Глазков Алексей

ПЕРСТЕНЬ АПОСТОЛА

киноповесть

Пётр узнал её моментально, нет, не увидел, но только почувствовал. Сам воздух, свет убогого казино внезапно стал осязаем, обрёл плотность, вес, едва она переступила порог. А он, не отрывая взгляда от зелёного, расчерченного на квадраты сукна, непроизвольно покачнулся, но удержался за край игорного стола, интуитивно опуская и веки. Так захлопываются глаза, ослеплённые вспышкой фотокамеры, когда внезапная темнота не отбрасывает, а — наоборот — проявляет запечатлённую картину:

стремительный абрис на тёмном отпечатке дверного проёма...

  шелест свободной, лёгкой одежды...

    и нежная линия шеи, открытая низким воротом шелковой блузки.

"Почему? Неужели... я? Из-за меня? Нет... нет... невозможно!" — безотчётно возникли слова и он узнал запах, светлый аромат её тела.

Медленно он разлепил веки:

  грязно-коричневая комната...

    игорные столы, но открыт один, у самой двери...

      и она, визави, склонилась к рулетке, не отрывает блестящего своего взгляда от подскакивающего в ладонях Фортуны маленького шара.

— Привет... — губы непроизвольно сложились в улыбку.

— А-а... — ответила, как отмахнулась, не глядя.

Но её спутник, здоровенный блондин в дорогом костюме поглядел пристально и враждебно.

— Это я... — тихо повторил Пётр.

— Вижу, — Мария бросила коротко, зло, обожгла взглядом.

"Нет. Невероятно... Впрочем... Сколько минуло? Год? Два? Время врачует резво..."

— На зеро, — Мария сложила в стопочку несколько фишек.

Мальчишка-крупье никелированной клюшкой для гольфа ловко расположил её ставку в игровом поле.

— Браво, — усмехнулась она. — Профессионализм для мужчины основное достоинство, — и... улыбнулась своему светловолосому спутнику. — Чем бы он не занимался...

"Изменилась... похорошела... впрочем... нет... изменилась тогда... ночью... уже шахиней..."

Остро позванивал бубен...

  длинно вторил ему гонг...

    и ритмично изгибалась фигурка, чуть прикрытая древним, полупрозрачным щёлком. Колеблющийся, густой, факельный свет сроднил и её с языком жгучего пламени.

Внезапно Мария остановилась. Дружный вздох сожаления заявил о желании, а она... засмеялась.

— Шахиня... — прошептал кто-то из темноты.

"Да, да, именно так и было... всё произошло уже тогда, а может и раньше..."

— Делайте ставки, господа! — вернул голос крупье.

— Не хочешь играть, отойди от стола, — произнёс за спиной другой, сиплый, негромкий.

— На семёрку! — торопливо отпихнул он фишку.

— На семёрку! — повторил крупье. — Ставки приняты господа!

— Крути, слуга удачи, — усмехнулась Мария. — Игра не терпит пауз.

— Специально для вас, мадам! — ощерился крупье.

— Смотри, коли проиграю, — пригрозила она пальчиком.

Крупье просиял.

— Куда ты пропала? Я звонил...

— Не твоё дело, — как отрезала, не повернув головы.

А её спутник медленно пошёл вокруг стола.

"Я виноват только в том, что втянул её... Неужели не понимает? Ту игру придумал не я... нельзя было продолжать... кто-то должен был остановиться... нет... нет! Остановить... Да, остановить! Остановиться мы уже не могли..."

— Мария... — он протянул руку.

Она отступила от стола.

— Ежели меня не хотят, я не навязываюсь, — насмешливо объявил, её спутник. — Потухни, папаша, добром прошу.

— Что-то не припомню, сынок, твоей мамаши, — резко обернувшись, Пётр сбросил с плеча его руку, — подскажи, где доступ к её телу состоялся?

— Пошли на улицу, папочка, освежу память, — недобро усмехнулся блондин.

— Неуч ты, сынок, кто посреди игры уходит?

— Топай! — блондин рванул его за плечо.

— Вот я и говорю, неуч... — он опять сбросил навязчивую руку.

— Вижу у вас проблемы? — шагнул к ним охранник, повинуясь взгляду крупье.

— Нет, нет, всё в порядке! — заверил блондин. — Родственника встретил! Хотим на улицу выйти! Подышать.

— Иди сюда, — окликнула его Мария. — Всё нормально, служба.

— Вы его знаете? — уточнил у Петра охранник.

— Всё нормально, — повторила Мария, глядя теперь в лицо Петру.

"Поразительное качество, — подумал он, — просить помощи у того, кем пренебрегала..." — но вслух ответил, — Да, да, конечно, всё в порядке.

Мария, усмехнувшись, отвернулась к рулетке. Охранник, переглянувшись с крупье, отошёл от стола. Широкоплечий блондин, напротив, нахально придвинулся к Петру.

"Судьба — предопределение? Стечение обстоятельств продиктованных свыше? Промысел? Но что тогда случайность? Ключ жизни в руке судьбы или... игра? Рождение и смерть... Предопределение, но только... смерти. Рождение — воля случая? Игра, сводящая двоих в одну постель... Выходит начало всему... игра? Она — моя история? Я — игрушечный шарик в руке Фортуны? Встречи с Марией могло бы и не быть? Вместо неё случай свёл с иной женщиной? Любопытно, как бы повела она себя в той ситуации? И что стало бы с нею? Сумела бы противостоять искушению? Совладала бы с игрой? "

— Мимо! — Мария раздражённо отшвырнула фишку. — Повторить, служивый!

— Играть следует по системе, — насмешливо объявил Пётр, придвигая к себе выигрыш. — Вдумчиво.

— Пошёл ты, — прошипела Мария.

— Учись, — усмехнулся Пётр. — Ставлю на красное!

— Ставки приняты! — объявил крупье.

— Три карты, три карты, — задорно повторил Пётр.

Мария выразительно поглядела на своего спутника.

— Сделай так, чтобы тебя искали, — блондин верно истолковал взгляд женщины. Плечом он толкнул Петра.

— Мать твою... — от резкого толчка Пётр запнулся, упал.

— В ногах слабит? — захохотал блондин. — Физкультурой займись, а ты рулеткой балуешь!

— Вы в порядке? — подскочил к Петру охранник.

— Пожалуй...

— Уйди отсюда, — охранник обернулся к нарушителю.

— Почему на "ты", — возразил блондин, — на брудершафт, вроде, не пили?

— Сам справишься или помочь? — шагнул к нему охранник.

— Ой, как страшно, — блондин принял боевую стойку.

— Зачем шум поднимать? — вмешалась Мария. — Мужчины повздорили, разошлись, никто не в претензии.

— И то верно! — подхватил блондин. — Его ноги не держат, а я виноват!

— Шагай отсюда , — повторил охранник.

— Не договорились, — констатировал блондин.

— Игровому залу нужна помощь, — крупье вдавил кнопку, спрятанного под столом переговорного устройства.

— Двое на одного! — воскликнул блондин. — Держи плюху, цепной! — и прыгнул.

Точный, отработанный удар уложил охранника. Тот, будто, сломался — упал, съёжился, как продырявленный надувной шарик.

— Твой черёд, крутила! — блондин развернулся к крупье, но...

— Стоять! — заскочили в зал двое с дубинками.

— Стою, — блондин послушно поднял руки. — Подчинился. Не двигаюсь. Оружия нет.

— Выведите его, — распорядился крупье.

— Двигай, — прорычал охранник.

— Я на улице подожду, — обернулся к Марии блондин.

— Вали отсюда, — охранник ткнул его пистолетом.

— Она сейчас выйдет, — заверил крупье. — Ждать не придётся.

— Черта с два! — откликнулась женщина. — Я играть буду.

— Стол закрывается, — возразил крупье.

— Интересные дела! — возмутилась Мария. — Контора до утра открыта!

— Мадам, вы своё отыграли. У нас приличное заведение.

"Откуда столько азарта? — Пётр изумлённо вглядывался в искажённые злостью черты. — Но она знает, видела... это смертельно опасно. Заигравшийся гибнет. Утратив чувство реальности, игрок теряет и ориентацию. Всё произошло на её глазах! Но... игра изменяет и жизнь... где кончается одно и начинается другое? Не знаю... "

— У меня фишки остались, я хочу доиграть!

— Мадам, обменяйте их на деньги, — возразил крупье. — Стол закрыт, ставки не принимаются!

— Одну минуту! — вмешался Пётр.

Крупье заинтересованно умолк.

— Надеюсь, карты у вас найдутся?

— Да, но...

— Мы сыграем, так сказать, приватно, — перебил Пётр. — Двадцать процентов с выигрыша в счёт заведения. Выгодно, не так ли?

— Да...

— Женщина хочет играть, вот я и составлю ей компанию, — Пётр, улыбаясь, протянул руку. — Колоду.

Крупье медлил.

— Желание клиента закон, — настаивал Пётр. — И потом, возмутитель спокойствия выдворен, она ни в чём не виновата.

— Распечатанная... — крупье вынул из кармана карты.

— Подойдёт, — успокоил Пётр. — Не возражаешь? — спросил он Марию.

Женщина озадаченно кивнула.

— В двадцать одно? — предложил Пётр.

— Какая ставка? — насторожённо поинтересовалась Мария.

— На кону весь мой выигрыш!

— У меня нет таких денег...

— Ответишь другим, — Пётр смотрел ей прямо в глаза.

— Чем? — Мария, не выдержав его взгляд, потупилась.

— Не догадываешься?

Крупье ухмыльнулся.

— Деньги меня не интересуют, — подсказал Пётр.

— Сдавай! — ненависть и вызов звучали в ответе Марии.

"Высокая ставка, — Пётр сосредоточенно перетасовал карты, — только что перетянет... своеволие, воздвигнутое на профессионализме игрока или... рок? И возможно переиграть судьбу, противопоставив, к примеру, краплёную колоду? Или всё это также рука Провидения. Всё? Но тогда как принять то, что случилось с нами?"

— Травник сей... правнуку... завещаю, — древний, седой старик с трудом приподнял край подушки. — Тебе... Александр... пользоваться... разбираться в нем... заказано... да и правнуку... поди... рановато будет... не поспеть людям... времени маловато... до срока еще, ох и намерено... праправнук... тот... может... увидит...

Александр — щуплый, лет тридцати, темноволосый и пронзительно черноглазый вытянул из-под дедовой подушки объемистую книгу в кожаном переплёте.

— Дурное, выходит, дело... — старик устало откинулся на кровати. — Чем далее от начала... тем... неправеднее... темнее... от Рождества... как осветило... так и по сию пору... книга... она... прочтена быть может когда... свет разгонит... сумерки жизни нынешней... не время заговорить ей... не время... темна жизнь... темна...

Александр переглянулся с Марией, прелестной, голубоглазой, светлой — иной. Вдвоём они склонились над дедом.

— Зачем вы так, — утешила Мария. — Не надо, Степан Иванович, обойдется...

— Погоди... — остановил старик. — Мне... минуток... кот наплакал... не мешай, дочка... договорить должен... ты... с Алексашкой моим... не вяжись... здесь... не судьба... верно вижу... поломает тебя, коли ослушаешься... сейчас... погоди... погоди... сердце... в тиски... и... холодом... как... как... — внезапно он застонал, закашлялся, тело его изогнулось, а уголки губ побелели.

Мария испуганно отвернулась, но... страшного не произошло. Старик затих, на бледных щеках опять явился румянец.

— Книгу... травник... — чуть слышно продолжал он. — Правнуку завещаю... а слова ему... книгу предваряющие прочитать... когда тьма от людей отступит... а раньше не сметь... нельзя... никак нельзя! заклинаю!

— Тихо, тихо, Степан Иванович, — успокаивала Мария. — Все, все в точности исполним, не волнуйтесь только...

— И тебе, Сашка, нельзя! — но старик, приподнявшись на локтях, растрачивал последние силы. — Вижу, нельзя тебе Книгу оставлять! Ты внук мне... жалею! Но... должен! Заклинаю! Не открывай ее! Для правнуков она! Себя погубишь! Нельзя! Клянись, не откро...

— Степан Иванович! Ложитесь! Не волнуйтесь! Саша все сделает, как вы наказали! Успокойтесь!

— Не мешай, дочка! — не сдавался старик. — Сашка, клянись, книгу не откроешь! Клянись! или... или... — внезапно он захрипел. — Клянись...

— Дед... — выдавил Александр. — Дед...

Мария ойкнула. Тело старика, сипло выдохнув, вытянулось под одеялом. Книга выпала из рук Александра.

— Кончено... — слово непроизвольно слетевшее губ.

И женщина инстинктивно отступившая от мертвого тела.

— Доктора вам привела, Степан Ивановича — в избу возбужденно влетела подвижная, высохшая старушка. — Следом идет. Вот-вот будет. Оно конечно, терапевт, но где ж его взять, нормального? Нынче знахаря стоящего днем с огнем не сыскать, ты на всю округу, Степан Иванович, как ясно солнышко. Покорись, пусть поглядит, химик... — и замерла у кровати, будто споткнулась.

— К-кажется... — ответил на немой вопрос Александр.

— А я доктора с района... вслед топает...

— Ну, где больной? — в избу ступил высокий мужик с жёлтым лицом. — Как говорится, своё здоровье ближе к телу. Народная медицина, как и прочие чудеса, например, экстрасенсы, филиппинцы хороши до определённого предела. Практического врача никто не заменит, вот и вам понадобился. . .

