчен, что не купил колечка сам. И это поняла Фатима.

— Как раз, — говорит она, — снимает кольцо, прячет в коробочку.

— Это свадебное, — говорит Гульнара. — Мама была худенькая, как ты.

Какие-то минуты все молчат...

Иван достает из кармана куртки конверт, подает его дяде Фаруку.

— Возьмите, пожалуйста, это деньги на свадьбу. Такой наш обычай. Отказываться нельзя: свадьба деньги любит, — улыбнулся.

— Спасибо тебе, Ванюша, мы с Гулей постараемся, чтобы все было хорошо, — берет конверт. — А сейчас будем собираться, поедем к старшему брату, надо его пригласить, посоветоваться.

Выходят. Дверь не закрыли.

— Фатима, а как с подарками гостям? — спрашивает озабоченный Иван. — Нужны дорогие подарки.

— Ванюша, какие подарки, когда война?!

— И все-таки не удобно без подарков. У меня есть бутылка армянского коньяка, две бритвы на батарейках, джинсовый костюм и кроссовки, но я несколько раз их надевал.

— Какой же ты богач! — восторженно смотрит на своего Ванюшу Фатима, смеется, но не подходит к нему: он еще не муж, свадьба нужна и тетя Гуля и дядя Фарук рядом. Иван все это понимает.

— Подари свои подарки, гости будут довольны. Света нет, а бритва бреет, а Назир давно хотел такой костюм и кроссовки. Не волнуйся, все будет хорошо, — успокаивает его Фатима.

Дядя Фарук подходит к двери.

— Фатима, мы вечером вернемся. Ваня, я тебя немного подвезу.

— Спасибо. Фатимочка, не грусти, — машет ей рукой Иван...

Дядя и тетя подъезжают к дому брата, а он уже их ждет под навесом.

Радостно встречает гостей Ярослав — самый старший брат Фарука. Он хорош.. Ему за шестьдесят, а выглядит намного моложе. Высокий, статный, серебристая, слегка вьющаяся густая седина. Самое замечательное — его большие глаза — черные, постоянно блестящие, полные доброты. Жена его уехала к сыну, поэтому он один.

Они о чем-то говорят, но не слышно: бараны блеют на все лады. Хозяин приглашает гостей в дом.

— Фарук, — какой ты молодец, что оставил их у себя. А кто им поможет?! Гульнара, ты не забыла свою бабушку?

— Нет. Он знает. Я ему рассказала.

— Вот так! Вдова помогла сыну быть счастливым... Какая война, Фарук?! Пусть сгинет она с Земли, стерва старая! Захлебнется злобой своей. Блядь, сколько слез несет людям!.. Гульнарочка, я извиняюсь. Приеду на свадьбу с Назиром. Гуля, ты занимайся Фатимой. Я все привезу и приготовлю.

И вот долгожданный день. Жених уже в комнате. Он в черном костюме, в белой рубашке, вместо галстука — белая "бабочка". Все подтянули, все растянули, и ничто не оторвалось, ничто не лопнуло. Правда, рукава коротки и в плечах узковат пиджак, но не это главное. Главное другое: решил жениться и женится. Только так. Иначе Иван не может. Задумано — сделано. Дядя Фарук рядом, вытягивает рукава пиджака.

Входят в комнату Ярослав и Назир. Фарук знакомит жениха с братом.

— Какое у него старинное имя, — с удивлением думает Иван.

Ярослав сразу рассмеялся, сразу его понял. Он привык к удивлению.

— Имя русского, старое. Отец еще служил на Дальнем Востоке. Его лучшего друга из Москвы звали Ярослав. Так и меня назвали.

— Понятно, крепко жмет ему руку Иван.

Фарук и Назир на стол добавили подарки Ярослава. Стол скромный, но праздничный. Иван ставит бутылку в пять звездочек армянского коньяка.

— Это вам, — обращается он теперь уже к родственникам, — а нам с Назиром — сок.

Братья довольны. Жених наливает в рюмки коньяк, сок в бокалы.

— Спасибо, что пришли. Чокается с гостями, — за вас, таких добрых, щедрых.

Выпили. Закусывают.

— Ванюша, — пусть рядом с тобой будут всегда радость и счастье, — желает дядя Фарук.

И этот тост понравился. Все выпили, все довольны. На столе все очень вкусно.

— Я хочу сказать два тоста — заявил дядя Ярослав. Он уже порозовел: коньяк пошел на пользу. — В тебе, Ваня, есть Божий дар — любить и бороться за свое счастье. Береги его. Ты настоящий мужик.

Одобрен и этот тост. Выпили. Кушают чудесный шашлык. Приготовил дед Ярослав. Так называют его племянники, потому что он самый старший из братьев.

— Второй тост, — поднимается Ярослав. — Назир, закрой уши. Буду давать совет жениху. Ты еще маленький.

Назир закрыл одно ухо, улыбается.

— Закрой второе.

— А дядя Фарук не закрыл. — Все хохочут и он тоже.

— Ему полезно, чтоб всегда был молодой!

Назир чуть прикрыл второе ухо, но крепко сжал глаза.

— Ты что, не знаешь, зачем глаза?! — опять смеются все. Назир еще крепче закрыл глаза, дед Ярослав махнул рукой.

— Ваня всегда старайся, как жеребец!

— Дядя Ярослав, а можно, как два? Я постараюсь.

— Можно — можно! Старайся! Главное в жизни — это! Э-э-то! — взмахнул руку вверх, вытянув указательный палец, и бросил ее между ног. Всем весело. А Назир сейчас оба уха закрыл руками, крутит головой.

Еще радостная минута: жених дарит подарки. Скромные подарки, но от души, с любовью. Гости в восторге: света нет, а бритвы бреют. Чудеса и только! А Назир уже в костюме и кроссовках. Чего ждать?! Что хотел, то и получил.

— А наш подарок, — говорит дядя Фарук, — строй дом. Мы поможем. Научим. Этот дом строил я.

— Спасибо, — благодарит его Иван.

— Не бойся. На дом все есть. Соберем только камни, небольшие, плоские, белые. Машина есть. Сам собрал из пяти разбитых. ГАИ знает.

— А я дарю вам барашков и много, — говорит и дед Ярослав, — это мясо, тушенка, брынза, сыр. Будете кушать. Твоим друзьям, Ваня, подарю шашлык. Они молодцы!

И его благодарит Иван.

А где же Фатима?

Она в своей комнате. Как красиво украшена комната. Всюду цветы, на кровати пушистое одеяло, на подушках новые наволочки, на одной из них лежит кружевная рубашечка. Обо всем позаботилась тетя Гуля, ничего не пожалела.

Сейчас она помогает племяннице надеть белое платье. Отстиранное, отглаженное утюгом на углях, оно, как новое. Платье подчеркивает тонкую фигуру Фатимы, ее изящество и гибкость. Надев на ее голову фату, тетя Гульнара восторженно говорит: — Какая ты красавица, Фатима! Можешь встречать жениха! — слышат шаги в коридоре. — Это гости уходят. С Назиром все уберем со стола, вам накроем и поедем с ними. Побудем дня два у Ярослава. Оставайтесь одни.

— Я боюсь, тетя Гуля.

— Ничего. Будь счастлива, — целует ее, выходит.

Фатима стоит у двери. Очень волнуется, боится упасть, держится за стул.

Иван проводил гостей, закрыл ворота, поднимается по ступенькам крыльца, подходит к их комнате, остановился. Волнуется. Очень.

— Что-то я оробел. Ямы не испугался, — а тут оробел, — улыбнулся, качнул головой, тихо стучит, открыл дверь — и замер... Как прекрасна Фатима! Изумительная принцесса! Видит полные испуга ее глаза. Идет к ней. Ему показалось, что она падает. Подхватил ее.

— Фатимочка! Радость моя! Ты меня испугалась? Почему? — смотрит, улыбаясь на нее.

Она открыла глаза. Кивает головой. Видит первый раз так близко его лицо. Она все время была сдержанной. Они не целовались. И вот сейчас — сейчас первый поцелуй. Иван почувствовал, как Фатима, затаив дыхание, трепетно ждет этого поцелуя, видит ее искрящиеся глаза, в которых все смешалось: восторг, любопытство, стыд, желание... Все! Все смешалось! И поплыла комната. Он целует свою долгожданную жену. Целует. Ее скованность, неумение возбуждают его. Наконец пришли в себя. Фатима опустила лицо: стыдно. Шепчет:

— Ванюша...Ванюша... — Это все, что может сейчас сказать она.

— Не стыдись, — поднял ее лицо. Теперь ты моя Жена. И все можно. Целует ее ладошки, пальчики. Она задыхается в его объятиях, а он целует ее лицо, шею, губы. Она чуть стонет: в ней просыпается женщина.

— Кончится война — мы купим кольца, — шепчет Иван.

— Я не буду надевать мамино колечко и цепочку. Пусть это будет память о ней, — говорит Фатима..

— Очень хочу купить тебе золотые украшения.

— Ванюша, — для меня лучшее украшение — это ты. — Обняла его, прижалась к груди, а он наклонился, спрятал лицо в ее кудрях...