— Шиш! — брякнула бабка. — Не просил меня Степан Иванович, наврала, взяла грех на душу. Думала, может поспеем, поможешь чем... а ты... изгаляться, химик несчастный...

Врач быстро подошёл к телу.

— Он, умница, все знал, — запричитала бабка. — Сказал: "Все, Петровна, вышло мое времечко, ухожу..." Суток не прошло, как хворает. Хорошо ты, Санёк, успел. Деда в путь снарядишь...

— Тихо! — прикрикнул врач, склонившись над телом, он пытался нащупать пульс. — Ничего не слышу!

— Чего тебе слышать! — возмутилась бабка. — Топай! Нечё здесь и делать! Не жаловал вас покойничек! Тёмными называл! Нечё Стёпочке нашему и не надобно! Разве, службу хорошую справить! Всем миром и отслужим! Любили у нас его, добрый человек был. Всем помогал. Не за деньги, как вы привыкли, за совесть! Вот и оставь! Иди, иди отсюда! Дай внуку попрощаться! Иди! Иди! И я следом! Неча тут делать! А ты, Сашок, не думай, вся деревня деда хоронить выйдет! Поможем, не сомневайся! Любили его. Всё, топай, химик! Пусть попрощаются, — и решительно вытолкала врача из избы. — Слезы чужих взглядов не любят...

Мария и Александр остались одни. Подавленно и ненароком поглядывая в лицо старика, теперь заострившееся и будто присыпанное пепельной пудрой, они окончательно растерялись.

— Я боюсь... — выдохнула Мария, но тихий шёпот в опустевшем доме прозвучал неожиданно громко.

"Боюсь... боюсь... " — эхом прошелестело вверху, среди привязанных к стропилам пучкам лечебной травы, и странным скрипом половиц отозвалось перед выбеленной печью.

Александр зябко передёрнул плечами, а Мария совершенно механически, скованно и безотчётно подняла с пола старинную книгу.

— Дай сюда! — он выдернул её из рук женщины.

Предостережение мелькнуло в глазах Марии, только Александр, отстегнув медные застёжки, уже раскрыл тяжёлый, богатый переплёт.

— Дед большой любитель мистификаций, — и, усевшись на лавку, опустил книгу на дощатый, добела выскобленный стол. — Всё-то у него иррационально, свыше, с Божьего, так сказать, волеизъявления. "Лист с древа не упадёт ежели на то не последует Соизволения". И пальцем в небо тычет. Я как-то возьми да и спроси, а как Господь выпуск, к примеру, противопехотных мин благословляет? Они прежде всего мирных людей калечат. Он, выходит, молчаливый соучастник этого дела? Или, скажем, крушение танкеров с нефтью, тоже его рук дело?

Мария неслышно опустилась на скамью подле Александра.

— И знаешь, дед не ответил... Погладил, потрепал волосы... засмеялся... — на глазах Александра выступили слёзы. — Замечательно смеялся... морщинки у глаз в сеточку... когда улыбался... и возразить никак... казалось опять стал маленьким... и он из лесу сейчас какой-нибудь подарок чудной отдаст... у всех доводы от его улыбки рассыпались...

— Закрой книгу, пожалуйста.

— Погоди...

— Не надо её читать, — повторила Мария. — Страшно...

— Ерунда!

— У меня дурное предчувствие.

— Маленькая моя, — он уверенно обнял Марию. — Напугал дед глупыми сказками. Рассуди, что случится, если мы вычитаем какое-нибудь заклинание? Ничего. Сотрясение воздуха.

— Прошу тебя...

— Смотри лучше сюда! Открыл. Читаю. Ничего страшного. Жив. Здоров. Ты лучше послушай! "Обозрение пятое. О создании и сотворении. В воображении людей предустановилось, что вещь, называемая созданной, связана с вещью, называемой создателем... создатель производит, создаёт, делает, созданное производится, делается, создаётся. Всё это означает, что несуществующая вещь возникает благодаря другой... Когда созданное возникает, оно перестаёт более нуждаться в создателе, и даже если создатель устраняется, то созданное продолжает существовать, как это наблюдается при исчезновении строителя и сохранении здания..."

Мария испуганно схватилась за руку Александра.

— Перестань! — воскликнул мужчина. — Это полная чепуха! Послушай! — и опять перелистал книгу. — "Об отделении души от тела. Наставление. Поразмысли над тем, каким образом бытие начало свой путь нисхождения от более благородного к менее благородному, пока не дошло до материи, и над тем, каким образом оно вновь вознеслось от более низменного к более благородному, достигнув даже ступени говорящей души и извлечённого разума..." Полная чепуха! А дальше, смотри-ка! "Чудесные рецепты Канонов врачебной науки." Тут и вовсе чушь! "Свойства лекарств познаются двумя путями: сравнением и испытанием..." Полный привет! Чего тут только нет! Смотри! Узнаю дедов почерк! "О свойствах ромашки..." Только... странное дело... книга начата другим человеком... бумага диковинная...

— Пергамент, — подсказала Мария.

— Наверное...

— Тихо, — прошептала она вдруг.

Оба испуганно обернулись к старику. Тело его под грубым солдатским одеялом съёжилось, усохло, будто уже не стало под кожей ни мышц, ни рёбер, ничего кроме пустоты и только жалкие оболочки бугрили старую, истёртую ткань.

— Вот там! — повторила женщина. — У печи, слышишь?

Скрип половиц заставил содрогнуться. Взгляды обратились к печи и — о ужас! — одна из досок прогнулась. Едва заметно, но просела под странной тяжестью! Александр изумлённо затряс головой.

— Видел? — с ужасом спросила Мария, прижимаясь к нему. Её била нервная дрожь. — Тут кто-то есть... ходит... видел? Она прогнулась... доска?

— Перестань, — Александр обнял Марию. — Мало ли померещится. Мне спьяну и чёрт привиделся маленький такой, с рожками и кожа зелёная в прожилочках синеньких, жуть! Холодный пот прошиб, водка не помогла! Рожи корчит, хихикает, а потом и говорит: не мешкай, Сашок, мы по тебе скучаем!

Мария осторожно отодвинула книгу от Александра.

— Не глупи, не смешно, — он перелистал пожелтевший пергамент. — Этого пыльного барахла в любом букинистическом навалом! Смотри! На старославянском! Написано, не напечатано!

— Не хочу здесь оставаться.

— Отправить к соседям? — предложил он.

Мария обвела избу затравленным взглядом:

— Нет...

— Мы не можем сейчас уехать! — возмутился Александр.

— Ты — нет, а я... могу. Сяду и поеду.

— Ночь на дворе!

— Не впервой.

— Я рассчитывал на твою помощь...

— Мне страшно. Плохо и страшно. Я боюсь, понимаешь? Отпусти! Завтра позвоню в контору и ты скажешь, когда за тобой приехать. Только сейчас не держи, не останусь.

— С двух до трёх буду ждать звонка, — согласился Александр.

— Обязательно! Только... — она помедлила. — Книгу прихвачу?

— Зачем?

— Петьке покажу, пусть разберёт старославянский.

— Сам попытаюсь, будет чем ночь скоротать. Начало, вроде так: "Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра..."

— Уверен?

— Не совсем.

— Давай, пусть Пётр разбирается. Все равно, я её с тобой не оставлю.

— Ну, ну, ну.

— Завтра трудный день, выспаться тебе надо. Давай книгу, Петька разберётся. Я позвоню! — и, чмокнув Александра в щёку, захлопнула книгу.

— Пока, — он хмуро улыбнулся, наблюдая, как Мария взяла с подоконника ключи от машины и, прихватив со стола книгу, пошла к порогу. — Поезжай, — разрешил он её виноватость.

Мария, благодарно улыбнувшись, нырнула за дверь. Александр хмуро подошёл к окну:

женщина отперла светленькую "Ниву"...

  забралась внутрь, вспыхнули фары, затарахтел двигатель...

    и машина, оставляя за собой серую полоску дыма, выбралась со двора.

Александр круто обернулся к деду — половицы в доме затрещали опять и более, будто тень скользнула у печи, покачалась над столом и ушла вверх, на чердак.

— Ерунда какая-то, — бодро провозгласил он, хотя капельки холодного пота выступили на лбу. — В самом деле... на боковую пора... в глазах рябит от усталости.

Дрожащими руками он извлёк из пачки сигарету, закурил и вышел во двор. Но только дверь захлопнулась за спиной, как со стены упало распятие.

Она влетела лёгкая, светлая, насмешливая:

— Докладывай, тайновед, домосед, философ! Чего накопал? — и бросилась в кресло, подобрав под себя ноги.

"Молодость привлекательна обещанием, — Пётр заулыбался радостно, непроизвольно. — Как нераскрывшийся бутон или кокон. Они тоже ожидают прекрасное, но... как распорядится судьба им неведомо. Надеюсь, ей повезёт..."

— Заждался, принцесса! — и склонился к Марии, вдыхая аромат её тела. — Второй день разыскиваю! Отвечай, не задумываясь! Откуда книга?

— Петенька, какое это имеет значение? Не отвлекайся. Объясняй, что там написано.

— Мне нужно знать откуда книга, чтобы разобраться.

— Не вышло ничего? — разочарованно протянула Мария. — Ты хоть прочёл?

— Да, но... — Пётр потянулся за её плащом.

— Оставь, — раздражённо отмахнулась Мария. — Оставь. Я так рассчитывала

"Потрясающе. Отсчёт от себя. Качество присущее исключительно молодости. Неинтересен, если не отвечаешь ожиданию... Нет... Невозможно! Почему раньше не догадался? Выходит она... ждала? Надеялась. Я не ответил её ожиданиям... Вопрос — каким? Где и когда не оправдал надежды? Заинтересовавшись мною, она искала, но что? Подсознательно, едва взглянув на человека, каждый из нас наделяет его целым набором предполагаемых качеств... В очках, значит... умный. Встречают, увы, по одёжке. Так и она, увидев, выдумала меня. Догадаться бы раньше... впрочем... вряд ли это что-нибудь изменило. Мало знать о её надеждах, надо им соответствовать. А я тогда ничем особенным не отличался, угловатый и неуклюжий привлекал лишь насмешку. Подсознательно сам подыгрывал сложившемуся обо мне мнению. Образ недотёпы оберегал от злобы. Она первая раскусила, почувствовала непохожесть и недосказанность, но, увы, раскрыть её так и не смогла. Отступила. За собственную слабость и возненавидела. Но так ли это?"

— Да, нет же! Я всё прочел, выяснил! Но в одном месте там явный шифр! Понимаешь? И как мне кажется закодирована привязка к конкретному географическому месту! Для этого я и хочу знать чья это книга, как она попала к тебе, кто владелец, где хранилась.

— Петенька, умница, разобрался! Рассказывай! Не томи! Тайновед ты хитрющий! Рассказывай! Страсть как интересно! Давай, давай, Петенька! Начинай, не мешкай! Я вся внимание! Слушаю, внимаю! Обещаю не перебивать! — и замерла в старом кожаном кресле, укрыв ноги плащом.

— Можешь сказать, откуда у тебя книга?

— Потом, Петенька, потом! Не время сейчас, говори, говори!

— Ладно, — он взял со стола книгу. — Во-первых, дата написания...

Мария, предвкушая необычайное, завозилась в кресле. Пётр строго взглянул на нее.

— Всё, Петенька, молчу. Как рыба. Внимаю. Оракул ты наш. Затаилась, как мышка.

"Ребячество или любопытство привело к катастрофе? Пожалуй, библейский грех. При свете дня пророчества теряют мудрость, многозначительность им перестают верить. Ночные страхи рассеиваются под первыми лучами солнца. Возможно, она и предчувствовала, но загнала свой страх в самую глубину души, отодвинула на краешек сознания, не веря, не понимая, не принимая чужого знания. Предупреждение прозвучало, никто не услышал, — подумал он, ловко раздавая карты. — Но почему я не прочитал в текстах опасность? Врёшь, приятель. В книге полно тёмненьких мест. Впрочем... мог я ей отказать? Нет. Позови она, и сейчас послушно потопаю на край света... пусть сие звучит и банально... хотя... что есть банальность, как не первая реакция на событие, некий словесный штамп или образ, но потому и — самоценный, ибо абсолютно характеризует личность... Вот и оставим — позови она и потопаю на край света... как убогий дурачок."

— Такая мышка и кошке не по зубам, — улыбнулся Пётр.

— Не преувеличивай, Петенька, соберись, излагай.

— Совершенно распоясалась, — он опустился на пол подле неё. — Эмансипация, что чума. Смотри сюда, как говорят в Одессе, — и открыл книгу. — Видишь, первая страница из пергамента...

— Вот и я гляжу, совсем плохонькая!

— Не ёрничай.

— Молчу!

— Датировать сей пергамент затрудняюсь. Примерно первый, начало второго века. Далее — бумага и записи, вплоть до современных. На последних страницах уже наша орфография...

— Что это за книга? — перебила Мария.

— Сразу не скажешь... Большей частью учебник народной медицины, причём, как мне кажется весьма и весьма действенный. Много переводов из Авиценны, "Канонов", записи о действии трав, о сложных врачебных случаях, заговоры, описания медицинских инструментов, вплоть до — египетских! Думаю, книга переходила от поколения к поколению, от врачевателя к врачевателю. И они записывали, сохраняли опыт, передавая затем преемнику...

— Петенька, где тайна обещанная? — возмутилась Мария. — Жду!

— Нетерпение раньше тебя родилось.

— Верно, Петенька! Потому с тайны и начинай! Про науку врачебную, эскулапов древних да знахарей познавательно и только, а хочется тайны!

— Смотри сюда, — Пётр непроизвольно понизил голос. — Видишь, здесь современная орфография...

— Цветок, поставленный в круге укажет. Решившись, ступай, но уши имеющий да услышит. Путь не розами устлан. Ведомый, спасёшься, — Мария с трудом разобрала поблекшие строки. — Бред какой-то. Полнейшая чепуха. Ничего не понимаю!

— Географический код, — пояснил Пётр. — Каждое слово здесь точно и абсолютно конкретно. Их нельзя даже переставлять местами...

— Глупость! — вспылила Мария. — Что укажет мне цветок, поставленный в круг? Я, может, ночной горшок в круг поставлю! Да и где он, тот круг?!

— В том-то всё и дело! — Пётр, как бы случайно коснулся её колена. — Нужно знать место, о котором идёт речь! Поиск начинается последовательно, одолевая ступенечку за ступенечкой! Именно с круга, в который опустить цветок...

— Ты сказал: поиск? — Мария стряхнула с колена его неуверенную руку. — А ты знаешь, что искать?

— Догадываюсь?

— Секретное снадобье от насморка или эликсир молодости? — насмешливо поинтересовалась Мария.

— Здесь свидетельства об апостоле Андрее Первозванном, — и открыл книгу в самом начале. — "...видя два брата, Симона, глаголемого Петра, и Андрея, брата его, метающем реже в море..."

— Переводи! — перебила Мария. — Старославянский не понимаю!

— Не шуми. — и перевёл. — Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море... Это из Евангелия от Иоанна. А вот ещё: один из учеников Его, Андрей, брат Симона Петра... Или: ...и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу... На первом пергаменте приведены библейские свидетельства об апостоле Андрее...

— Ну и какой толк от того?

— Не лезь поперёд батьки в пекло. Слушай: многотрудное путешествие предпринял Святой апостол Андрей Первозванный, проповедуя слово Божие народам земли Словенской. Прошёл он от знойной Корсуни до хладного моря Варяжского. Почитаемый небесным покровителем нашим, апостол Андрей Первозванный ввёл Русь во врата церкви Христовой... Поняла теперь?

— Ничегошеньки.

— Ученик Иисуса, призванный в числе двенадцати первых, прошёл Русь от Херсонеса до берегов Балтийских! На Днепре водрузил крест с пророческим предсказанием: "Видите ли горы эти? Поверьте мне, на них воссияет благодать Божия." И вознеслись купола прекрасных соборов Киева! Отойдя же от Новгорода, вниз по Волхову, вышел на берег и погрузил в землю свой жезл. В том месте и сейчас храм стоит и жезл чудотворный хранится! "Аше кто дерзнёт изнести жезл сей из храма святаго анафеме предастся", — написано на этом жезле и до сих пор он там сохраняется. Не смогли его из храма вынести. Революции, экспроприации, бандиты, атеисты чего только не было! А жезл, как объявил апостол, так и хранится в храме Божьем!

— Нам что от этого! — разозлилась Мария.

— В описаниях о путешествии апостола я наткнулся на прелюбопытные вещи! Вот послушай: оборотив перстень чудотворный к лучам солнца восходящего, крикнул громоподобно: "Да низринутся идолы языческие во имя Господа нашего!" Пламень опустился в руку его. "Рази!" — изрек Святый апостол и огнь небесный, молнии подобный поразил языческие...

— Да... — неопределённо протянула Мария.

— Описание супер-лазера! — воскликнул Пётр. — Компактного и невероятно мощного! Высочайшая технология! И это ещё не всё! Слушай: выставив перстень навстречу зверю, остановил медведя страшного. Зверь, царапая стену незримую когтями ужасными, взревел от обиды сей.

— А это? — явное недоверие прозвучало в вопросе.

— Не знаю.

— Тайновед... — презрительно усмехнулась Мария.

— Этого никто не знает! Нечто невиданное! С помощью перстня апостол поставил перед зверем неизвестное силовое поле! Но и это ещё не всё! Смотри: упав на колени, обратился к Господу: "Милосердный, узри наши беды, даруя тяготы пути, позволь одолеть многотрудный." Простёр руки, встал и пошёл по болоту яко посуху. Перстень на указующем его блистал густым синим. Представляешь?! — Пётр, возбуждённый, склонился к Марии. — Но самое удивительное, что перстень чудотворный был оставлен апостолом здесь, на Руси! Слушай: перстень сей в многотрудном путешествии Святаго апостола Андрея Первозванного помог одолеть тяжкий, а по выходу в море Варяжское заповедал сапфировый Феофилу, ученику верному, дабы остался чудотворный в земле Скифской до времён и досель необъявленных. Представляешь?! Похоже, ключ к этому сокровищу и скрыт в книге! На первых же страницах я нашёл заповедь хранителям перстня!

— Сколько он может стоить?

"Реплика ошарашила, но... тогда я впервые вызвал её раздражение и даже злость — более чем удача. Холодную, равнодушную насмешливость сменило вдруг раздражение! Впервые, я, которым она пренебрегала неожиданно оказался умнее, интереснее! И сразу захотелось большего — заинтересовать, чтобы отсвет её любопытства пал и на мою персону! Служит ли сие оправданием? Вряд ли. Но остановиться я уже не мог. Впрочем, не могу и по сию пору," — думал он, глядя, как она перебирает свои карты.

— За золото всего мира ты не купишь и частички этого чуда!

— Не надо преувеличивать, — усмехнулась Мария. — За доллары в отечестве всё продаётся и покупается. Ты покажи-ка ещё разок текст шифра...

— Смотри, — и перелистал книгу. — Цветок, поставленный в круге, укажет. Решившись, ступай. Но уши имеющий, да услышит. Путь не розами устлан. Ведомый, спасёшься.

— Да-а... — задумчиво протянула Мария. — Ладно, Петенька, едем.

— Куда?

— К хранителю книги.

Изумлённо он поглядел на Марию.

— Покойному, — пояснила она. — Он вынужден был передать книгу внуку, но предупредил об опасности. Едем?

— Внук Сашка?

Она утвердительно кивнула, а он задумчиво перелистал книгу.

— Боюсь я чего-то... — глядя куда-то в сторону, тихо попросила женщина.

— Конечно, конечно, — он торопливо надел старенький твидовый пиджак.

— Какой ты... безотказный, — проговорила сразу с пренебрежением, устыдившись собственных слов.

— Зачем же так? — он взял её за руку.

— Вот этого не надо, Петя, не надо! — она высвободилась резко, решительно. — За помощь спасибо, не больше! Мы друзья и только! Был разговор, не надо повторяться. Всё. Ты едешь, машина внизу?

— Да... да... — избегая её взгляда, он опустил ключи в карман.

"О поздних встречах сказано много, но случаются — ранние и неизвестно, какие трагичнее. И в том и в другом варианте желание обречено. Если бы мы встретились позже... Много позже: разрешите представиться? Не разрешаю. А сама в чём-нибудь новомодном, вызывающе сексуальном. И тем не менее: Пётр. Она, кокетливо: очень неприятно. И улыбнулась, уголками губ, чуть-чуть, как никто не умеет. Сравнить улыбку Джооконды — актёрская, наигранная, статичная, но её — загадочная, многозначительная, притягательная. Сразу и не понимаешь почему, как? И только приглядевшись — будто и не улыбается вовсе, но... выдают глаза влажным и мягким блеском! Если бы мы встретились позже... много позже... шанс был бы, но тогда — нет. Девочка, на которую засматриваются старшеклассники неприступна для сверстников и, пожалуй, пропала. Не знаю, где они познакомились с Сашкой, но важно другое — не знаю в нём ничего эдакого, огонька, изюминки! Впрочем, возможно она и зорче..."

— Сил больше нет! — Мария раздражённо плюхнулась на охапку травы сложенной в углу, где крыша сходилась с потолком. — Мы даже не понимаем, что ищем! "Цветок, поставленный в круге, укажет!" Только, где этот круг?! Весь дом перетряхнули! Сплошные прямоугольники! Сундук — прямоугольник, пол — прямоугольник, лаз — прямоугольник! А внизу? Стол — прямоугольник! Окно тоже! Фотки на стенах и те — квадратики! Безумие!

Мужчины удручённо переглянулись.

— Боюсь, ключ к шифру — первая ступень — настолько привычен и потому мы смотрим, как бы сквозь него... — неуверенно предположил Пётр.

— Безусловно! — согласился Александр. — Неспроста дед никогда не выезжал из дома. Тут нечисто! Петр прав! Круг... круг... где он, где?

— Вон, — Мария ткнула на ржавый металлический обод, некогда скреплявший бочку, — круги твои.

Мужчины не отреагировали на шутку. Оба сосредоточенно обследовали чердак. Повсюду с деревянных балок свешивались пучки высушенной травы, бледные, крючковатые корни, утратившие яркость полевые цветы. Под крошечным слуховым оконцем темнел здоровенный резной сундук, из которого сейчас выглядывали куски старой, потрескавшейся кожи, а кучу хлама в углу венчала измятая граммофонная труба.

— Всё, мальчики, будет, у меня уши от этих поисков пухнут, — внезапно проговорила Мария. — Пошли вниз. Бестолку. Мы весь чердак перетряхнули...

— А внизу углы повымели, — возразил Александр.

— Пошли, пошли, чайку вам согрею... — Мария направилась к люку.

— Неужели в доме подвала нет? — Пётр недоверчиво обернулся к Александру.

— И никогда не было, — тот откинул крышку деревянного люка. — Когда спрашивал, почему погреб не выкопает, дед отшучивался: "Мне с холодильничком сподручнее. Неизбежная дань прогрессу". Вот такой был у меня дед, со странностями...

— Подтверждаю, — Мария первой шагнула в разинутый прямоугольник лестницы, ниспадающей вниз. — Дед у тебя и верно, странненький...

— Не споткнись! — одёрнул Александр, придерживая деревянную крышку люка. — Под ноги смотри!

— Под руку не покрикивай...

— Крутая лесенка, — согласился Пётр. — И почему-то ведёт из горницы... обычно со двора лаз...

— Дед под крышей все свои лечебные травки сушил, десятки раз на день наверх поднимался, — объяснил Александр. — Народ со всей области за лекарствами съезжался. Он лаз в горницу и вывел. Я ему помогал, лестницу делал.

— Оно и видно, — улыбнулась Мария, сходя в горницу. — Круче не сыскать, как на эскалаторе. Горожанин фигов.

— Не ворчи, — парировал Александр. — Деревенская ты наша. Чай за тобой, печь истопи, покажи уменье, а мы и посмотрим.

— Будете потрясены! — Мария решительно подступила к печи. — Во мне заговорила кровь предков.

— Не пугай, — улыбнулся Пётр. — Не справишься, поможем.

— Ой, ой, ой! Помалкивай, тайновед, где твой круг, в который нужно цветок поставить? Думай, а не ехидничай!

— Думаю... думаю...

— Интенсивнее, у нас с Санечкой на всё про всё времени кот наплакал! Документы за бугор оформлены, только билеты выкупить!

— Куда собрались? — хмуро полюбопытствовал Пётр.

— В Германию, — ответил Александр. — Приятели вызов сделали.

— Надолго?

— Как получится. Будет работа поживём, а так, чтобы насовсем... вряд ли. Мойщиком посуды или дворником даже в хорошей стране — обидно. Уезжать можно, только не с пустыми руками. Идея нужна или доллары. На худой конец технология новая, нечто диковинное, кстати, ты веришь в существование перстня?

— Эй, мальчики! — окликнула от печи Мария. — Взгляните-ка сюда! Пятиугольник вроде нарисован...

Мужчины подскочили к печи:

  вьюшка выдвинута из трубы...

    чёрная, закопченная пластина металла...

      и странный, неправильный пятиугольник выбитый на внутренней стороне её.

— Пентаграмма! — воскликнул Пётр.

— Что это? — в один голос — Мария и Александр.

— Древний магический символ... — Пётр озадаченно разглядывал выбитый на вьюшке рисунок. — Только к чему... непонятно...

— Почему он неправильный? — спросила Мария.

— Пентаграмма несёт колоссальную смысловую нагрузку, — объяснил Пётр. — Значение единственного острого угла соответствует лунному для этой местности... Стоунхендж, Соловецкие лабиринты, Вайдово и даже Гиза имеют непосредственное отношение к пентаграмме. Забавно, но легендарный Мерлин, построивший Стоунхендж объявил, что каждый камень там обладает волшебной силой, впрочем, разговор сей даже не на час...

— Петенька, про волшебников страсть как хочется!

— Самое волшебное, — улыбнулся Пётр, — это, пожалуй, возраст пентаграммы не менее пяти тысяч лет. И свидетельствует сие о знании древними мироустройства, наличии протоцивилизации и, очевидно, конечности — нашей. Геометрия Стоунхенджа и прилегающих объектов, связанных пентаграммами, рассказывает о соотношениях планет, расстояниях между ними, плоскостях их орбит!

— Чего тут волшебного? — Мария примостилась на подоконник. — Про чудеса сыпь... — обеими руками она упёрлась в керамический горшок, стараясь его отодвинуть, чтобы освободить большую часть подоконника, но... ваза торчала, как вкопанная. — Только помоги сначала!

— Минуточку, — Пётр опередил Александра. — Минуточку... давно здесь горшок?

— Сколько себя помню, — ответил Александр.