Что сейчас ждет их?! Тайна! И она принадлежит только им. Останется только с ними...

И помчалась жизнь по-новому. Первым событием был шашлык.

Приехал, как и обещал через два дня после свадьбы с Гульнарой и Фаруком, дядя Ярослав с большой сумкой.

— Ваня, — говорит он, — хочу сказать твоим друзьям "спасибо". Выручили тебя. Я дарю им шашлык их трех барашков. Пусть кушают, жарили втроем, желаем им, чтоб не было войны.

— Спасибо Вам! — почти в два голоса благодарят и обнимают его Иван и Фатима.

— Вот две бутылки "Столичная", — ставит их на стол дядя Фарук. — Ваня, ты же дал деньги на свадьбу.

— Спасибо. — Опять в два голоса благодарят и обнимают дядю Фарука молодожены.

— Дядя Фарук, можно обнять Вашу жену? — спрашивает Иван.

— Можно — можно, — довольный, отвечает он.

Иван, чуть прикасаясь, обнимает тетю Гулю. Знает, как много она помогла им.

— Тебе можно, тебе доверяю...

Всем весело. Всем хорошо!......

В ординаторской все в сборе. Кончилось дежурство. Входит с большой сумкой Иван, открывает ее.

— У-у-у! Вот это подарок! — с восторгом, почти кричит Иван. Други, посмотрите!...

Все подходят к сумке. Она набита шашлыком, сверху куча на шампурах. Трое ребят тянут из сумки клеенчатую скатерть, кладут ее на стол.

Входят Серафим Николаевич и Степан Андреевич, в руках у него две булки хлеба.

— Ух! Какой дух! Вот это шашлычок! — с восторгом шумит, глядя на гору шампуров. — Вот это подарок! Спасибо, Ваня. — Кладет булки хлеба на стол.

— Еще тепленький, — говорит чернявый парень, смотрит на Серафима Николаевича. — Надо пригубить. Свадьба ведь. — Режет хлеб.

— Надо. — коротко ответил он.

Иван достает из пакета бутылки, все садятся за стол. Степан Андреевич под радостный шумок разливает водку. Поднимается Иван.

Этот шашлык вам всем от дяди Ярослава. Он чеченец. Отец его служил на Дальнем Востоке еще до войны с немцами и в честь друга москвича назвал своего сына Ярославом. Он благодарит вас за дорогой подарок нам с Фатимой, желает, чтобы поскорее кончилась война. А мои слова — что б вы все вернулись домой.

— Спасибо! — слышны голоса. Весело чокаются, пьют.

И расцвел стол от веток шашлыка. Больше ни слова, все очень заняты: давно такого не ели.

Второй тост Серафима Николаевича:

— За счастье молодых. Пусть все боги берегут их!

Все согласно выпили, и закачались над столом шампуры, как на ветру.

Первым наелся парень чернявый и заговорил:

— Кончится война, приеду домой, открою шашлычную и назову "Фатима и Ваня", — пропел последние два слова. — "Фатима", — пропел дискантом, закатил глаза на лоб, — это будет дамский шашлычок из молодого барашка, а "Ваня", — пропел басом, — мужской — из бычка.

Приедете ко мне — угощу вас, как сейчас. Встреча будет — класс!

Все обещают приехать. Улыбается чернявый, наверное, представил, какая же будет встреча с друзьями по войне.

— А я, Ваня, приеду и к тебе, — говорит самый молодой парень, — а ты подыщешь мне невесту, засиделся я в девках, волосья уже стали белеть. Да и дружбу между народами крепить надо. Ты уж, Ваня, постарайся...

Хохочут все.

— Будем с Фатимой искать, — обещает Иван.

— Вот будет свадьба! — заливаясь смехом, почти кричит чернявый, — "от Москвы до самых до окраин"...

Опьянел Степан Андреевич. Не от водки. Нет. Чего там выпил?! Малость. От шашлыка чеченца опьянел. Смотрит на ребят.

— Весело им, хорошо. Сделали доброе дело. Иван — парень, что надо, ему стоит... Не помоги мы, может, и сломалась бы их жизнь, погубилась... Добро — дело великое, дело славное, — текут неторопливо мысли в его голове. Снова смотрит на ребят, любуется их красотой, молодостью, силой. Опять полились мысли:

— Родились-то не для того, чтоб грязь месить да по-страшному молодыми умирать, — тяжело вздохнул.

— Серафим, — шепчет он, не может успокоиться, — зачем война, если русский женится на чеченке, если чеченец жарит русскому шашлык?.. Какая это — мать твою — война?!..

— Черт ее знает, — с негодованием отвечает Серафим. — Кто посылает, тот не воюет. У меня в голове одно: как сохранить всех парней живыми... Живыми и не инвалидами, — тоже шепчет он...

Одолеть весь шашлык не удалось, еще дня на три хватит. Все благодарят Ивана, желают ему всех благ, просят передать огромное спасибо дяде Ярославу: шашлык — высший класс...

Вот так закончилось очень важное событие в жизни Ивана и началась его семейная жизнь при войне...

Иван очень счастлив с Фатимой. Она всегда ждет его. В завтрак или ужин, подперев кулачками голову смотрит на него искрящимися глазами. Обязательно, когда он дома, наливает ему кружечку козьего молока.

— Скоро запою я по-козлиному, — шутит он.

— Ничего, попьешь — много здоровья наберешь, — шутит и она.

Фатима очень заботилась о нем, была доброй, щедрой, а главное — очень любила его. Он чувствовал это в каждом ее движении, во взгляде. Он задыхался, когда она трепетала в его объятиях. Откуда столько страсти оказалось в этой маленькой, худенькой еще девочке.

Как-то в комнате Фатима сняла фотографию со стены.

— Ванюша, это мои братья, посмотри, — садятся за стол. — Это Аслан. Его убили. Он был учителем математики, как Отец. Это Ахмед. Нефтяник. Он кончил техникум. Сейчас воюет. А это Акбар.

— Я видел его. Когда меня покупал Отец Махмуд, Акбар говорит: "Убей его. Хочешь — давай я". Отец сказал, что ему обещали меня обменять на Аслана. "Смотри, — ответил Акбар, — если надо — рука моя не дрогнет. Позови рыжего или смоляного, они помогут".

— Отец, долго думал, что Аслан в плену. Надеялся. Акбар — геолог, кончил московский институт. Знает нашу землю, где что есть... А сейчас убивает, — качает головой Фатима, — мстит за брата.

— А это Назир, — говорит Иван.

— Он не хочет воевать. Он хочет, как ты, спасать.

— Назир — новый чеченец. Он хочет, чтобы люди любили друг друга. Пусть будет государство счастливых людей. Фатима, это возможно! — почти кричит Иван.

— Отец после смерти Аслана совсем высох, и я ушла.

— Фатима, — обнял ее Иван — Посмотри на меня. Может, ты жалеешь, что пошла со мной, хочешь вернуться к Отцу? Скажи правду.

— Нет, — прижалась к его плечу. — Я умру без тебя. Он простит, он добрый. Надо подождать...

В каждое свободное время Иван с дядей Фаруком и иногда с Назиром собирают камни. Немалая куча набралась у забора. Будет дом. Раз Иван решил — значит будет.

Однажды он пришел на рассвете. Увидев его, Фатима ужаснулась: еле держится ее муж на ногах.

— Ванюша, что с тобой? — очень близко подходит к нему.

Он видит ее испуганное лицо, нежно целует.

— Взорвали дом. Там были только дети. Мальчиков спасли, им лет восемь-десять, а девочку, такую красивую, лет пяти — нет. Фатима, не могу привыкнуть к детской смерти. — Прячет лицо в ее кудрях.

— Ванюша, добрый ты мой, хороший, любимый мой, отдохни. Идем, полью тебе воду. Поешь и поспи. Ты устал, отдохни. — Обняла его. Идут в дом. Иван, действительно устал. Спит беспробудным сном весь день.

А время бежит. Они ждут ребенка. И всегда уставший, насмотревшийся на страдания людей, он с отчаянием приходил домой, но, увидев Фатиму, которая ждала его, бежала к нему, обнимала его, прижавшись к его груди, он успокаивался, целовал ее лицо, гладил ладонью, видел как заметно растет живот, как сильнее и сильнее шевелится ребенок. Приходит в восторг, когда шепчет Фатима:

— Радуется со мной, что ты пришел.

Но волнение и тревога не покидают их: война не кончается. Что ждать?!..

Заметно поднимается дом. Большой, удобный, в три комнаты. Конечно, главный строитель — дядя Фарук. Но очень много помогает Иван, да и Назир тоже.

Комната молодых. Они читают английский текст. Задают друг другу вопросы, свободно отвечают. Муж просматривает Русско-Английский словарь, проверяет, как выучила слова жена.

— Молодец! Вы делаете большие успехи, — гладит ее по головке.

— Стараюсь, господин учитель. — Утопает в его объятиях.

Входит Назир. Видит на столе распашонки и машинку.

— Сама сшила?

— Сама, — гордо отвечает, улыбается Фатима.

— Молодец! Могу примерить?

— Пожалуйста.

— Благодарю! — раскладывает на груди. — Как раз! — кричит с восторгом, поворачивается из стороны в сторону. — Ванюша, а можно английский завтра?

— Можно, — отвечает Ванюша. Тогда прошу, поедем к реке. Я собрал целую горку камней белых, как лебеди. Надо привезти. Могут растащить.

— Давай сейчас, а то в горах может пойти дождь. Горы все могут.

— Я поеду с вами, — поднимается Фатима, складывает в стопочку книги, тетради, убирает в сумку детские вещи. — Ванюша, возьмите меня с собой.

— Пожалуйста, останься дома.

— Ванюша, мне хорошо. Ничего не болит. Не беспокойся, еще рано.

— Уже не рано.

— Ванюша, я возьму куртки и еду. Горы — это горы — все могут, все жди. — Подходит к шкафу.

— Я помогу тебе, — Иван сам достает куртки, их забирает Назир, говорит:

— Пойду заводить машину. Выходите, жду вас.

— Фатима, останься, — еще раз просит Иван.

— Ванюша, я хочу быть с тобой.

— Хорошо, — соглашается он, обнимает жену.

Она берет его руку, водит ею по своему животу.

— И он тоже очень хочет быть с тобой...

Фатима собирает в сумку еду, выходят во двор.

— Назир, возьмем пассажирку? — кричит Иван.

— Конечно. Куда денешься, — смеется он...

В кабине сидят Назир и Фатима, в кузове у кабины на сене — Иван. Какая же красота кругом! Небо чистое, голубое-голубое, и только два темных небольших облачка приютились у вершин гор.

Недалеко от горной речушки Назир остановил машину, прыгнул из кузова Иван, взял на руки Фатиму.

— И это ты один собрал столько камней! — с восторгом кричит Фатима.

— Для тебя старался.

— Спасибо, — опускается на землю, гладит руки мужа.

— Молодец, Иван, собрал камней на целую стену и какие камни! Давайте складывать и поскорей. Что-то не нравятся мне эти облачка, — смотрит на вершины гор Назир.

Закипела работа: Назир и Фатима складывают камни в два пластмассовых ящика, Иван высыпает камни в кузов, укладывает их вдоль боковых бортов.

— Фатима, отдохни, — кричит Иван.

— Я не устала, камни легкие, — подбросила небольшой плоский камень и тут же поймала его.

Неожиданно нагрянул ветер и страшный треск в горах оглушил долину... Крупный дождь с градом набросился на землю. Маленькая речушка превратилась в ревущую реку.

Спрятались втроем в кабине. Дождь хлещет сильнее и сильнее. Небольшие темные облачка над вершинами гор превратились в зловещую тучу, на концах которой висят лохмотья.

— Подождем. Дождь скоро кончится, — говорит Назир. — Хорошо, что камни успели собрать.

— Ванюша, в углу сумка, там еда. Поедим?! — предлагает Фатима.

Кто бы отказался, но не парни. Хлеб, брынза, зелень — все метется с аппетитом.

Вдруг Фатима застонала, сжала губы, закрыла глаза.

— Что? Что с тобой? Что?! — с испугом кричит Иван.

— Ой, что-то заболело. Ой-ой! Спина!!!

Назир заводит машину, срывается с места.

— Здесь рядом дед Ярослав. Потерпи немного, Фатима, потерпи!..

— Фатима, не закрывай глаза. Покричи. Это помогает, — умоляет ее Иван. Дыши глубоко.

Она не кричит, но так стонет, что им страшно. В кабине очень тесно, Иван не может ее удобно положить, взял на руки.

Назир остановил машину у дома, а дед Ярослав уже под навесом.

— Дедушка Ярослав! Она рожает, помогите, — кричит испуганный Назир.

— Берите на руки, несите в дом. Минута — и сам скрылся в доме.

Стелет на стол одеяло, новую клеенку, простыню, кладет стопку пеленок. В широкой чашке на плите моет руки с мылом по локоть горячей водой.

Несет Иван на руках Фатиму.

— Положи ее на стол, — говорит Ярослав. — Так — так. Видишь на стене винтовку? Бери. Идите под навес. Я крикну — стрельнешь, но один патрон. Там два. Это ей поможет. Идите скорей.

— Фатима, — все хорошо. — Гладит ее живот. — Каждый год я принимаю, ой, как много барашков-баранчуков, а теперь у тебя, — хохочет деде Ярослав. — А теперь слушай меня, помогай мне. Тужься! — и сам тужится. — Еще, еще!.. Так-так-так! Дыши глубоко. Тужься! Еще, еще!.. Так-так!.. Иван! Пли!..

За дверью раздается такой грохот, что ноги Фатимы подпрыгнули, присел и сам дед Ярослав, в кошаре шарахнулись ягнята. Под навесом сизый дым. Иван и Назир трясут головами: их оглушило.

— Фатима, муж твой постарался, — улыбается дед Ярослав, — еще разок тужься.. уже все!..

— Вя! — раздался крик ребенка.

— Пацан! — кричит дед Ярослав, — хороший "барашек-баранчук"!

— О! — стонет Фатима.

— Там второй! — кладет первого на кровать, прикрывает пеленкой. Сын у тебя, Фатима. Слушай меня. Старайся! Тужься!.. Еще-еще.. Иван, пли!

Раздается грохот.

— Молодец твой муж! Давай, давай, Фатима, тужься... Так-так-та-а-а-к! Фу! Все!.. Второй пацан! Два "баарашка-баранчука"! Один — темный, другой — светлый. Это хорошо!..

Дед Ярослав устал и уже говорит спокойнее. Наклонился над Фатимой, поцеловал ее волосы, потом заворачивает новорожденных, кладет рядом с ней.

— Иван! Назир! — кричит дед Ярослав, — заходите.

Они входят, трясут головами: оглохли от выстрелов, но очень счастливые: все волнения позади.

— Два сына у тебя, Иван, — довольный, обнимает его Ярослав, легко хлопает по его спине. — Назир! — молодец, что доверил сестру деду.

Всем весело, всем хорошо.

— Фатима, — прямо, мать-героиня, — веселит всех дед Ярослав, — а ты, Ванюша, ну, чистый ворошиловский стрелок! — Теперь уже от души смеются и громко.

Вдруг дед Ярослав выходит на середину комнаты.

— Иван, налей молочка матери-героине. Вон на печке бачок и кружка. Назир, помоги. — Он это делает с радостью, передает кружку Ивану, а он садится рядом с Фатимой, помогает ей выпить молоко.

— Фатимочка, радость ты моя. Я тебя еще больше люблю, — шепчет Иван, целует ее волосы, гладит ладонью лицо, она прижимает его руку к губам, шепчет:

— Посмотри на сыновей. — Смотрит с удивлением.

— Два сына — это замечательно! — кричит дед Ярослав и пустился в пляс. Какие "крендели" выписывает он ногами, рубит воздух руками!

Схватил с гвоздя небольшой барабан Назир и ходит ходуном вокруг деда. Не остался в стороне и Ванюша. Ноги бьют "дробью", поднял руки, раскачивается, как молодое деревце на ветру, плечо то поднимет, то опустит.

Устал дед Ярослав. Садится на табуретку, смотрит на ребят, и душа радуется, а в голове несутся мысли:

— Какие они красивые, здоровые, сильные! Разве важно, какой они веры?! В каком месте они родились и живут?! Разве это враги?! Не-е-е-т! Их объединила любовь друг к другу, доверие...

Зачем же война? Кому она нужна?! Посмотрите на них, кто посылает убивать. Не мешайте людям жить, не мешайте людям быть счастливыми, быть счастливыми, — качает головой Ярослав, тяжело вздыхает.

Устали ребята, подошли к нему, садятся рядом.

— Давно я так не плясал, — говорит он, мотнул головой. — Я что-то вспомнил. — Выпейте молочка, что-то вам расскажу. — Ребята пьют. — Ваша мама Салтанат рожала в медпункте, где живет сейчас Махмуд, и не могла. Совсем выбилась из сил. Махмуд у окна все патроны запулил, народ приходили, приносили патроны свои. Палил Махмуд! У окна, как на войне: грохот, дым. Ничего!.. Кончились патроны...

— Приехал я с винтовкой. Мало ли что? Роды ведь. Брат сидит у окна медпункта, волосы дыбом, кричит не своим голосом:

— "Ярослав! Помоги, помоги! Там врач — птичка". Потом скажу, как я был одет... Смело захожу в медпункт. Врач — молодая, красивая барышня. Я тоже был молодой, — приподнял брови, — красивый, — хохочет, заискрились его игривые глаза. — Здравствуйте, бараш... Извиняюсь, доктор, разрешите Вам помочь?!.. стою в фартуке — захватил на всякий случай, роды ведь, в сапогах, в галифе, винтовка за плечом. Ну, прямо генерал! — все хохочут и он тоже.

— "Вы кто?! Мясник?!" — удивленно спрашивает она. Вытаращила глаза. А глаза, как чернослив. — Хохочут все.