— И палка из земли торчала всегда? — Пётр внимательно осматривал вазу.

— Ты догадался... — прошептал Александр.

— Петенька, — пропела Мария, — ты похож на барбоса взявшего след.

— Мало того, что горшок пятиугольный, — объяснил Пётр. — Деревяшка вместо цветка!

— Указатель? — предположил Александр.

— Наверное. Смотрите. Если совместить вешку с полной луной, здесь выемка! Получим направление! Саша, верёвку!

— Мигом, — Александр извлёк из-под лавки тоненький шнур. — Подойдёт?

— Отлично, — Пётр привязал к деревяшке шнур. — Теперь совместим вешку с луной и закрепим верёвку. Нам повезло, нынче полнолуние.

— Не верю я в мистику, — обронила Мария, помогая Александру крепить к полу противоположный конец шнура. — Сплошные совпадения...

— Готово, — ножом Александр вогнал верёвку в щель между досками. — Направление точно. Теперь что делать?

Пётр задумчиво прошёл вдоль шнура на неравные части разделившего горницу. Мария и Александр с напряжённым вниманием ждали. Пётр молча и сосредоточенно ходил вдоль верёвки — от подоконника к стене и — обратно.

— Стену простукаем? — предложил Александр.

— Заодно и пол, и потолок да двери не забудь...

— Что тогда даёт твоя линия? — возмутилась Мария. — Умник!

— Очень мало или... ничего. Должна быть вторая... на пересечении получим точку...

— Пойди туда, не знаю куда, — вздохнула Мария.

— Может пентаграмму глянем? — предложил Александр.

— Исключено, — Пётр взглядом обшаривал комнату. — Сочетание знаков, признаков может подтолкнуть к разгадке. Шифр доступен только посвящённому.

— Луну задействовали, — перебила Мария. — Давай — солнышко!

— Возможно, возможно... — взгляд Петра внезапно споткнулся. — Что там за точечка?

— Где?

— Над кроватью, над изголовьем?

— Остатки гвоздя.

— Распятие висело, — пояснила Мария.

— Гвоздь, как бритвой срезало, — усмехнулся Александр, — и не ржавый вовсе...

— Вот оно! — Пётр, вытянув руку, будто провёл линию от гвоздя до верёвки. — Конечно распятие! Как сразу не сообразил! Смотрите, здесь, на пересечении искомая точка!

— Ха-ха!

— Что это? Зачем?

— Мама!

Свет, едва нога Петра ступила на место, где верёвку пересекло продолжение распятия, внезапно погас. Остро проскрипели ржавые петли, затхлая тьма заполнила комнату, а воздух ожил, затрепетав мягким, прохладным шелестом.

— Меня кто-то за лицо трогает! — закричала Мария. — Ой! Кто это? Саша, включи свет! Тут кто-то есть!

— Сейчас... сейчас...

— Не двигаться! — всё перекрыл крик Петра. — Замереть! Не переступайте ногами! На месте! Стойте, не шевелитесь! Пропасть! Под нами пропасть! Опасно!

— Я боюсь! Я боюсь! — зашлась Мария. — Зажгите спичку! Страшно!

— Погоди... погоди... минуточку... — и крошечный огонёк затеплился в руке Александра. — О, господи... — стон сорвавшийся с губ, — помилуй меня грешного...

Счастливая случайность уберегла троих. Огонёк спички только сгустил мрак, в бледном своём усилии отодвинуть бархатистый полог, но о бездне моментально догадались люди. Неровный край её отчётливо выдвинулся из темноты.

— Спокойно... спокойно... — Пётр попятился к подоконнику, где оставил сумку. — Достану фонарик... только не двигайтесь...

— Ой! — остановил его крик Марии и...

  спичка погасла в руке Александра.

— Свет! — потребовал Пётр.

— Тут гадость какая-то летает! — всхлипнула Мария. — Боюсь...

Опять слабенький огонёк затеплился в руке Александра.

— Разберёмся... разберёмся... — успокоил Пётр. — Мне только фонарик взять... — как вдруг:

  бархатная тень выскользнула из мрака...

    сухой шелест кожаных складок...

      и огонёк погас в руке Александра.

— Видели? — застонала Мария. — Что это? Не могу я больше... Помогите!

— Молчать! — неистовый приказ Петра. — Тишина! Вся деревня сбежится! Фонарик у меня... минуту...

Женщина всхлипывала, тьма дышала сухим шелестом, оконные стёкла дребезжали под ударами маленьких тел.

— Порядок! — фонарик включился в руке Петра. — Ба-а! Летучих мышей испугались! — засмеялся он, увидев, как шарахнулись от света ночные животные. — Машка, они не кусаются!

— Да пошёл ты! Под ноги посвети! Сил нет стоять!

— Отступи подальше! — Пётр направил луч под ноги Марии. — Держись за что-нибудь! Саша, стой, сейчас и тебе посвечу!

— Ты, Петенька, кладоискательством всех достал, — Мария, отступив от бездны, уселась на пол. — Саша, отойди от ямки, отдохни, а Петенька подумает, что к чему. Мы лучше обождём немного, с меня на сегодня вполне достаточно.

Александр отступил от ямы, Пётр — напротив — подполз, заглянул внутрь:

огромная дыра, во всю комнату, метров семь в поперечнике...

  глянцевые, как оплавленные края...

    и слабенькое пятно там, в глубине, где луч дотянулся до дна.

— Качественная работа, — восхищённо проговорил Пётр, носком ботинка отыскивая место — кнопку, отпирающую люк. — Лишь бы от времени не испортилось... — подошва башмака слегка придавила доску.

Остро скрипнул металл...

  гудом отозвались натянутые канаты...

    и пол вновь сомкнулся.

— Впечатляет... — Мария, не решаясь подняться, подползла к люку. — И щёлочки не осталось...

— На чём спать будем? — поинтересовался Александр, видя, что вся обстановка исчезла. — Ухнуло всё под пол...

— А ты говорил подвала нет...

— Спать не придётся, — Пётр сосредоточенно разглядывал потолок. — Вроде бы вижу...

Взгляды Марии и Александра обратились к потолку, а Пётр вытащил из сумки красный альпинистский шнур.

— Саша, в доме фонари есть? — спросил он.

— Керосиновые подойдут?

— Зажигай. Ты, Маша, собери еду, воды возьми.

— Петюня, я вздрагиваю от твоих экспериментов...

— Ничего, — Пётр перебросил шнур через металлический крюк в потолке и, натянув верёвку, проверил на прочность. — Выдержит.

— Лампа только одна, — Александр продемонстрировал керосиновую лампу.

— Зажигай, — распорядился Пётр. — Марья, давай воду! Некогда!

— Сумка рядом с тобой! — парировала она. — Я всё из дома захватила, жуй, коли голодный!

— Отлично, — Пётр уже обвязался верёвкой. — Саня, на страховку!

— Готов? — Александр взялся за шнур.

— Поехали.

— Мальчики! — взмолилась женщина. — Если свет погаснет, мыши опять! До утра подождём?

— Исключено! — возразил Пётр. — Как мы полезем днём? Народу вокруг! Наверняка кого-нибудь принесет, нет, нельзя, начали!

— Три, два, один! — Александр надавил на приводную доску.

Электричество разом погасло, пол со скрипом раскрылся, а по комнате заметались летучие мыши.

— Сними с подоконника горшок с вешкой, — распорядился Пётр, уже раскачиваясь над ямой. — Получится.

Мария выдернула из подоконника вазу:

— Готово!

— Опустишь, когда крикну.

— Лови.

— Трави шнур, — приказал Пётр, направив луч фонаря вниз, на дно колодца. — Поехали! Не поминайте лихом!

— Не боись! — отозвалась Мария. — Петруха, в обиду не дадим! Без золотишка не возвращайся! Мне серёжки с брильянтиками подойдут! Саша, не повреди его! Он нам целёхонький нужен!

Александр сосредоточенно травил шнур.

— Стены чем то обработаны, — долетел до него голос Петра, — как стеклянные! Ни на что не похоже! В неё гвоздя не вколотишь! — расставив руки, Пётр приближался к дну. — Ба-а! Здесь всё твоё наследство валяется!

Луч фонаря выхватил из тьмы обломки кровати, стола, комода, какие-то тряпки.

— Петечка, присмотри мне что-нибудь антикварное! — склонилась над колодцем Мария. — Желательны побрякушки прабабушки, в моде они.

— Внимание! — напряжением отозвался голос Петра. — Становлюсь на дно.

Александр придержал верёвку и подошвы Петра мягко коснулись земли.

— Порядок, — разведчик склонился к земле. — Саша, опусти вазу с вешкой, тут для неё место приготовлено! Пентаграмма точнёхонько в центре!

— Петечка, ты умница! — радостно выкрикнула Мария. — Лови вазон! Ставь его в этот чёртов круг!

— Не суетись, — успокоил Пётр. — Сами спускайтесь и воду не забудь.

— Какой ты, право, водохлёб.

— Торопись, Машка! — прикрикнул Александр. — Будет языком молоть!

— Повинуюсь, мой повелитель.

— Давай, давай, — Александр раздражённо обвязал женщину верёвкой. — Меньше слов! Крепче держись! Поехали, — и решительно опустил женщину в колодец.

— Помогу... — Пётр снизу подстраховал женщину.

— Не забудь лампу и вазу! — крикнул он Александру.

— Лови! — Александр скользнул за край.

— Страхую, — Пётр, ухватившись за верёвку, осторожно спустил Александра.

Едва ноги его коснулись земли, Пётр, буквально, выхватил вазу. Затем, опустившись на колени, осторожно вложил пятиугольный сосуд в многогранное углубление в каменном полу и тут же:

острый, скрежещущий звук...

  струнное гудение приводных канатов...

    и тяжеленный люк сомкнулся над головами незадачливых кладоискателей.

— Захлопнулась крышечка, — Александр подобрал остатки верёвки, срезанной люком. — Как в приключенческом кино, бред! Да ещё в доме собственного деда! Как выбираться будем, верёвочка вот она? Петенька, вытаскивай горшок, открывай ямку, авось, услышит кто, орать станем...

— Не получится, — Пётр, опустившись на колени, сквозь прорезь в деревянной вешке смотрел на стену. — Если я вытяну горшок из паза, люк вряд ли откроется. "Решившись, ступай", сказано в шифре. Я уверен, пройти по пути можно только единожды, не оборачиваясь, не отступая. Если вытащим горшок непредсказуемо, что получится. Наверное, сработает какая-нибудь защита...

— Например? — дрогнувшим голосом поинтересовалась Мария.

"Открутить бы на начало... только не этой истории, а — к школе... Да, да, когда она впервые вошла в класс! До сих пор не понимаю, почему прошла сразу ко мне: здесь не занято? Спросила утвердительно, зная, — свободно! Поразительная, сверх женская интуиция. Сразу, окинув быстрым, внимательным взглядом класс, направилась ко мне, что-то прочитав в восхищённой физиономии. А ведь ребята, как по команде обернулись, ожидая её поступка. Казалось, секунды замерли и даже гомон стал тягуч, как клейстер. Звук растянулся. Она уверенно, даже насмешливо разглядывала класс, а они пялились на неё, все! Потом пошла, никогда не забуду! Грациозно, едва покачивая бёдрами, удивительно легко. Школьное, мешковатое платье совершенно её не портило, наоборот — интриговало, на короткие мгновения прилегая к фигуре и только ноги, ослепительные, длинные, будто насмехались, бесстыдно и недоступно. Здесь не занято? А у меня ком в горле! Смотрю и молчу. Вокруг уже улюлюканье, свист, а я замер и смотрю. Поняла, свободно, — и села, опуская на крышку портфельчик. Мария, а тебя? — спросила, кокетливо, снизу вверх глядя на соляной столб. Петя он, — заржал, кто-то из ребят, — что значит — камень! Тогда понятно, — подыграла Мария. — Садись, Камень. Я послушно сел рядом. Наверное, тогда всё и произошло... или чуть раньше, когда она оглядывала класс? Опять банальность, но секунды решают всё. Взгляд и... моментальное ощущение другого человека, кто и что он, пусть это чувство и не облечено в слово, но — обладает знанием и абсолютным. Наверное, покорность, готовность подчиниться ей, королеве прочитала девчонка в моей восторженной и грустной физиономии."

— Не знаю... — Пётр огляделся. — Вода затопит... газ... может обвал случиться... какая разница...

— Большая, Петенька, утопиться, не задохнуться!

— Кстати, — Пётр обернулся к Марии. — Найди три чистые тряпки и смочи водой.

— О, мой бог, — застонала Мария. — Это ещё зачем? Холодный компресс? Мозги остудить? В жар с испугу кинуло?

— Нужны три респиратора. Обмотаем физиономии мокрыми тряпками.

— Час от часу не легче, какая свистопляска нас ждёт? И так трясёт от твоих внезапностей! Чёрт меня дёрнул книгу тебе показать! Выкладывай, на кой респираторы понадобились? Тряпка у меня есть, полотенце разорву...

— Аспиргиус Флаус... — ответил Пётр.

— Какой, какой, флаус?

— Аспиргиус Флаус — грибок, — пояснил Пётр, отступив к стене. — Вызывает страшные лёгочные поражения... Саша, по вешке корректируй руку, — и приложил ладонь к стене. — "Цветок, поставленный в круге, укажет..." Смотри через отверстие...

— Выше немного! — Александр, опустившись на колени, прильнул к деревяшке торчащей из вазы. — Теперь левее... так... ниже... хорошо! Точно!

— Ну, Марья-царевна, полотенце давай! — Пётр, не отрывая ладони от стены, через плечо поторопил женщину. — Времени нет!

— Минуточку, — Мария вытянула из сумки большую, махровую простыню. — Ты, Петенька, об аспиргиусе поведай, к чему готовиться? Хотелось бы подробненько...

— Возраст грибка — несколько тысячелетий. Его применяли жрецы для охраны сокровищ египетских пирамид. На мумии Рамсеса второго нашли Аспиргиус Флаус, в Кракове, в гробнице короля Казимира, в усыпальнице Тутанхамона...

— И люди умирали?

— Да. И не только грабители. Многих исследователей настигла смерть от сей токсической охраны. В семьдесят третьем году четырнадцать польских учёных спустились в гробницу короля Казимира и через год умерло двенадцать...

— Вывод: не тронь сиятельных мертвецов, — Мария, разорвав полотенце, уже смачивала водой узкие полосы.

— Человек что-нибудь чувствует, когда входит, запах, опасность, напряжение? — заинтересовался Александр. — Должно быть некое предупреждение.

— Не думаю, — возразил Пётр. — Все предупреждения высечены на камне, снаружи, а внутри — расплата.

— Грибок со временем не выветривается? — спросила Мария.

— Нет.

— Действие его моментальное или через какое-то время? — Александр, казалось, принюхивается.

— Жители Луксора, те из них, которые шарят по захоронениям часто не возвращаются...

— Маш, — Александр поднялся с колен. — Подай-ка полотенце, я в три слоя накручу. Что-то мне запашок не по нутру... бережёного бог бережёт.

— Бережёный, — фыркнула Мария. — Не смеши. На тебе и креста никогда не видела!

— Тряпку давай! — Александр решительно обмотал вокруг головы полотенце. — И Петру помоги!

— Без тебя бы не догадалась, — Мария и без подсказки уже накинула на лицо Петра полотенце. — Не жмёт, Петенька?

— Завязывай крепче!

— Все поучают, — вздохнула Мария, накидывая полотенце и себе на лицо. — С женщиной нужно обращаться куртуазно, нежно и трепетно...

— Готовы?! — перебил Пётр.

— Поехали! — откликнулся Александр.

— Три, два, один!

— Ой, мамочки... — прошептала Мария.

— Давай, милая... — Пётр налёг на стену.

Кровь отлила от рук прижатых к стене. Все затаили дыхание, слыша теперь стук собственных сердец. Секунды долгого ожидания и... ничего.

— Вытаскивай горшок... — прохрипел Пётр. — Сил нет...

Александр, бросившись на колени, выхватил из выемки пятиугольную вазу и в тот же миг:

  дрогнула земля...

    где-то внутри с пронзительным звуком оборвались приводные канаты...

      и посыпались сверху камни.

— В центр! — бешено заорал Пётр. — Головы берегите!

С глухим и тугим звуком рассыпалась монолитная стена. Огромные камни сами собой выворачивались из добротной кладки и скатывались вниз. Плотная пылевая туча скрыла людей. Пронзительные их крики едва пробивались сквозь рёв падающих глыб. Участь троих, казалось, предрешена, как вдруг... камнепад отзвучал. Пыль медленно осела.

— Вроде живы... — прошептала Мария.

— Это тебе показалось, — Александр злобно отшвырнул пятиугольную вазу.

— Быстро! В пролом! — распорядился Пётр, указывая на неправильной формы лаз, открывшийся в стене. — Здесь нельзя оставаться! Слышите!

За стенами каменного мешка произошло движение. Зашелестел песок, камень постучал о камень будто вздохнула земля.

— Порода оседает... — выдохнул Александр.

— Уходим! — Пётр схватил Марию. — Засыплет! В пролом! Скорее!

— Нет! — она, отпихнула Петра, оказавшись перед узким и чёрным лазом.

— Вперёд! — заорал Александр. — Дура! Накроет всех, к чёртовой матери! Лезь, ненормальная!

— Боюсь! Боюсь!

— Уйди от прохода! Дай другим унести ноги!

— Я боюсь! Застрянем!

— Ну и подыхай, здесь!

— Не хочу! Страшно!

— По-олзи-и!

За стенами теперь погромыхивало. Земля не вздыхала, нет, поскрипывала, колоссальным весом навалилась на пустоты в теле своём и сжимала их, тем возвращая первозданную себе форму.

— Из-за тебя все погибнем! — Александр наотмашь ударил женщину.

Жестокий удар вывел её из шока. Всхлипнув, Мария опустилась перед лазом на четвереньки.

— Пошла! — Александр грубо пихнул её.

Мария застыла, её приворожил туннель мрака, уводящий в чрево земли.

— На краю стоим! — бесновался Александр.

— Погоди, — Пётр быстро залез в отверстие. — Машенька, идём, — поманил за собой женщину. — Не бойся, здесь достаточно места...

"Если бы нас тогда завалило... грех думать так, но... но страха смерти у меня нет... сейчас, нет. А тогда? Наверное. Помню моментальную немощь, расслабленность мышц и накатывающееся безразличие, странное отупение, когда всё всё-равно. Короткое слово: страх. Ради неё полез в дыру... впрочем, нет... не только. Животное — выжить — подсказало решение. И опять мы не услышали, не поняли предостережение. Много их было и звучали явно, но ослеплённые своеволием, в бегстве своём уже не могли мы остановиться, свернуть, спрятаться и... остаться целыми... Хорошее слово — целыми. Как хрупкий, стеклянный сосуд сохраняется в своей первозданной, созданной мастером красоте, когда оберегают его и не используют для будничного бытия в отличии от собрата его, с отбитым горлышком, отколотою ручкой и помутневшими от кипятка боками. Мы могли остаться целыми, но... мчались за сказочной птицею, как бегут все, отмахиваясь от прекрасного, ничего не замечая вокруг, растрачивая жизнь на погоню за призраком."

И Мария поползла к Петру. Слёзы застыли на щеках её, но движение, другое и... преодолев страх, женщина оказалась в туннеле.

— Саня! — крикнул Пётр.

Александр нырнул вслед за Марией, отрезая ей путь к отступлению, как вдруг... остановился.

— В чём дело? — закричал Пётр.

— Лампа! — Александр попятился. — Нужно забрать...

— Назад! Поздно! Куда?

Он не успел, внезапно земля дрогнула, вокруг загрохотало, воздушная волна сдавила барабанные перепонки.

— Вперёд! — заорал Пётр. — Вперёд! Быстрее!

Люди, забыв обо всём, сдирая в кровь колени и локти, поползли прочь от входа. Позади падали чёрные глыбы, волною вздымалось каменное крошево и огненным шаром лопнула раздавленная лампа. Вздох сомкнувшегося колодца туго побежал по туннелю. Упругий воздух, не давая опомниться, отшвырнул людей, потащил, сдирая с тел одежду и кожу. Позади лёг непреодолимый завал.

— Не оборачиваться... — прохрипел Пётр. — В книге сказано: решившись, ступай... Не останавливаться... вперёд...

Туннель, сужаясь, уходил вниз.

— Ничего... ничего... — утешал Пётр. — Пробьёмся...

— Ё-ё! — Александр плечом ударился о выступающий из стены камень.

— Головы берегите... — подсказал Пётр.

— Не видно ни черта... — прохрипел в ответ Александр. — Фонарь у тебя...

— Не могу больше... — простонала Мария.

— Нельзя, Машенька, нельзя, — возразил Пётр. — Только впе... — он осёкся, ладони коснулись воды.

— Ой! — Мария головой ткнулась в подошвы его ботинок. — Привал? Отдохнём?

— Только вперёд... — медленно он пополз.

— Вода... простудимся...

— Вперёд... — дрогнувшим голосом повторил Пётр.

Они медленно ползли по туннелю. Вода прибывала. Уровень быстро скрыл руки, ноги и поднялся до губ невысокой Марии. Фонарь, намокнув, погас и Пётр бросил его. Задрав над водой головы, хрипло дыша, трое медленно ползли по туннелю.

— Не выберемся... — простонала Мария. — Ты... Петя... тайновед... дерьмовенький...

— Усохни... — прохрипел Александр.

— Рада бы да негде, вода кругом... утопнуть... другое дело...

Пётр внезапно хлебнул воды, закашлялся, ушёл под воду.

— Ты где? — выкрикнула Мария. — Петя... — и пошарила впереди руками... пусто.

Мария, уперевшись головой в свод, села. Вода подступала к её губам.

— Поцелуй меня, Сашенька, — попросила она и слёзы дрожали в её голосе.

— Покурить бы... — под водой он нащупал её плечо.

Впереди, по слабому плеску угадывалось — свод сомкнулся с водой.

— Идём обратно? — откашлялся Александр.

— К чему... — прошептала Мария. — Я устала... лишние десять минут...

— Курить хочется...

— Недолго осталось... — утешила женщина. — Это быстро...

И они замолчали. Вода медленно прибывала. Запрокинув головы, инстинктивно они поползли обратно, как вдруг...

— Эй... — искажённый долетел до них голос. — Сюда... скорее... ко мне...

Но полоска жизненного пространства между водой и каменным сводом не превышала и пяти сантиметров. Прижавшись лицами к потолку, они могли только дышать, выбрав себе крошечные углубления в своде и ощущая лбами мертвенный холод камня.

— Ныряйте! — загремел внезапный приказ. — Сюда! Где вы? Не бойтесь! Ко мне!

Звук, многократно отражаясь от воды и камня, дробился, множился, разбегался далёким эхом и возвращался немыслимо искажённым. Кто и где кричал было не разобрать.

— Маша! — гремело вокруг. — Идите вперёд! Здесь полный порядок! Быстрее! Где вы? Сюда! Ко мне! Вперёд! Не останавливайтесь!

— Петька... — выдохнул Александр и, глотнув воды, закашлялся.

Женщина не заставила просить себя дважды. Зажмурившись, погрузилась в воду. Александр, отдышавшись — за ней.

— Сюда, ребята! — призывал Пётр. — Вперёд! Здесь я! Идите сюда! Скорее!

Концентрические круги разбегались по воде там, где только что были двое.

— Машенька-а! Маша-а! — и крик умер.

Тишина установилась в туннеле.

"Приключение... но всегда ли впрок? Сомневаюсь. Хочется покоя, тишины. Забавны американцы... вижу по телевизору и удивляюсь их испытанию с хорошо организованным отдыхом. Обязательный душ и горячий обед — неотъемлемая часть такого "сафари". Эдакое комфортное приключение привлекательно пожалуй. Пожили бы у нас, никуда бы не потянуло. Не жизнь, а сплошные чудеса. День прошёл и слава богу! Ничего не случилось, как хорошо! Нашим комфорт, как манна небесная, чтобы и сон, и обед, и каждый день да вовремя несбыточная мечта. Стрессов хватает, куда ни ткнись..."

Как вдруг:

  голова, отфыркиваясь, показалась из воды...

    следом — другая...

      и Пётр радостно устремился к товарищам.

Проплыв под водой не более метра, Мария и Александр оказались в спасительной комнате.

— Сюда! Сюда! Перепугали! — Пётр помог выбраться из воды. — Маша, мы отвернёмся... ты раздевайся, отожми одежду...

— Не простудится, — заверил Александр, придирчиво оглядев тупик. — Сквозняками даже не пахнет.

— Выходом — тоже, — Мария стянула свитер. — Отвернитесь, голуби, тряпки подсушу. Костерок бы сообразили, зябко...

В небольшом этом тупике вряд ли нашлась и щепка пригодная для костра. Мужчины только переглянулись. Сложенная из массивных плит комната была абсолютно чиста.

— Что теперь? — Александр провёл по гладкой стене. — Ни зацепочки ни подсказочки... только вездесущее "Х"а в уголке наблюдаю...

— Где, где? — заинтересовался Пётр.

— Пару недостающих буквиц выскрести желаете, а гвоздик имеется?

— Покажи, где?

— Под крышей, наверху! В угол посвети!

Пётр задрал луч карманного фонаря:

  графический стык тёсанных стен...

    угол прихлопнут каменным монолитом...

      и скрещение тоненьких линий в точке схождения плоскостей.

— Приподними меня! — потребовал Пётр. — Скорее!

— На кой? Таких словечек на любом заборе!

— Это крест!

— Если это крест, я... балерина.

— Косой крест! — возмутился Пётр. — На Андреевском флаге флота России тоже, по-твоему буквица "Х"у нарисована?!

— Не кипятись, — успокоила Мария. — Объясни.

— На косом кресте распяли Святого Андрея первозванного в Ахее, в городе Патрахе. Это знак!

— Давай, — Александр, обхватив Петра за ноги, с трудом приподнял его. — За стену придерживайся!

— Фонарь! — Мария забрала у Петра хромированный цилиндрик. — Снизу подсвечу.

Пётр, дотянувшись до выбитого в камне косого креста, чуткими пальцами ощупал стену:

— Есть! — рука уловила выступающий из стены камень. — Тут выступ! Подаётся!

— Петенька, осторожнее, — попросила Мария. — Я твоих неожиданностей, как огня...

— Не дрейфь! — перебил Александр. — Выдёргивай! Сил нет тушу твою держать!

— Выдернул! — радостно закричал Пётр. — Вот он!

Каменная пыль посыпалась сверху...

  гулом отозвался потолок...

    и Пётр, едва удерживая булыжник, покатился по земле.