— Нет, улыбаюсь, строю глазки. — Нет, доктор, я — ветеринар. Дайте, пожалуйста, перчатки. Снимаю винтовку, кладу ее на кушетку, мою руки, надеваю перчатки. И все это за минуту. Такой был горячий. Подхожу к вашей маме.

Салтанат, здравствуй. Слушай меня. Тужься! Давай!.. И сам тужусь, чуть не родил кишками. — Тужься! Давай!.. Еще...Еще! Молодец!.. Слушай мои руки! Тужься! Да-вай!.. Салтанат!.. Уже мои кишки вылезли. Давай!.. Подвинулся ребенок и все!.. Тогда я схватил винтовку да как пальну в потолок!.. Грохот, дым, доктора и медсестру откинуло. Я швырнул винтовку, там был один патрон. Салтанат так плясанула, что стол запрыгал. Я ору:

Тужься! Жму живот. Все! Пацан! Большой. Килограмм пять. Басом завякал. Такой молодец! Маму поберег. Ни одной царапины. Это был Акбар. Родился, как на передовой — в пальбе и дыме. Все назвали Акбаром его.

Доктор, как птичка, заливается: "Вы такой молодец... Нам нужен главный акушер, очень нужен. Приглашаем Вас..."

А я взял ее за ручку, поцеловал пальчики и опять играю глазами, — и все это он показал, — и ответил ей, наклонился к ушку:

а кто же будет баарашков принимать?..

Он вдруг замолчал, а потом почти пропел:

— Что было, то было, и была любовь...

— Теперь понятно, почему Акбар такой крутой, — говорит Назир.

— А что делать? Война, дружок, война, — больше ничего не сказал дед Ярослав. Молчит. И все молчат. Потом говорит:

— Надо посмотреть, что там на улице? — выходит, за ним идет Назир, набросил ему на плечи куртку.

На улице уже темно, дождь угомонился, дед выходит на дорогу.

— Назир, посмотри наверх. Видишь огонек?

— Вижу.

— Сюда едет отряд. Они пьют молоко, много пьют. Идем. Собирайтесь. Я поеду к ним. Задержу немного. Возвращаются в дом.

— Иван, надо уезжать и поскорей. Сюда едет отряд. За кашарой будка. Ставьте ее на кузов, — говорит дед.

— Там камни, — отвечает очень взволнованный он.

— Будка небольшая, легкая, поставьте между камней. Поторопитесь. — Дед тоже взволнован.

Ребята быстро ставят будку, бегом несут сено, дед Ярослав по-молодецки бежит с буркой.

— Это для Фатимы, положите в будку на пол.

Иван несет Фатиму, вместе с Назиром, укладывает ее. В широкой плетеной корзине, накрытой марлей, несет дед Ярослав "баарашков". Иван ставит корзину возле мамы.

Все стоят у опущенного заднего борта машины.

— Дедушка Ярослав, спасибо Вам за все, — говорит Фатима, машет ему из будки рукой.

— Рожай еще. — Все смеются, но очень волнуются. — Первого назовите Махмудом, в честь Отца. Второго — решайте сами.

— Я знаю. А ты, Ванюша знаешь?

— Я тоже.

— Как?

— Ярославом назовем.

— Какой ты молодец! — тихо говорит Фатима.

Иван обнимает деда Ярослава.

— Спасибо Вам. На всю жизнь спасибо. — Залез в кузов, в будке сел рядом с Фатимой.

Сжались глаза старика, скатилось несколько слезинок.

Не забыли. Да пусть хранит их Аллах... Назир, садись, поедешь низом, а там налево.

Тронулась машина. Поехал в горы на лошади дед Ярослав. Вот и все. Все имеет свой конец...

У дома на скамейке сидят Фарук и Гульнара. Они очень встревожены Уверены, что какая-то беда случилась в дороге. Молча ждут... Наконец, дождались. Фарук открывает ворота.

— Что случилось? — спрашивает он Назира.

— Сейчас узнаешь, — улыбаясь, отвечает он. Помогает Ивану: берет корзину из его рук.

— Доверим дяде Фаруку? — спрашивает Ивана.

— Конечно, — счастливо улыбаясь, отвечает он, спрыгивает из будки, берет корзину у Назира. Передает дяде Фаруку. — Это наш подарок. Фатима родила двух сыновей.

— Ой! — чуть присел дядя. — Да хранит их Аллах!

Как торжественно несет он племянников. Еще бы! Родились мужчины. А на Кавказе — рождение сыновей — большая радость и гордость. За ним Иван несет на руках Фатиму, рядом идет Гульнара и Назир...

Жизнь, как горная речка, которая, то мчится с невероятной быстротой и грохотом, то успокоится и притихнет, то снова беснуется, и ничем ее не остановишь.

Бегут дни и сложные дни. Растут сыновья, а война еще не кончилась. Люди как-то уже привыкли к взрывам и вою самолетов, к грохотам орудий, но не могут привыкнуть к смерти парней и детей, де-тей! Как страшны стоны раненых! И каждый день это на глазах Ивана. И вопли матерей!..

Он старался скрывать свое состояние постоянной тревоги, а теперь еще тревога за своих детей не покидает его. И тем не менее, он был очень счастлив, потому что не потерял надежды, что скоро кончится это безумие.

В комнате Ивана и Фатимы стоят две детские кроватки. Мастер — дядя Фарук. У него золотые руки.

На кровати Фатима заканчивает кормить Махмуда. Иван сидит рядом. Осторожно забирает сына, кладет его в кроватку. Несет второго. Сколько восторга вызывает и этот. Как он гулит, смотрит на родителей, улыбается, а потом как заорет.

— Певцом будет, — говорит Иван и так счастливо, по-детски смеется.

— Кушать хочет маленький, — почти поет Фатима.

Прикрыл ручкой в варежке мамину грудь Ярослав, тихо засыпает. Отнес Иван в кроватку и его.

Подходит к кроватке и Фатима, прижалась к груди мужа, подняла голову.

— Ванюша, кончится война, ты будешь носить только белые рубашки и костюмы. Ты такой был красивый в черном костюме на свадьбе.

— Согласен, только без "бабочки".

— Мы купим галстуки, много-много.

— Только без "петухов".

— Выберешь сам.

— Нет. Выберем вместе.

— Хорошо, — почти шепчет Фатима. Гладит его лицо.

— Кончится война, — очень нежно целует ее лицо и после каждого поцелуя смотрит в ее глаза. — Кончится война, ты будешь самой нарядной и красивой женщиной. Мы поедем учиться. Я закончу свой институт, а ты поступай в Гуманитарный университет на филологический факультет. Ты знаешь такой факультет?

— Конечно. Моя тетя кончила такой факультет, здесь работала учительницей русского языка. Она жена самого младшего моего дяди Аслана. Они уехали.

— Фатима, я хочу лечить детей с самого рождения, освобождать их от болезней. А ты создашь здесь Гуманитарную школу. Дети будут изучать языки, искусство, литературу. Будут много знать, смотреть мир, учиться жить, любить, учиться не воевать и не убивать...

Каждый год мы будем ездить в отпуск и смотреть как живут люди в разных странах. Подрастут дети, будем брать их с собой.

— Ванюша, а я думаю, не кончится скоро война.

— Кончится, Фатимочка, кончится и скоро. А мы ее опередим. Будем готовиться. Ты точно сдашь, а с детьми мама поможет. Сколько у нас будет интересного в жизни. — Подхватил ее под руки и закружил.

— Ванюша, хочу тебе раскрыть тайну, — неожиданно шепчет Фатима. — У нас, наверное будет ребенок.

— Ура, — тихо кричит Иван, подхватывает ее на руки, кладет на кровать, сам становится у кровати на колени и говорит:

— Я хочу, чтобы была девочка и похожа на тебя.

— Нет. Пусть похожа на тебя.

— Хорошо. Но пусть у нее будут твои кудри и глаза.

— С тобой всегда согласна. — Приподнимается, обнимает его. — Завтра пойду в консультацию.

— Будь осторожна.

У калитки тетя Гуля встретила племянницу. Как хороша Фатима! Нельзя об этом не сказать.

В длинном черном из легкого шелка платье, юбка которого струится по ногам, открывая черные босоножки на высокой платформе и широком тоже высоком каблуке. Узкий черный шарфик закрывает голову чуть выше лба. Тетя с восторгом смотрит на нее, но страх, страх приводит ее в ужас.

— Фатима, беда, — шепчет тетя. Идут во двор. — Вам надо уехать. Спустился с гор Акбар. Он убьет вас всех как врагов. Вот посмотри. Под скамейкой нашла свернутую бумажку. Прочитай. — Фатима читает.

— Тетя Гуля, никому ничего не говорите. Я скоро вернусь. — накинула узкий длинный ремешок черной сумки на плечо. Очень волнуется, но старается скрыть это. Волнение выдают руки, постоянно поправляющие волосы и сумку.

Фатима знала, где можно встретить Акбара: раньше она не раз приходила к нему. И в этот раз не ошиблась. Ее свободно пропускают хорошо вооруженные крепкие парни с зелеными повязками на лбу, бородачи. Она чуть наклонив голову, здоровается с ними, уверенно проходит мимо.

— Откройте дверь к Акбару, — просит охранника. Он только хотел открыть, но она опережает его, распахивает сама дверь и тотчас закрывает ее.

Акбар сидит, склонившись над картой, рядом автомат.

— Здравствуй Акбар, — строго и смело говорит она.

Пораженный ее приходом, он открыл рот, таращит свои зеленые глаза, съехала каракулевая папаха под цвет его рыжеватых волос. Он молод, красив. Ему лет двадцать пять, не более. На какое-то мгновение уставились друг на друга.

— Откуда ты, женщина? — цедит слова Акбар.

— Разве ты забыл, что я твоя сестра?! — все еще стоит у двери. — Если ты забыл, я напомню: меня зовут Фатима. А ты — мой брат — Акбар.

Снова какие-то минуты молчат, глядя друг на друга. Она видит, какой злобой и ненавистью наливаются глаза брата.

— Уйди, женщина, — рычит Акбар, кладет руку на автомат.

— Я тебя не боюсь. Я не только женщина и твоя сестра. Я — мать. У меня два сына и жду третьего ребенка. Очень хочу девочку. Вот она, — кладет руку с левой стороны под грудь. Она дышит и слышит нас.

— Ты дрянь. Предала всех. Родила ублюдков от нашего врага, который убивает твой народ, рушит твою Землю! — вопит Акбар, тянет автомат.

Фатима бесстрашно говорит, подходит к столу:

— Я же тебе сказала, что не боюсь тебя, не двигай автомат. Не смей оскорблять мою семью, моего мужа. Не смей угрожать мне автоматом. Запомни: мой муж не убивал и не убивает. Он вернулся сюда, потому что любит меня, ты понимаешь?... Нет... Ты забыл, что такое любить. Ты — зверь. Мой муж врач. Ему не дали закончить институт. Сейчас он спасает от смерти всех: и своих, и чужих, и каждую минуту рискует жизнью. Спас Шамиля, когда его ранили. В госпитале вовремя сделали ему переливание крови, иначе бы он умер. Шамиль и не знает этого. В первое дежурство спасал Шамиля.

Каждый день, не думая о себе, лезет в горящий БТР, идет по минному полю, стоит часами на операциях. Главное для него — спасти — спасти — спасти. Поэтому все Боги берегут его.

Какие-то минуты молчат, смотрят в глаза друг другу.

— Разве ты не знаешь, — подходит ближе к столу Фатима, — или забыл, что тебя назвало все село Акбаром. Все помогали тебе родиться. Очнись, Акбар — Благословенный. Сейчас ты несешь смерть и несчастья...

Как он похож на страшного зверя, готового в любую минуту броситься и убить, но сдерживает себя, смотрит ненавидящими глазами исподлобья, тихо заговорил:

— Ты взываешь к моей совести?! Ее нет! Ее растоптали!... Остались ненависть и злость. В свои двадцать пять лет я слишком много видел крови и смерти — смерти — страшные смерти молодых!.. Будем мстить!... Уходи! — готов на нее броситься.

Она подняла руку, чтобы успокоить его. Он воспитал ее бесстрашной.

— Мщенье — не выход. Оглянись, разберись. Тебе не приходило в голову, почему вас называют головорезами, дикарями? Ты никогда не задумывался?

И вообще, думаешь ли ты о Чес-ти Земли своей?! О Чес-ти!О Чес-ти своего отряда?! О своей собственной? Не думаешь?! Тебе главное — убивать любой ценой — бросать в ямы, в подвалы, рубить головы... Очнись!..

Идет к двери. Поворачивается.

— Что ты знаешь о Шамиле? Родители плачут день и ночь.

— Он жив. Учится не здесь, в военной спецшколе.

Фатима быстро закрыла за собой дверь. Слегка кивая головой, молча проходит мимо охраны.

А во дворе дома Фарука бегают, падают, без слез поднимаются и снова бегут за мячом сыновья Фатимы. Она вошла в калитку. Прикрыв ее, остановилась. Смотрит на детей.

— Как выросли дети, — думает Фатима. В доме уже накрыты проемы окон. Как летит время...

Она все еще не может прийти в себя от разговора с Акбаром. И мысли беспокоят:

— Неужели у него не найдется ни одной клеточки, в которую б упали мои слова. Нет, не найдется... А может быть, — не додумала: увидев ее, весело смеясь, бегут к ней ребятки, а рядом с ними и тетя Гуля. Слез с мастерком с "козла" дядя Фарук. Обнимает, целует Фатима сыновей, дядю и тетю, тихо говорит, что Шамиль жив. Плачут от счастья родители.

— Ну что, Фатима? — спрашивает Гуля.

— Не знаю. Все очень сложно, надеюсь на что-то. Я надеюсь...

Как-то утром Иван был дома, дежурил до полночи, но встал по привычке рано, вышел во двор и с восторгом смотрит, как сыновья, держась за мамину юбку, идут в сарай с кружечками, ждут, когда она подоит, процедит молоко, нальет им в кружки. И они возле сарая пьют его взахлеб. Молоко часто стекает по краешкам губ, по подбородкам, и каждый вытирает его рукой почти от локтя до ладошки.

Сколько радости на лицах, когда они видят папу, бегут к нему. Несет Фатима ему кружку молока. Он отпил половину, отдает ей.

— Выпей сама. Молочко козлиное, полезное. — Смеется.

— Спасибо, — пьет. — Мы так тихо поднялись, не хотели тебя будить, — говорит Фатима.

Расцвел от заботы счастливый муж. Целует ее лицо, обнял плечи. Поцелует и посмотрит в глаза. Поцелует и посмотрит... Немедленно этого захотели дети. Папа держит обоих на руках, они целуют маму, как он.

Обслюнявили, обсопливили, но мама очень довольна.

Ни одна война не остановит жизни и счастья! Ни одна! .. Не дано!.. Зачем она?!

В гости приехал дед Ярослав, привез своим баарашкам огромный на всю комнату ковер. Они тут как тут. С дедом разворачивают, выравнивают, пляшут, дед Фарук бьет в барабан.

Ни одна война не остановит жизни и веселья! Ни одна!.. Не дано!.. Зачем она?!

Уснули ребята. В доме тишина. За столом собрались все. Пришел Назир. Вернулся с дежурства Иван. Дед Ярослав привез еще подарки: мед в сотах, брынзу, сыр, жареное мясо. Все едят с удовольствием — такие деликатесы не каждый день.

Тихо заговорила Фатима:

— Мы с Ванюшей решили поехать к Отцу. Надеемся, что он простит нас. Времени прошло немало. Внуки уже ходят.

— Он будет очень рад, — говорит дед Ярослав.

— Он ждет вас, но молчит, — добавил Назир.

— Поедем завтра. Я смогу, — заявил твердо Иван...

Дядя Фарук и тетя Гульнара провожают их до ворот. Иван и Фатима очень волнуются. И чем ближе подъезжают, тем больше волнений. Наконец, приехали. Фатима идет с сыновьями к дому, Иван остался у машины.

Дочь стучит в дверь, открывает ее, стоит на пороге, держит ребят за руки.

— Можно к Вам, Отец, — тихо говорит Фатима, от волнения перехватило дыхание.

Отец Махмуд идет к двери. Какие-то минуты молчат. Смотрят друг на друга. А мысли за эти минуты мчатся в голове дочери: "Как он постарел, как много страдал, волосы совсем белые"...

А сколько передумал он за эти минуты: "Как быть?" Смотрит на внуков. Они почти спрятались за маму: очень строгий дедушка. А по его лицу какие-то секунды мелькнула улыбка, еле заметная, но улыбка.

— Отец, простите меня. Простите нас, падает возле него на колени, горько плачет Фатима, как же горько плачет. — Простите нас. Виновата я перед Вами.

Чувство вины не покидало ее все время. Но она молчала: зачем говорить, если ушла.

Молчит Отец, перехватило дыхание, не может говорить. Наклонился к ней, помогает встать, а она еще горько плачет.

— Фатимочка, дочка моя, — обнял ее за плечики, не смог сдержать слез, — "кудряшечка" моя...

Стоят молча. Всхлипывает Фатима, от волнения покачивается Отец.

— Не плачь, я простил вас, ждал, — смотрит на внуков, глаза их полны слез.

— А где твой муж? — гладит ее волосы.

— Он у машины. Ты пригласишь его? — все еще всхлипывает Фатима.

— Я позову его, — идет к двери.

А Иван уже открывает дверь. Он хотел назвать его Отцом Махмудом, но не решился. А вдруг он обидится.

— Проходи, сын, проходи.

Каким счастливым взглядом смотрит Фатима на Отца. Каким восторгом светятся ее глаза, когда он обнял Ванюшу. Отец умеет любить, она это знает.

Стоят молча. Какое же облегчение у каждого на душе.

— Ванюша, — шепчет Отец Махмуд, — ты прости меня, за яму прости...

— Что Вы, — тихо говорит Иван. — Это же война. Забудем все, — смотрит в его глаза. — Я так счастлив с Фатимой. Спасибо Вам за нее. Никогда не думал, что буду такой счастливый.