— Едет! — Мария метнулась к противоположной стене. — Едет! Саша-а!

Трещины раскололи потолок. Каменные осколки брызнули из проломов, а центральная плита с оглушительным треском, повернувшись вокруг оси, открыла звёздное небо.

— Ма-ма... — всхлипнула вдруг Мария.

В проём свесилась голова в фуражке:

— Очень хорошо! — по лицам троих пробежал луч карманного фонаря. — Давненько за вами охочусь! Ба-а и внучок Степан Иваныча здесь! Вот, значит, как получается? По склепам да по церквам пошаливаем? Какой дед у тебя был, а ты?!

— Мент? — хмуро осведомилась Мария.

— Он, — ответил Александр.

— Влипли, — прошептал Пётр.

— Наверх! — милиционер повысил голос. — Вылезайте! И не вздумайте дурить! Женщина — первой!

Вниз упала верёвка.

— "Вещдоки" не забудьте! — распорядился милиционер. — Вижу камешек от могилки отвинтили. Вот и прихватим. В отделении протокольчик по всей форме организуем, не сомневайтесь! Городские... совсем совесть потеряли!

— Сего архангела бог прислал, — усмехнулся Пётр. — Без оного из склепа не выбраться.

— За все грехи разом и рассчитаемся, — согласилась Мария, ухватившись за верёвку. — Камешек оставь, Петруша.

— Да ты что?! — Пётр внимательно рассматривал извлечённый из стены камень. — Сей камешек дорогого стоит... только, как мне кажется... нам дело шьют...

— Раз, два, вылезли! — рявкнул милиционер. — Кончай базар! Долго мне ждать!

Мария первой сокрушённо полезла вверх.

"Поднимаешь ставку? Не возражаю, но куда больше? Что выше твоей? Качество выплаты? Это любопытно... Не будем уточнять? Но мне бы хотелось. Хорошо, не будем, но платить придётся... Посмотрим? Посмотрим... Цинично? Бесспорно. Но... мы таковы сегодня... Признаться, ты тоже изменилась... Да, да, играем! Я раздаю!"

— Положи булыжник на стол, — приказал старшина, как только ввёл кладоискателей в отделение. — Опусти трофей, больше он тебе не понадобится. Кирпич сей на место вернём, но сперва протокольчик составим по всей строгости, как учили. За разорение памятника культуры пойдёте. Не понимаю, — поделился он с младшим сержантом, — на кой им булыжник от склепа?

— Сидоров! — лейтенант радостно выскочил из-за стола. — Голуба, кладбищенских взял? Молоток! Премия обеспечена, семь висячек закроем! Ну, залётные, — подошёл он к кладоискателям, — откуда пожаловали?

— Знахарский внучок это с дружками, — пояснил третий милиционер, прихлёбывая чай из пивной кружки. — Видел его вчера на отпевании. Шустрый, не успел деда похоронить, давай по склепам шарить. Городской...

— Управу найдём, — успокоил лейтенант. — Садись-ка, Паша, за машинку, протокольчик настукаешь. Они по нашим местам давно-о гуляют...

— Век не отмоемся... — обронил Александр.

— Господа! — вмешалась Мария. — Вы неправильно поняли! Перед вами известный археолог! Мы не совершили ничего противозаконного! Работа!

— Камни от склепа отдирать? — буркнул старшина. — Хороша работа...

— Успокойся, девонька, — лейтенант ласково отодвинул Марию. — Мы щи не лаптем хлебаем, разберёмся. Сядь, отдохни. Мы про вашу команду всё знаем, даже кликуха твоя известна, Шахиня.

— Чего ты несёшь?! Какая Шахиня?! Петя, скажи им! Я второй раз в жизни в этой дыре!

— Редко да метко, — заметил Паша. — С кого начнём, шеф?

— Петя! — испугалась Мария. — Оторвись ты от кирпича!

— Минуту, минуту... — отмахнулся учёный. — Сейчас... тут интересная штука получается... — опустив камень на стол, он разглядывал выбитый рисунок. — На карту похоже... только откуда начинать... непонятно... непонятно...

— Петя!

Он невозмутимо изучал камень.

— Не отвлекай человека, — усмехнулся лейтенант, — пусть с камешком попрощается. Откуда взяли, туда и вернёте. Мы нашу память разорять не позволим! Моду взяли, церковки чистят, кладбища обирают, у старушек иконки торгуют, вороньё! Прибыльный бизнес, а?

— Сволочь... — прошипела Мария.

— Что-о!

— Спокойно, — Александр заслонил женщину. — Командир, зачем с бабой связываться? Папаша мой говаривал: баба бредит да кто ей верит? Каково сказано?

— Точно! — одобрил Паша. — Где чёрт не сладит, туда бабу и шлёт! Плюнь, шеф, с внучком потолкуем. Он, кажись, парень умный...

— Поглядим, — хмуро согласился лейтенант.

— Пиши, командир, — сообразил Александр, — церковь? Возьму до кучи! Могилки? Мои! Луди протокол, подпишу! Только ребят не тронь, они здесь впервые!

Милиционеры заинтересованно переглядывались.

— Понял! — объявил вдруг Пётр. — Здесь написано: час Таштауза до сорокового! Причём, орфография современная! Смотрите! — и подскочил к старой политической карте над столом лейтенанта. — Вот он, Таштауз, видите?

Все изумлённо уставились на Петра.

— В самом центре каракумских песков! — палец его буравил карту. — На границе Узбекистана! Рядом древняя Хива! А дорога, дорога единственная через Ходжейли, Ургенч! Хорезмская область!

— Древняя там земля... — лейтенант с интересом подошёл к Петру.

— Вот именно! Ученые предполагают, что там находилась одна из протоцивилизаций!

— Петя, не морочь голову, — предостерёг Александр. — Не отвлекай, люди при исполнении. Понял и молчи. Нам ещё протокольчик оформить, верно, командир?

— Погоди, залётный, — отмахнулся лейтенант. — Продолжай, учёный. Ты, кажись, и впрямь археолог. Так что там на камне?

— Час Таштауза до сорокового... — Пётр обернулся.

Мария попыталась молча предостеречь, но...

— Колись, археолог! — приказал лейтенант. — А вы, залётные, кончай ему морды строить, в камеру запру! Излагай, брат.

— От Таштауза до сорокового... — тихо повторил Пётр.

— Слышал! Дальше давай!

— Зачем это вам?

— Как знаешь, приятель. Боюсь, придётся вам в камере париться.

Угроза не возымела действия. Пётр сосредоточенно разглядывал карту, Мария и Александр спокойно вышли из-за стола.

— Погоди, — лейтенант сменил тактику. — Меня Каримом зовут, родом я из тех мест, из Мешекли. Расскажи, какая связь между моими краями и этим камнем?

— Что это за точка? — Пётр внезапно ткнул в кружочек приклеенный к карте.

— Секрет на секрет! — обрадовался лейтенант. — Толкуешь о камне, а я тебе про эту очень мне известную точку. Её, между прочим, нет ни на одной карте!

Петр схватил со стола линейку и проверял известные ему расстояния.

— Хорошо, — согласился он. — На камне выбита карта и фраза, которую вы уже слышали.

— Что она означает?

— Смотри, — палец Петра скользнул по меридиану. — Час Таштауза до сорокового — по меридиану до сорокового градуса северной широты, а далее, смотри карту, начало пути в этой точке! Но самое интересное — направление к твоей отметке! Что здесь?

— Могуш. В центре песков археологи нашли развалины древнего города...

— Вот куда занесло апостола...

— Хватит! — остановила Мария. — Достаточно! Оформляем протокол! Я лучше в камере отсижу!

— Сказав "А", договаривай, — возразил лейтенант. — Самостоятельно до Могуша вы не дойдёте, — теперь он говорил Александру. — Нужен проводник. Я был там, смогу и вас туда доставить. Вопрос один... велик ли улов?

Александр переглянулся с Марией.

— На чём мы туда поедем? — неожиданно спросил Пётр. — Пески...

— Всё беру на себя, — успокоил лейтенант. — Но вы не ответили на вопрос.

— Не много ли помощничков? — Мария кивнула на других милиционеров.

— Мои проблемы, — успокоил Карим, глядя на Александра.

— Мысль интересная... — негромко обронил тот. — Будем её думать.

— Паша нам пока чайку сделает, — оживился Карим. — верно, Паша?

— Почему нет?! — хохотнул участковый. — Для хороших людей ничего не жалко!

"Могли мы противиться року? Нет, не так... Возможно ли противостоять судьбе? Но сначала, что есть судьба? Допустим, предопределённость событий ограниченных рождением и смертью. Тогда, какова степень предопределённости? Насколько обязательно следование одного события за другим? Но это уже степень неопределённости, любая ситуация имеет минимум два результата. В отделении Карим мог упечь нас за вандализм, пришить ещё несколько краж и ничего бы не случилось. Долгое судебное разбирательство, а в результате совершенно иной опыт, но случилось то, что случилось. Кто виноват в этом? Я. Гордыня и своеволие сыграли злую шутку с нами со всеми. Мне бы промолчать, когда и Мария и Александр предостерегали, но... желание разобрать загадку, самоутвердиться заложило уши. Наверное, судьбу можно изменить только одним — нравственным совершенством. Только одолев гордыню, я бы изменил ситуацию, а с нею и... судьбу. Безусловно, я бы не попал в переплёт и моё неучастие не создало бы прецедент. Вряд ли они сами разгадали бы загадку. Шифр был достаточно сложен. Итак, виною — гордыня или нравственное несовершенство..."

Машина застряла давно. Люди, прицепив к борту канареечного милицейского УАЗика кусок брезента, разлеглись под грубым полотном, укрылись от нещадного солнца. Только прозрачный прямоугольник тени едва уберегал от знойного дыхания песков. Неистово жгла пустыня.

— Эй, — окликнул из-под брезента хриплый мужской голос, — горе-механики, как у вас?

Карим, поморщившись, кивнул подручному. Вдвоём они возились с мотором.

— Скоро, командир, скоро, — устало откликнулся тот.

— Паша... — прохрипели из-под брезента. — Ты... с начальничком... пятый час... всем мозги... сушишь... я под тряпкой... как хек в коптильне... поехали... чай не у себя... в отделении...

— Пар костей не ломит, — Карим подмигнул участковому.

Паша ответил унылой улыбкой. Жару он переносил труднее. Накрутив на голову рубашку, участковый, измазанной машинным маслом ладонью стирал пот со лба.

— По мне... лучше... на полюсе... — прошептал он, склоняясь к мотору. — Спёкся, кажись...

— Не раскисай, Паша! — ободрил Карим.

— До ручки... дошёл...

— Отдохни. Полезай к остальным. Под тряпочку.

Участковый, пошатываясь, побрёл к брезентовому пологу.

— Вот это номер, — поддел Александр. — Кто обещал экспедицию доставить? Вы. Ты, Паша да твой начальничек... Будете платить неустойку... Устроим собрание трудового коллектива...

— Если сил хватит... — прохрипел Пётр.

Участковый не реагировал, а кулем свалился под спасительный брезент. Глубокая тишина, нарушаемая звяканьем металла о металл берегла покой древних песков, как вдруг:

  грубое завывание стартёра...

    хлопки в глушителе...

      и ровный перестук исправного двигателя.

— Прошу садиться! — радостно объявил Карим. — Экипаж подан, господа-товарищи! Через час будем на месте!

— Свежо предание да верится с трудом... — первым из-под брезента выбрался Александр. — Больше стоим, чем едем... достукаетесь... вычтем неустоечку...

— Командор, зачем обижаешь? — дружелюбно парировал Карим. — Любая тачка в песках сядет, нормально едем.

— Тебе всё нормально, — Пётр помог выползти из-под брезента Марии. — А участкового совсем уходил.

— Здоровее будет, — Карим уселся за руль. — У русских воды много в организме. Лишняя испарится, только полезно. Паша, сворачивай брезент! Студент, помоги!

Всклокоченный парень лет девятнадцати выполз из-под полога. Лениво и обречено, он схватился за край грубой ткани.

— Вставай, замёрзнешь, — ногой он легонько поддел участкового.

Паша тихо застонал.

— Жарко-о... — Мария забралась в милицейский УАЗик.

— Проветримся на ходу! — заверил Карим. — Пошевеливайтесь! — прикрикнул он на студента. — Профессор и на кой нам этот мальчишка?!

— Рули, не отвлекайся! — опередил Петра Александр.

— Смотри, чтобы ноздри прикрывала... — Пётр помогал Марии затянуть косынку узлом на затылке.

— Знаю...

Студент и Паша уже втолкнули в багажник брезентовый рулон.

— Погоняй, саксаул! — адресовался мальчишка к Кариму, развалившись на свёрнутом брезенте. — Верблюды застоялись!

Мария фыркнула. Карим, злобно плюнув, погнал машину вперёд. Тонкая песчаная пыль сквозь щели моментально просочилась в кабину и все умолкли, тщательно прикрыв ноздри влажными тряпками.

Сколько они ехали, минут сорок. Петляя между барханами, пробуксовывая, застревая, милицейский УАЗик трудно преодолевал пески. Но вот... замер. Моментально увязнув в мягком песке всеми колёсами.

— Слезай, приехали... — Карим устало выбрался из кабины, но, не сделав и двух шагов, рухнул в горячий песок.

— Куда... — Пётр опёрся о машину.

— Могуш где? — Александр, обессилев, уселся на подножку.

— Мамочка... — Мария, всхлипнув, сползла в песок.