Чуть улыбнулся, кивает головой Отец Махмуд. Как же много свалилось с его плеч, даже как-то посветлело его лицо. Иван помогает ему сесть на стул. Отец шепчет:

— Спасибо.

Фатима спрашивает сыновей на родном языке:

— Кто это?

— Дада, — отвечают они.

Это очень обрадовало его. Он протянул им руки, очень серьезными подошли к нему.

— Как тебя зовут?

— Махмуд.

— Молодец, — гладит его кудри, улыбается.

— А тебя?

— Ярослав, — Отец рассмеялся, тоже гладит его кудри. Смотрит на Фатиму.

— Сыновья кудрявые в тебя. Один темный, другой светлый, это хорошо . Спасибо, что не забыли нас.

— Это невозможно, ты всегда был рядом с нами, а дядя Ярослав принимал их, — целует его седину дочка.

— Мы привезли тебе подарки...

— У меня тоже есть, — ведет их в очень нарядную комнату: всюду ковры, на которых сабли, ружья. Из шкафа достает и вешает каждому на шейку барабанчик, ставит на стол две детские гармошки.

В минуту комната наполнилась таким барабанным боем, что родители хотят немедленно угомонить детей.

— Побудьте одни, просит дедушка их, — а я послушаю внучат. — Родители выходят. Он плотно закрыл дверь и громко заиграл на гармошке сам...

Входит Фатима.

— Отец, твои уши еще выдерживают этот грохот? Это ужас! — заливается смехом, видя, как он старается играть на гармошке.

— Конечно, — смеется и он, сжимает гармошку.

Входит Иван. Они все-таки отбирают у ребят дедушкины подарки, подводят к низенькому круглому столику у тахты, покрытой тоже ковром.

Восторгу нет конца. Они успели посидеть, постоять, потопать и даже полежать на животе, согнув в коленях ножки, и поболтать ими. Столик все выдержал.

— Ванюша, Фатима, оставьте мне их на недельку.

Родители смеются.

— Ты с ними не справишься.

— Мы Вас очень просим, поедемте с нами, — предлагает Иван. — Мы с дядей Фаруком строим дом. Посмотрите.

— Отец, мы все тебя просим, очень просим: поехали с нами, — обняла его Фатима, — ты получше узнаешь их, они привыкнут к тебе. Для нас это будет большой праздник.

— Вы правы. Поеду с вами. Подарки возьмем с собой, — улыбнулся. Внучат надо учить нашему языку, нашим песням и танцам.

Отец Махмуд сидит за рулем, Фатима с ребятами — рядом, Иван — на сене в кузове. Он так решил, Отец согласился.

Как рады хозяева. Столько не виделись, давно бы поговорить надо, но не получалось. Обнялись братья. Остались у машины одни:

— Прости меня, Махмуд. Не мог я закрыть свою дверь. Принял их. Они очень любят друг друга. Такого я не видал. Не принять, значит, было погубить их. Ни я, ни Гульнара — не могли.

— Ты всегда был добрым и мудрым. Спасибо тебе.

— Вот и весь разговор. О чем еще говорить?! Конечно, трудно. Всем трудно. Очень трудно. А что впереди?! Кто это знает?! Война — она и есть война...

К ним подходят все.

— Ванюша, — просит дядя Фарук, — показывай свой дом. Твой проект.

— Он не готов. Работы еще много.

— Ничего. Уже стоит и крепко стоит.

— Дом — это хорошо — размышляет Отец Махмуд, смотрит на Фатиму и Ивана. — Дом — это добро. Это гордость.

Входят внутрь дома.

— Какой большой и удобный, какие чудесные камни подобрали, — очень сдержанно, но не без восхищения говорит Отец.

— Будем накрывать. Все есть, — сообщает дядя.

— Кончится война, к свадьбе мы подарим дом Шамилю, — вдруг заявила Фатима.

Ни дядя Фарук ни тетя Гуля да и Отец Махмуд не ожидали такого решения молодых.

— Кончится война, мы поедем учиться. Я закончу институт...

— А я хочу быть учителем, да-да, как ты, Отец. Буду учить своих детей, — дополняет Фатима мужа.

— И мы обязательно вернемся к Вам, Отец Махмуд, — обещает Иван.

Все радостно улыбаются, согласны с решением молодых.

— Спасибо, — шепчет Отец. — Все будет. Я помогу, только бы кончилась война.

— Кончится и скоро, — уверенно говорит Иван, обнимает его.

Остался в доме один Махмуд, стоит у проема окна. Рвут мысли голову:

— Сложно мне, ох, как сложно. Фатима светится счастьем. Иван надежный, крепкий мужик, но помочь им надо. Главное — сохранить их всех. Конечно, Назир всегда будет с ними. А Ахмед? Акбар? Они не простят. И убить смогут. Да помоги им, Аллах, набраться разума. — Вытирает платком лоб, мокрый от волнения, выходит из дома.

А жизнь бежит. Уютно живется Отцу Махмуду у дочери и зятя. Дел полно: сшил внукам лохматые белые бараньи шапки, ребятки не снимают их, видно, дед постарался от души.

В танцах, конечно, больших успехов нет: маловаты еще. Да можно и не торопиться: времени впереди много, но вытянуться, как линеечка, поднять гордо голову, резко взмахнуть руками — это они усвоили вмиг. Гены, наверное. Сейчас очень старательно шьет им черные бурки. В общем, будут внуки настоящими джигитами. Сколько же веселья, когда примерки и танцы.

Пришло время Отцу уезжать. До ворот его провожают все, до дома — только Фарук и Иван. Когда подъехали к его дому, то помогли внести все вещи, разложить. На обратном пути собрали несколько корзин камней. На повороте Фарук остановил машину.

— Ванюша, выходи, спускайся. Здесь долина цветов.

Спустились. И Иван, потрясенный красотой — замер: от начала долины почти до седловины — все покрыто тюльпанами, желтыми, как солнце. Медленно он падает на траву. Рядом садится дядя Фарук.

— С детства люблю лежать на траве и смотреть на небо, — тихо говорит Иван, — на облака.

— Это хорошо. Значит, Бог тебя любит, и ты получишь много радости от него. Сколько вчера спас?

— Много. Вовремя остановили машину. Полный кузов молодых ребят, — замолчал. Фарук ждет, что он еще скажет. — Понимаете, — с болью произнес, сжал кулаки, — какие-то сволочи заминировали автотрассу, рядом с домами. Собака обнаружила... Изверги! Никого не жалеют...

— Пусть тебе поможет Аллах. — Омыл лицо руками. — Спасли своих и наших. — Ложится на спину, смотрит на небо Фарук.

— Скажи, Ванюша, как бы жили люди, если б не было слов "война", "убить", "воевать", "застрелить"?.. А?.. — Ждет ответа...

Иван хмурит брови, повернулся на бок. Смотрит на дядю Фарука и тихо сказал:

— Не знаю.

Поднялся, взглянул на долину и добавил:

— Наверно, вся земля цвела бы, как эта долина.

Молча кивает головой дядя Фарук.

— Знаешь, здесь есть легенда. Посмотри, на горе, видишь, стоит дом, — дядя Фарук показал рукой на правую сторону.

— Еще до войны поздно вечером ворвалась банда, человек десять, в дом...

Иван сел, внимательно слушает.

— Мужа и сына, лет восьми, они избили, связали, а женщину насиловали на их глазах. Мальчик сошел с ума, стал кричать, биться. Его убили. Отец бросился на них, тоже убили прикладом.

Они сидели за столом, много пили, и все насиловали женщину. Она сказала, что очень хочет пить, они потребовали еще еду.

Женщина пришла в кухню, знала, что под пиджаком мужа висит автомат. Очень быстро сняла его, знала, что он всегда заряжен. Из кухни она расстреляла всех.. Била в головы. В погребе похоронила мужа и сына и ушла. Больше ее никто не видал.

А ночью началась гроза. Молнии разбивали небо. Гром рычал, как тысячи зверей. Дождь лил ведром. Люди перепугались: такого никогда не видали. А потом тишина. На небе звезды, как кулак, — дядя Фарук замолчал.

— А потом что было? — спрашивает Иван.

— А потом?!.. Потом был такой удар — земля тряслась. Кто-то завыл, плакал, хохотал, как сумасшедший, а утром увидали — стены дома треснули. И каждую ночь люди ( они жили здесь) слышали крики, кто-то плакал, хохотал.

А потом начались сильные дожди, все дома смыли. Люди ушли. А этот дом стоит. И сейчас в нем кто-то ночью кричит, говорят, даже и днем.

Вот такие, Ванюша, дела...

Молчат оба. Иван снова лег на землю, смотрит на плывущие облака.

— Ужас! — тихо говорит он. — Какое зло совершили люди в долине, а природа щедро наградила ее. Посадила цветы и столько!.. Зло надо наказывать...

Согласно закачал головой дядя Фарук. Оба молчат.

Иван поднялся, помог подняться ему. Молча смотрят на долину.

— Дядя Фарук, — снова тихо сказал Иван, смотрит на него. — Наверно, еще долго не исчезнут слова "война", "убить", "расстрелять"...