— Караванщик... — мальчишка-студент даже не смог выползти из машины. — Где твой оазис...

Карим, покачиваясь, поднялся.

— Могуш... там... за барханом... — прохрипел он. — Разведать сначала... вдруг археологи... и сразу... поехали...

— Паша... Студент... — распорядился Александр. — Идите... с Каримом...

— Нет... — возразил Карим. — Вместе... все...

— Хорошо...

Никто не шелохнулся.

— Идём... — прохрипел Александр. — Немного осталось...

— Не могу... — по щеке Марии скатилась слеза, оставив светленькую полоску. — Я подожду... идите...

— Нельзя... — возразил Карим. — Так потеряемся...

— Пошли... — Пётр, подхватив женщину под руку, шагнул к Кариму. — Осталось немного... идём, Машенька...

Женщина не сопротивлялась — молча плакала.

— Вот и умница... — Пётр едва переставлял ноги. — Замечательно идём... осталось... песню походную...

Трудно и остальные потянулись вслед за Каримом. На пределе усталости шестеро брели по пустыне.

— Ничего... — прохрипел Александр. — Труден путь... велика и награда... до цели... рукой подать...

Кладоискатели поднялись на верхушку бархана и...

а р х е о л о г и ! Там, внизу в раскопе древнего городища — крошечные фигурки среди траченных временем каменных обломков. Катастрофа. Мария истерически фыркнула, но смешок застрял в пересохшем горле.

— Аксакал... — прохрипел студент. — Свободных мест... в караван-сарае нет... как ночевать? Администратора требую...

— В самом деле, — поддержал Пётр. — Идём к ним. Вместе быстрее отыщем...

Александр вопросительно поглядел на Карима. Смуглое лицо азиата было непроницаемо. Пронзительно смотрел он туда, где под лёгким полотняным тентом замер грузовик археологов. Затем, взглядом обшарил лагерь экспедиции и, повернувшись набок, механически кинул в рот грязновато-бурый комочек.

— Что это? — удивился Александр.

— А... — вопрос вывел из задумчивости Карима. — Наст...

— У меня слюны не осталось...

— Пожуй... — Карим достал из кармана шарик неопределённого цвета. — Силы придаёт...

Александр отрицательно покачал головой.

— Наст хорошая вещь, — Карим перевернулся на спину и уголки потрескавшихся губ его чуть-чуть дёрнулись вверх. — Голову прочищает...

— Придумал чего? — сипло спросил Александр.

— Имеется идейка... — на лице Карима теперь угадывалась улыбка. — Ждите, — и, перевернувшись, ужом скользнул вниз, к подошве бархана, где раскрывались морщины древнего города.

— Вместе пошли! — вслед ему крикнул Пётр.

— Молчи! — остановил Александр.

Карим моментально достиг подошвы бархана, осмотрелся и кинулся в сторону от раскопа, к опустевшему лагерю археологов.

Пятеро из-за гребня бархана с надеждой, недоумением, азартом следили за разведчиком.

— Ему нужно прямо? — удивился Пётр.

— Спокойно, — удержал Александр. — Лежи, Петенька. Карим, сын песков. Дело знает...

Карим быстро добрался до лагеря:

  сунулся в первую палатку...

    затем — кузов грузовика...

      и заторопился обратно, но... замер. Притаился за песчаным холмиком, увидев, как от городища к лагерю идёт археолог.

— Засыпался, саксаул... — прошептал студент.

— Не понял... — Пётр попытался подняться.

— Лежать! — Александр удержал учёного.

Рука Марии непроизвольно сжала песок.

— Пошли к ним? — Пётр обвёл всех удивлённым взглядом. — Ночевать все равно где-то надо...

— Тихо! — прошипела Мария.

Археолог медленно приближался к Кариму.

— Господи, — Александр перевернулся, глядя в выжженные небеса, — неужели всё напрасно...

Археолог прошёл в нескольких шагах от Карима. Тот безнаказанно, змеёй скользнул прочь.

Товарищи встретили нетерпением:

— Ну, что?

— Кто они?

— Готовят обед? — забросали вопросами. — Может к ним двинем? Накормят...

— Порядок, — рапортовал Карим. — Через пару часов все уедут.

— Почему? — дружное изумление.

— Я слил питьевую воду.

Люди оторопели и только на лице Александра скользнула тень довольной улыбки.

— Наст хорошая вещь, — ухмыльнулся Карим. — Голова варит лучше...

— Пожалуй... — тихо согласился Александр. — Идём к машине? — обратился он к остальным. — Готовим плов! Предупреждаю! Никаких душеспасительных разговоров. Что сделано, то сделано. Исходим из того, что Карим предоставил возможность поработать в тишине и покое. Привал, сон и обед! Великолепная перспектива! — и первым повернул обратно к УАЗику.

"Ослепление любопытством минуло, оставив осадок опустошённости и уныния, но это... значительно позже. Странно иное — алчность, не замечал которую только слепец. Гордыня застила глаза и более волевым, целеустремлённым, когда тщеславное — достиг, открыл, нашёл, выиграл — удел героя, победителя, а гибель многих из его окружения не в счёт. Только в этой истории всё другое — окружение заставляло искать, продвигаться вперёд, разгадывать. Их жажда наживы — движущая сила предприятия. Сначала — атомная бомба и только потом — реактор. Неправедное частенько инициирует поиск. Вопрос в другом, какова необходимость открытия да и стоит ли результат пусть и единственной, но... жертвы? Кто-нибудь стал счастливее, приоткрыв завесу тайны? Никогда. И мы не исключение. За всё приходится платить. Жаль только, что учиться можно только на своих ошибках. Мы не предполагали расплаты. Наверное, никто из нас сегодняшних даже бы не раскрыл ту книгу, увидев её, скажем, на пороге своей квартиры, более — не поднял! Господи... если бы раньше..."

— Посмотри, — Пётр подошёл к Марии.

Детским металлическим совочком она осторожно подкапывала массивный каменный блок в основании разрушенной стены.

— Какая прелесть! — Пётр склонился к Марии.

Женщина, отложив совок, устало вздохнула.

— Смотри, кинжал! — объяснил Пётр. — Лезвие сгнило, только ножны остались, но какая работа! Я отыскал его в северной части городища! Это женский кинжал!

Мария, сдвинув с головы армейскую панаму, вытерла потный лоб:

— Больше ты ничего не нашёл, Петенька? Например, знак, который путь указывает или тайничок, куда Феофил перстенёк заныкал?

— Профессор! — с противоположной стороны раскопа окликнул Александр. — Как думаешь, двадцать медяков да пряжка от башмака оправдают затраты на экспедицию?

— Чёрта с два! — подал голос Студент. — На них и бензина на обратную дорогу не купишь!

Пётр поспешил к Александру:

— Ты нашёл пряжку? Покажи, где? Там больше ничего?

— Золото и бриллианты... — Александр восседал на плоских, неровных глыбах составляющих некогда древнюю кладку.

— Да нет же! — Пётр разглядывал изъеденный временем кусочек металла. — Такие пряжки на плечах...

— Какая разница? — лицо Александра, присыпанное тонкой песчаной пылью выражало только уныние. — На плечах... на ботинках... на заднице...

— Любой музей с радостью...

— Оставь! — выкрикнул Александр. — За весь хлам и пары штук не выручить!

— Зараза! — подпрыгнул вдруг Студент.

Все обернулись.

— Тут их миллионы! — Студент что-то старательно втаптывал в песок. — Гадость! Говорят, туареги из них шашлык делают! Я предлагаю водку настаивать — "скорпионовку"!

— Рюмку принял и... в зюзю, — поморщилась Мария.

— Кто их выдумал... — вздохнул Студент.

Шестеро, бросив работу, уступили отчаянию.

— Неделю ковыряемся и... ничего, — тихо обронила Мария.

Мужчины уныло разглядывали раскоп древнего городища.

— Может пожуём чего? — предложил подручный Карима, милиционер Паша. — Голодные мозги не варят совсем.

— Только жареные... — усмехнулся Александр.

— Поужинаем по холодку, — вмешалась Мария. — Ветерок чувствуете?

— Самум... — вдруг глухо обронил Карим.

— Ты что сказал? — круто обернулся Александр.

— Кто-нибудь попадал в самум?

Они молчали.

— В детстве, — продолжал он. — Вместе с дедом мы возвращались из Хивы... это произошло за минуты... ветер... слабый... потом сильнее и сильнее... потемнело... и тучи песка... облака песка... воздух песка...

— Соберём шмотки, запрёмся в машине! — перебил Александр.

— Заметёт... — возразил Карим.

Ветер заметно усиливался.

— Загоним УАЗик в городище! — не уступал Александр.

— Не поможет...

Внезапно с треском сорвало единственную палатку. Брезент оглушительно захлопал под ветряным натиском. Кровь отлила от лиц. Женщина взглядом просила о помощи, но мужчины поспешно отворачивались, споткнувшись о её немую молитву. Ветер, закручивая песок в лёгкие пылевые столбики, уже двинул на лагерь ближайший бархан.

— Отпрыгались... — сплёвывая с губ тонкий песок, брякнул Студент.

— Не хочу... — запнувшись, выдавила Мария.

— Подожди! — вмешался вдруг Пётр. — В центре раскопа шахский дворец...

Кладоискатели непонимающе обернулись к учёному.

— Подвалы... — первым сообразил Карим.

— Конечно!

— Быстрее! Быстрее! Почему стоим? — заторопилась Мария. — Искать! Всех накроет!

— Простучим кладку! — распорядился Александр. — Идём по внешней стороне стены!

Шестеро кинулись в центр раскопа. Ветер уже шипел в верхушках барханов и мутная пелена затянула солнце. Люди, подхватив с земли камни, сосредоточенно простукивали основания разрушенных стен. Самум разгорался. Тучи песка поднялись в воздух. Пустыня проявила свой необузданный норов. Под оранжевым небом океан песка пришёл в движение. Тяжёлые сумерки опускались на землю.

"Она изменилась, но... "подлежишь обсужденью ты"... Впрочем, к себя всегда в последнюю очередь. Кто-нибудь сможет изменить очерёдность? Исключено. Догадываешься, что другой, но вот насколько и как изменился? Важно взглянуть на себя со стороны. Степень отстранёности, но как? Абсолютно подавив собственное я, глазами другого человека... Два в одном? Но тогда это... шизофрения. Придумали, впрочем, абстрактное мышление — абсурд? Наверное. Абстрагирован полностью только... мертвец. Мысль человеческая — "слово изреченное, есть ложь" — всегда тенденциозна. И потому — степень отстранения, как качественная характеристика аналитика. Чем выше сия способность, тем профессиональнее исследователь. Определить себя тем проще, чем... страннее. Полагая себя абсолютно здоровеньким — трудно, почти невозможно. Однако некоторые вопросы задать себе хочется — откуда и почему появился азарт, когда желание играть увлекает своим потаённым действом, завораживает процесс и даже не выигрыш? Неужели таков итог сей печальной истории? Марию также охватил недуг... Впрочем, недуг ли? Игра, как живая модель сущего. Вероятность чего угодно... Что касается меня, разочаровавшись в предвидении, возведённом на фактах, логике суть — системе, уверовал в провиденье, предсказанье, высшую предопределённость. Отсюда, пожалуй и увлечение игрою, как малым отпечатком предопределённости. Предсказание её..."

Безжалостное время пощадило подвалы. Просторные, собранные из грубых плит они веками удерживали мрак злой волей снизошедший на тёплую землю. Казалось, князь тьмы облюбовал это убежище. Массивные колонны, как зубы, вылетая из самой ночи, буквально вгрызались в неровные плиты пола, а рыжие факельные пятна, как неистовые глаза пронзали фигурки людей нашедших убежище под древними сводами.

Александр осматривал сбережённый от самума скарб — перебирал узлы, рюкзаки, шарил в ящиках. Остальные сонно и безразлично следили за ним. Сбившись в общую кучу, отогреваясь друг подле друга, они разлеглись на спальниках брошенных прямо на каменные плиты и, подавленные, молчали.

Внезапно Александр подскочил к помятому, алюминиевому бидону и откинул крышку:

— Керосин... — чуть слышно и обречено.

Карим встревожено приподнялся на локте.

— Керосин... — тихо повторил Александр.

Непониманием отозвались глаза.

— Нету фляги с водой.

Группа рассыпалась, все окружили Александра.

— Что? Что? — истерически выкрикнула Мария.

— Ответственность спать не даёт, — насмешливо объявил Студент, единственный он не удосужился встать с импровизированной постели.

— Сосунок... — сквозь зубы бросил Карим.

— Студент первейший враг всякой государственности, — задумчиво проговорил Пётр, а глаза его тревожно шарили по ящикам, узлам, коробкам.

— В наше время не иметь какого-нибудь образования — расписаться в кретинизме, — поддел Студент. — Недавно в МИДе перетряхивали кадры и нашли человечка с консерваторским образованием...

— Ратуешь за своё предпринимательское реноме? — догадался Александр, протягивая Марии свою фляжку. — Попей.

Она молча взяла воду.

— Клиент больше доверяет предпринимателю, если имеет дело с образованным человеком! — подтвердил Студент.

— Тем более — археологом... — усмехнулась Мария.

— Конечно! — откликнулся Студент. — Угости-ка водичкой, девица.

Мария протянула ему флягу.

— Воду женщинам и детям, — перехватил Александр её лёгкую руку.

Студент проводил её руку долгим, озадаченным взглядом.