Снова он молча закивал головой, потом тихо протянул:

— Д - а- а...

Молча поднимаются к дороге. Молча садятся в кабину...

В комнату Ивана и Фатимы входит Назир. Обрадованы все. Ребятки тут же на его руках.

— Отец собрал камни, просит приехать, забрать. Я довезу вас. Дядя Фарук купил бензин, хочет посмотреть отцовского "Жигулька". Пригоню ему машину, потом вернусь и помогу.

Собрались мгновенно: Ивану надо успеть на ночное дежурство. Тетя Гуля и Фатима в сумку складывают Отцу Махмуду в подарок продукты.

— Тетя Гуля, — кричит Иван, — подержите ее, а то Фатимочка с нами помчится да еще и в кузов залезет, — хохочет.

— Подержу — подержу, — смеясь обещает она. — Уже один раз съездила...

Тетя Гуля и Фатима входят в комнату. Всем весело. Хохочут с ними и ребятки.

Назир с "баарашками" уходит заводить машину, Фатима подходит к Ивану, а тетя Гуля уже в кухне.

— Все собрали! — Говорит мужу Фатима.

— Молодцы!

— Рады стараться, любимый врач-спасатель!

Иван обнимает ее, гладит живот, шепчет на ушко, заливается счастливым смехом, облизал ушко:

— Шевелится, прыгает, как козочка.

— Она и я очень ждем вас, — гладит счастливая Фатима ладошкой его лицо.

А сколько же радости принесли Отцу Махмуду гости. Ожил его дом. Загрохотал. Бьют барабаны, надрываются гармошки. Иван схватился за голову, хочет угомонить сыновей.

— Пусть! Пусть! — кричит дед Махмуд. — Это сладкая музыка.

Назир уезжает на "Жигульке", Иван взял с собой ребят, остановил машину у камней, недалеко от переправы. Видит Руслана, соседского мальчика лет десяти. Он пасет козленка, привязанного на длинной веревке за колышек. Сыновья уже бегают за козленком. Они в шапках. Не хотели ехать без шапок. Сами очень похожи на барашков.

Спиной к реке на низком берегу Иван складывает в корзину камни, ссыпает их в кузов. Напротив — очень высокий скалистый берег с нависшими большими камнями над водой. К одному из них, низко наклонясь к земле, с автоматом в руке подбирается Акбар, лег. Ему хорошо виден Иван и дети. Понеслись в его голове мысли:

— Трое суток его искали — нашли. Убью его. Убью. Убью его детей. Кончается война. Как жить? Какой позор! — с отчаянием качает головой, все лицо передернулось злобой. — Как жить с позором? Надо убить. Смыть позор кровью, — эти мысли не дают ему покоя. — Поплачет сестра. Ничего. Я найду ей хорошего мужа. Все забудется...

Прицеливается, но Иван все время наклоняется, подбирает камни.

— Мне не нужен его зад, мне нужно его сердце, сердце! — снова злоба да и ненависть перекосили его лицо. Нацелился. — Счас! Счас! Счас! Счас! — зловеще повторяет он. Что-то мешает ему. Елозит возле камня. Может, хочет продлить радость мщения?!..

Вдруг страшный грохот раздался за рекой — и камень вместе с Акбаром летит вниз, в воду. Ивану и детям повезло: волна пронеслась верхом, не задев их.

Он повернулся — видит человека в воде, что-то его держит, лицо постоянно захлестывает вода.

— Руслан! Держи ребят за руки, не пускай к реке. Держи покрепче!

Мальчик показал, как он крепко держит. Иван в воде, плывет против течения. Оглянулся — Руслан держит сыновей за руки. Его относит вниз, но не намного. Наконец, подплыл и увидел Акбара. Он без сознания. Может, был оглушен, может, сильно ударился о камень. Куртка зацепилась за куст, и он хорошо нахлебался воды.

— Хотел убить меня, с ужасом подумал Иван. Какие-то минуты молчит. — Ну, что ж, Акбар, живи! Я привык всех спасать. — Наклонил куст, сорвал куртку, плывет с ним.

На берегу прежде всего кричит:

— Руслан! Бегите к козленку. — Он не хотел, чтобы дети увидели Акбара: слишком был страшен, почти утопленник. Дети послушались.

Искусственное дыхание, которым владеет Иван, помогло. Акбар задышал, началась рвота, постепенно стал приходить он в себя, ошалело уставился на Ивана. Узнал его.

— Акбар, — совершенно спокойно говорит ему Иван. — Ты упал с камнем в реку. Был большой взрыв. Сядь. Я помогу тебе.

— Я сам, — ответил с раздражением.

— Постарайся вырвать всю воду. — Акбар постарался.

Иван спокойно идет к кабине, достает автомат, возвращается к Акбару. К отцу подбегают дети, идут рядом с ним. Но остановились: слишком страшный дядька. Иван же подходит к нему, кладет автомат возле его ног.

— Вот автомат. Убей меня. Убей моих детей. Ты же хотел и очень этого хочешь. — Подходит к сыновьям, берет их за руки. — Вот мои сыновья. Это — Махмуд, это — Ярослав. Не надо нас искать, выслеживать. Вот мы. — Сощурил глаза Иван и, чеканя каждое слово, проговорил:

— Смывай нашей кровью позор. Смывай!.. — молчит, испытывающе смотрит на Акбара. Широко раскрыв глаза, полные тревоги, неотрывно смотрят дети на незнакомого мужчину.

Акбар медленно поднимается, берет автомат, стоит, слегка покачиваясь, проверяет, заряжен ли он? Смотрит на спокойное лицо Ивана, испуганные глаза детей. Нервно задергалось его лицо, перекосилось, и из груди его вырвался такой дикий вопль, такой стон, что детки спрятались за отца, но он крепко держит их руки.

Акбар с силой взмахнул руками и через голову швырнул автомат в реку. Слышно, как он плюхнулся в воду.

Медленно, пошатываясь, Акбар идет к Ивану, тихо говорит:

— Ты мой брат, Иван. Ты мой брат.

Иван отпустил руки сыновей, направился ему навстречу. Но они стоят. Не уходят. Скорее всего, не хотят оставлять отца одного.

— Ты мой брат. Хороший брат. — Обнялись, прижались лицами друг к другу. — Ты мой брат, — шепчет Акбар, еле сдерживая рыдания. — Ты же знал, что я хотел тебя убить и твоих детей. Но ты спас меня. — Он сжал губы, повернул в сторону голову. Трясется его голова. Не смог он сдержать слез.

— Все позади, брат мой, — тихо говорит Иван. — Они обняли друг друга за плечи, неторопливо идут к машине: надо во что-то переодеться. Дети — за ними.

Сколько же пережито этими совсем молодыми людьми в эту проклятую войну!..

Услышав грохот, Отец Махмуд схватил винтовку и выбежал на улицу в одной рубашке.

— А если это Акбар?! — резанула мысль его голову. — Там же Иван и внуки!.. — подкосились его ноги. Остановился на секунды — и семенит по дороге.

Когда же он увидел Акбара и Ивана, идущими, обняв друг друга за плечи, а внучата мчатся к нему, он выронил винтовку, открыл рот: перехватило дыхание.

Иван бросается к нему.

— Отец, успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, — достает из кармана его рубашки валидол. Теперь с утра в рубашке всегда таблетка валидола. Так установила Фатима. Отец Махмуд редко пьет лекарство. Но вот — пригодилось.

— Постойте немного, я подгоню машину, сядите.

Берет ребят с собой.

Акбар подошел к отцу, уткнулся в его плечо и замер, потом тихо заговорил:

— Иван мой брат, — смотрят друг на друга. — Он мой брат. Он спас меня, а мог бросить. Я бы утонул. А я хотел его убить, хотел убить его детей...

Отец Махмуд видит, сколько на лице сына горя, отчаяния, страданий и чуть-чуть радости встречи. Сколько седин в его голове . А ему всего двадцать пять.

— Уже этого нет и не будет, — успокаивает он сына. — Не береди свою душу. У войны волчьи законы. Будем все благодарить Аллаха, что он не допустил беды, — гладит плечи сына.

— Что делает проклятая война с людьми. Как она ломает даже крепких мужиков, — думает Отец Махмуд...

Ну и вечер сегодня. Мчится на "Жигульке" Назир, что-то кричит в открытое окно, машет рукой. Отец взялся за сердце. А сын уже рядом, хохочет.

— Дедушка! — обнимает его, приподнял на руках. — У тебя внучка родилась! — хохочет. Увидел брата.

— Акбар! — с огромной радостью и удивлением смотрит на него. — Здравствуй, брат! Здравствуй. — Обнимают друг друга.

— Отец, — говорит Акбар, — как он вырос, какой красавец!

— В мать, — только и сказал. Глаза наполнились печалью.

Подъезжает Иван, усаживает Отца Махмуда на ступеньку кабины. Он сам так захотел.

— Ванюша! — Хохочет Назир. — Поздравляю! Поздравляю! — бьет его руку.

Иван в недоумении.

— Да у тебя дочка родилась!..

— Ты что?!.. Еще рано!

— Мы отвезли твою Фатиму на "Жигульке" Отца к дяде Ярославу. Я только доверяю ему. — На полном серьезе и гордо, как опытный и солидный человек, заявил он. Все смеются, но больше всех хохочет сам Назир и ребятки с ним. — Как вам известно, у меня уже есть неплохой опыт, — снова балагурит он.

— Дядя Ярослав сказал, что рано, но все в порядке. Он никогда не видел такой красавицы.

— Он стрелял? — спрашивает Отец.

— Не успел.

— Дядя Ярослав сказал: "Она, как козочка, прыгнула в мои руки", — он показал, как могла девочка прыгнуть, и даже сам подпрыгнул. — Дядя Ярослав сказал, что никогда не держал в своих объятьях такую красавицу. Так сказал дядя Ярослав.

— Молодец Назир. Все рассказал. Все! — говорит счастливый Иван. — Он — как дед Ярослав. — С любовью смотрит на Назира.

— Если дед Ярослав так сказал, значит это так. Дед Ярослав толк в женщинах знает, — слегка улыбнувшись, говорит Акбар.

Как подобрело, помолодело его лицо. Искренность и задушевность отношений между близкими сразу смягчили сердце его. Он почувствовал, как они добры, будут такими и с ним.

— О, Аллах! — простонал он про себя, — какую ты беду отвел от нас,.. какое горе отвел...

Отец Махмуд видит свою винтовку на земле. Собирается выстрелить. Как же иначе?!

— Первая девочка после Фатимы во всем роду, — качает он головой.

Акбар берет его винтовку и тихо говорит:

— Отец, не стреляй! Родилась Жен - щи - на! Жен - щи - на!.. — он поднял руку вверх и произнес торжественно эти слова. — Значит, будет на Кавказской Земле Радость! Красота! Любовь!..

И запел сильным голосом изумительную старинную песню. Ее подхватили все и Иван тоже. Фатима многому его научила.

Вдруг Назир срывается с места и бежит в горы, за ним — ребятки.

И раздается крик, который вырвался из груди еще мальчика. Он только что вдохнул прелесть мирной жизни — мир согласия и любви.

— Не надо войну — не надо войну — не надо — войну — не надо! — молит кого-то Назир. И эхо подхватило эти слова, и несутся они между вершинами.

— Не хочу войну — не хочу войну — не хочу войну! — рыдает Назир, лицо заливается слезами. И эти слова разрывают тишину гор: мечется эхо.

Бегут малыши за Назиром, хохочут. Что может быть радостнее, чем счастливый смех ребенка. Звенит этот смех у вершин — старается эхо.

Назир возвращается и не перестает кричать. И эхо не расстается с его словами. Ребятки, увидев близко Назира, еще громче хохочут, повернув назад. Эхо заливается вместе с ними.

Он подбегает к Акбару, потом к Ивану, все еще всхлипывает, тяжело дышит, берет руку то одного, то другого.

— Акбар, Ванюша, не надо стрелять, не надо стрелять, вы — братья! — слезы заливают его лицо, не может отдышаться. — Война не кончилась. Два года война... нет конца.

— Назир! — взял за плечи брата Акбар, слегка встряхнул его. — Война кончится на бумажке. Будет другая, тоже страшная, — война мести и наживы. Я солдат. У войны свои законы. Жестокие — но свои законы. Я солдат, — развел руками.

Иван внимательно слушает разговор. Очень хочет успокоить Назира, кладет ему на плечо руки, почти перебивает Акбара:

— Назир, мы с Акбаром — братья, — смотрит на Акбара. Он по-доброму взглянул на Ивана, улыбнулся, согласно кивает головой. Это видит Назир. Он все еще всхлипывает, не может выйти из этого состояния.

— Это мне надо, это мне надо. Надо не стрелять, — плачет, смотрит на них.

— Сынок, — обнял его Отец Махмуд, успокойся, они хорошие братья. — Вытирает на лице его слезы.

— Простите меня. Со мной что-то случилось.

— Нет, сынок, не случилось. Это Аллах позвал тебя и внучат к себе. Значит, совсем скоро кончится вся война. Успокойся. Аллах услышал вас.

Оба смотрят на друзей — баарашков, которые притихли. Они всегда видели дядю веселым. А сейчас — слезы. Как же так?! Удивленно смотрят на него, молчат. Потом потихонечку подходят к нему, обхватывают его колени, он чуть улыбнувшись, снял их шапки, гладит кудри.

— Пора ехать, — говорит Отец Махмуд. — Ванюша, тебе надо успеть на дежурство. Акбара тоже ждут. Прошу вас, заедем к Фатиме. Хочу посмотреть девочку, первую внучку.

— Девочку-козочку? — уже немного успокоившись, говорит, улыбаясь, Назир, обнял Отца.

— Да-а-а, — девочку-козочку, — рассмеявшись, повторил он, тоже обнял сына.

У всех отлегло от сердца: успокаивается Назир.

— Поехали, — говорит Акбару и Ванюше Отец. — Мы за вами. Берите ребят. — Надевает им шапки, которые снял Назир.

Акбар держит за руку Махмуда, Иван — Ярослава. Идут к грузовику. Он рядом.

— Сынок, дай руку, — сжал крепко руку Назира Отец, говорит про себя:

— Доброе сердце у него: весь в мать. — Держась за руки, идут к "Жигульку"...

Вьется дорога перед глазами Отца Махмуда. Вокруг приумолкли гордые вершины гор, а в доме деда Ярослава радость: все собрались. Радости встречи нет конца. С какой любовью Акбар обнимает деда Ярослава, Фарука, Гульнару, Фатиму. Очень осторожно Отец Махмуд берет на руки внучку — козочку. Шепчет, счастливо улыбаясь:

— Фатима, на тебя похожа, кудрявая, а глаза большие, синие-синие, как у Ванюши. — Осторожно отдает ей в руки внучку.

Вдруг с шумом распахивается дверь. На пороге — Ахмед. После смерти Аслана теперь он старший из сыновей. Высоченный бородач, лоб опоясан зеленой лентой. В руках автомат. В упор он стреляет во всех, остервенело орет:

— Продались, суки!...

В какие-то минуты все падают друг за другом, как подкошенные. Заливаются кровью полы и кровать, на которой сидела с дочкой и сыновьями Фатима. И только Назир мгновенно сбоку от Ахмеда прячется за занавеской дверного косяка кухни, срывает в углу за печкой винтовку, из щели занавески стреляет в затылок Ахмеда. Кровь заливает его голову. Слышится удар. Это падает Ахмед. И раздается вопль, дикий вопль Отца Махмуда.

— Н-е-е-т!.. Н-е-е-т!..

— Отец! Что с тобой? — останавливает машину Назир, повернулся к нему. Но он не может прийти в себя, не открывает глаз, тяжело дышит. Потом изумленно смотрит на сына. Молчит. Закрыл глаза. Медленно открывает их, раскрывая все шире и шире, шепчет:

— Сон. Это сон. — Вытирает рукой пот со лба. Уставился на дорогу. — Ахмед... Ахмед... — шепчет, опустил голову.

— Не рассказывай, не надо, — просит Назир, помогает ему удобно сесть.

— Я поеду к нему.

— Я поеду с тобой.

— Хорошо. Он умный и мудрый. Поймет нас.

Назир согласно кивает головой, открывает дверцу, вылезает из машины, бежит к травке не очень далеко от машины, опускается на колени, прикладывает ухо к Земле. Сколько счастья, восторга на его лице.

— Отец! Земля поет!.. Я слышу!.. Поет!.. — прикладывается другим ухом. — Поет!.. — хохочет . Подбегает к машине, чуть запыхавшись, говорит:

— Скоро на нашей Земле будут жить самые счастливые люди. Я верю, раз Земля поет. А ты веришь?! — садится за руль. Широко раскрыв глаза, смотрит на Отца, с нетерпением ждет ответа.

— Трудно это, сынок.

— Что ты?! Земля-то поет! — с восторгом, почти кричит Назир.

Едут молча. С какой любовью и волнением смотрит Отец на Назира.

— Да храни его, Аллах, услышь его желания. Пусть все услышат, как Земля поет, — шепчет про себя он.

На повороте видят грузовик. Из кабины Иван машет им, рукой просит ехать впереди них. Подъезжают к грузовику. В кабине слышат крики: это внуки хотят ехать с дедушкой. Акбар открывает дверцу, спускает их на обочину.

Едет Назир впереди. Сидят внучата на коленях дедушки. Поцеловал он их макушки и тихо затянул старинную песню. Ему помогает Назир. А песня о родной Земле, о ее красоте, о вере и надежде. Смотрят на дедушку ребятки, тоже тихо что-то поют. Замерли горы...

Ни одна война не остановит ни счастья, радости, веселья на Земле! Ни одна: не дано!

Ни одна война не убьет веры и надежды на Земле! Ни одна: не дано!

Зачем же война?!... ...

.

Москва. Июль 1998 год.

Лайкина Валентина
тел. (095) 251-4046
SLAIKIN@dow.com

.