Четверо лихорадочно перебирали нехитрый экспедиционный скарб.

— Неужто дошло? — спросил его Александр.

Студент не ответил, отбросив спальный мешок, присоединился к остальным мужчинам.

— В нашем полку прибыло, — Пётр с трудом приподнял край свёрнутой палатки. — Помоги, отрок!

— Раз, два, три! — Студент послушно потянул брезентовый рулон.

— Чего там? — Пётр указал на ободранный деревянный сундук, оказавшийся под палаткой.

— Запчасти, — ответил Карим.

— На кой ты его пёр? — Студент склонился к большим жестяным банкам. — Пусть бы в машине загорал...

Карим не ответил, лишь презрительно сплюнул.

— Всё! Будет! — внезапно распорядился Александр. — Утро вечера мудренее. Всем спать. Фляжки и термосы, у кого остались, сдайте мне!

Напряжённая тишина воцарилась в подвалах.

Отдалённое завывание бури делало тьму непосильной и бесконечной, а тишина тяготила душу, как преступление. Потому слабый, бессознательный стон спящего заставил остальных моментально проснуться. Шепоток поплыл средь древнего мрака, затем возня послышалась в стороне и наконец:

— Кто включит свет? — поинтересовался мальчишеский голос.

Мучительный кашель оглушил подвалы.

— Закурить есть? — хрипло осведомился другой.

— "Житан", — громко ответил некто.

— Брось сигаретку.

— Куда?

И опять тишина атаковала людей. Мрак сделался невыносимым, физически реальным.

— Зажгите свет! — взмолилась Мария.

— Минуту... — и спасительное пятнышко от карманного фонарика заметалось по стенам. Затем чиркнула спичка и чадящий факельный свет запечатлелся на лицах.

Их было шестеро — вот и вся экспедиция — кладоискателей, укрывшихся в шахских подвалах. И среди них единственная женщина, очаровательная Мария. Сейчас её заворожило красное маслянистое пламя.

— Учитель, вы заправский фонарщик, — нарушил молчание Студент.

— Благое дело давать свет... — Пётр зажёг второй факел и теперь пристраивал его в щели между каменными блоками. — Понимаешь себя богоравным...

— И отец его был фонарщик и дед, и дядья, и братья да и сам он не мыслил себя иначе, — Александр налил из красочного китайского термоса воды в пластиковый стаканчик. — Получай дневную норму, первым отработал...

— Женщины вперёд, — отказался Пётр.

— Маша, — улыбнулся Александр.

Кладоискатели помимо воли засмотрелись на крошечную толику прозрачной воды в розовом стаканчике:

пальцы Марии охватили прохладный пластик...

  бережное движение рук...

    светлая влага коснулась губ...

      и непонимающе она оглядела розовенький стаканчик, дескать, как? Это всё? Больше не будет? Но мне хочется пить! Глаза набухли от слёз, обиженно она повернулась к Александру.

— Петя, — хмуро позвал тот, но, сжалившись, объяснил женщине. — В термосе только два литра.

Тот отрицательно повёл подбородком:

— Мою долю Маше.

Она стыдливо потупилась.

— Благотворительность! — рявкнул вдруг Александр. — Задача выжить! Всем понятно? Пей, мне нужна твоя голова!

Пётр подчинился — взял пластиковый стаканчик. Из-под пушистых ресниц Мария алчно следила за его рукой, сжимающей хрупкий пластик и Пётр невольно перехватил её влажный, просительный взгляд:

— Может наверх поднимемся? — предложил он.

— Засыпало всё, — возразил Карим.

— И машину?

Карим неопределённо дёрнул плечом:

— Найти трудно...

Лицо Петра вдруг просветлело.

— Не томи! — поторопил Александр.

— В радиаторе должна остаться вода!

Миг хрупкой тишины, когда никто не верит возможному избавлению и в страхе не смеет дышать.

— Кто со мной? — тихо спросил Александр.

Пётр, не раздумывая, поднял руку.

— Самоубийцы... — чуть слышно прошептал Карим.

"Проигрывает... нервничает... лицо раскраснелось... и складки у губ старят... она и в годах останется прекрасной. Подобные лица редкость, когда морщины прорисовывают, углубляют, создают образ. Лицо с годами становится интереснее — мудрее и мягче. Глаза, подёрнутые сеткой морщин, зорче, а кожа беззащитнее, тоньше. Увядая, она останется прекрасной. Это очевидно... хотя прежде не замечал я этих морщинок... жизнь игрока... игрокини не красит, хотя и... учит. Чему? Хватке... реакции... натиску... Умение рисковать бессознательно используется в реальных ситуациях, при условии, что ставка достаточно высока. Азарт со счётов не сбросить. Чем выше ставки, тем занимательнее игра. Фортуна дама капризная, ветреная. Сейчас я в выигрыше, а раунд ещё не закончен. Как хочется выиграть, её ставка высока и даже... непомерна. Психология женщины... каково оказаться в постели на пари? Всякие остатки чувства, пожалуй, испаряются, но... проститутки? Иные... их тело — средство производства, способ заработка на хлеб насущный, когда чувств нет, а только — работа. Но и для неё это всего лишь выплата долга. Сумеет она расплатиться по счёту, подавить эмоции? Не уверен. С посторонним — наверное, но вот со мной? Не знаю. Наверное, для неё проще оказаться на спине с первым встречным, взаимоотношения с которым всего лишь — постель, но только не со мной. После цепи унижений, которым меня подвергала, бессознательного стремления подавить... Сумеет она уступить? Нет, сдаться! Испытание. Научилась ли она проигрывать? Не знаю. И тем не менее... мне хочется выиграть... Самоутверждение? Отчасти. Я хочу эту женщину. Но как принять её плату, если я выиграю? Не знаю. Без её желания это станет изнасилованием и равно... испытанием, но теперь моим. Даже проигрывая, она унизит меня, если... я не окажусь сильнее — грубым и равнодушным. Насильником? Да. Но смогу ли? И всё равно мне хочется выиграть."

В связке, упорно, спотыкаясь и падая, шаг за шагом брели они по пустыне. Остро шипел ветер, вздымая к небу посеревшие барханы, теперь он обрёл жгучую твёрдость, ведь песок бежал под ногами, катился по земле и плотно висел в воздухе. Люди, связавшись оранжевым капроновым шнуром, обмотав головы тряпками да так, что из-под брезентовых полос лишь тускло поблёскивал целлулоид защитных очков, брели к ведомой цели. Пройдя несколько шагов, первый подносил к самым глазам маленький компас и, сверив направление, брёл дальше. Второй, сматывая с плеча верёвку, пошатываясь, тянулся следом. Они уже прошли достаточно, когда первый остановился. Второй, продолжая движение, ткнулся в спину товарища и оба, не удержавшись, свалились в песок.

— Забирай вправо! — прокричал Пётр.

— Влево! — возразил Александр

— Сначала — вправо, а после — влево!

— Наоборот! — едва перекричал самум Александр.

— Шагов двести?

— Не больше! — согласился Александр.

И тогда, преодолев усилие ветра, они поднялись с песка. Шаг за шагом, сверяясь с компасом, медленно побрели влево. Стонал, метался над барханами ветер, вздымал к небу горы песка, и солнечный свет, обратившись из радостного, прозрачного, в мутный, кровавый кармин, казалось, предвещал гибель. Упорно, превозмогая слабость и страх, брели по пустыне двое, черпая силы лишь во внешней стойкости друг друга, когда кажущаяся невозмутимость одного придаёт силы другому.

— Хватит! — внезапно закричал Пётр и рухнул в песок.

Вокруг его тела закрутились пыльные вихри.

— Идём!

Пётр молча потянул за связавшую их верёвку. Александр упал.

— Он там, я помню! — склонившись к товарищу, объяснил Пётр. — Не дойдём обратно!

Приподнявшись, Александр хотел осмотреться — всё накрыла колкая, воющая стена.

— Идём! — прокричал Пётр.

Александр упал.

— Нельзя отдыхать!

Александр медленно перекатился на спину.

— Вставай! — дёргал его Пётр.

Александр встал на колени. Пётр, не давая ему упасть, обхватил узкие плечи. Тонкий, капроновый шнур змеился по песку вслед бесконечно измученным людям. Бесновался самум, пытая на прочность их живые сердца, а они — шли. Согнувшись, кланяясь любому порыву, но брели к спасительной цели.

— Лагерь! — заорал Пётр, сквозь внезапный просвет увидев несколько покосившихся столбов.

— Машина там! — Александр ткнул на пологий бархан с плоской, срезанной верхушкой, где на краткий миг мелькнуло бурое пятно засыпанного автомобиля.

Десять, пятнадцать шагов и оба оказались у цели.

— Откапывать? — простонал Александр.

— Нет... закапывать... — прохрипел Пётр.

Факельное пламя лежало на лицах тёмными бликами. Надежда, страх, нестерпимая жажда развели кладоискателей. Каждый переживал в одиночку. Карим, приняв позу индийского йога, закрыл глаза и слегка раскачивался. Устроившись на границе света и темноты, он впал в состояние заторможенное и блаженное. Странная улыбка на смуглом, непроницаемом лице придавала ему вид бронзового идола. Хуже — милиционер Паша. Ничком, растянувшись под стеной, он упрятал голову в руки, чтобы не видеть, не думать, не слышать. Студент, будто посерел и теперь злобно крутил кубик Рубика. Мария, прижав горячие ладони к губам, расширенными от страха глазами, смотрела в одну точку — прямоугольник бледного света, откуда ожидали спасения. Но, увы, шелест песка да негромкое завывание ветра доносились снаружи.

— Заблудились... — чуть слышно произнесла женщина.

Моментально к ней обернулись.

— Верёвка выведет! — крикнул Студент.

Палец Марии указывал на оранжевый, капроновый шнур ведущий к лазу.

— В чём дело? — очнулся Карим.

Мария молча потянула за шнур.

— Упустили верёвку... — потрясённо проговорил Студент.

— Тихо! — властно проговорил Карим. — Ничего не ясно!

— Да! Да! Да! — запричитала Мария. — Не ясно! Не ясно! Не ясно!

— Без истерик! — бешено заорал Карим.

Мария затихла.

Кладоискатели с надеждой смотрели в его непроницаемое азиатское лицо.

"Картинки из подсознания, всплывающие помимо воли... цепочка воспоминаний... походит на сон... хочешь забыть, не думать, но... всё возвращается и возвращается. Наверное, в судьбе каждого — тень, которую вычеркнуть бы, переписать набело, но... увы, не дано. Подобная история тяжкий груз для любой жизни. Безусловно, забыть нечто мучительное, но яркое невозможно только... отодвинуть в глубины сознания, обезопасив тем самым дальнейшую, обыденную жизнь — необходимость, инстинкт самосохранения. Наверное, так сходят с ума. Понимая, что происходит, но... не контролируя уже — логическую цепочку — эмоцию, мысль, жест и... поступок. Как сани, пущенные с горы, двигаются первоначально нехотя, медленно, тяжело, но... раскатившись, сметут любого со своего стремительного и неуправляемого пути. Седоку остаётся только... смотреть. Невозмутимо и отстранено или... зажмуриться. Но всё это... уже раздвоение, суть — шизофрения..."

Подавленные, они забрались в кабину УАЗика. Брезентовые полосы и очки, скрывающие лица, они сбросили. Красноватый свет смягчил их черты и высохшие морщины на поблекшей коже едва прочитывались, и только губы, покрытые жёсткой корочкой, выдавали жажду.

— Обратно пошли... — не размыкая глаз, сипло произнёс Пётр.

Александр сквозь редкие ресницы смотрел на обезумевший песок плещущий в стёкла машины. Самум в бессильной злобе стонал за тонким металлом, ограничившим пространство кабины. Александр глотнул, кадык на его худой, жилистой шее длинно дёрнулся и горло, не получившее даже слюны, перехватил спазм:

— Н-нет... — прохрипел он, мучительно закашлявшись.

— Тут нельзя... — выдавил Пётр.

— За-заплутаем...

— По компасу...

— Смешно... не поможет... руки не видать... крышка... потеряли верёвку... всё... приехали... в такой жаре дня не продержимся... — лицо его подёргивалось, обеими руками он подтянул Петра. — Не хочу подыхать... Понял? Скажи... зачем я за тобой пошёл... зачем... не хочу... не хочу...

Удар пришёлся в правую скулу. Голова Александра безвольно дёрнулась, по щенячьи всхлипнув, он замер.

— Саша, не надо... истерика... нельзя...

Александр, сипло дышал.

— Пошли воду сливать...

Александр открыл глаза, медленно надел очки, накрутил на голову брезентовую полосу.

— Готов?

Александр молча открыл дверь. Пётр от неожиданности вздрогнул, когда колючая песчаная волна затопила кабину. Самум пожрал последнее их убежище.

Преодолевая плотное сопротивление ветра, двое вывалились наружу. Не поднимаясь, на четвереньках подползли к мотору, израненными руками отгребли от бампера песок и протиснулись под машину:

руки нащупали пробку...

  гаечный ключ зацепивший ржавый шестиугольник...

    поворот и... струя ударившая в песок.

— Котелок... — захрипел Александр, ловя ртом драгоценную влагу.

Пётр торопливо сунул под автомобиль армейскую посудину:

— Не пролей...

Но Александр вдруг убрал из-под струи голову, откинул котелок, перевернулся, выплюнул воду, закашлялся.

— Почему?! — захрипел Пётр.

Александра уже выворачивало. Судорога буквально пополам сложила его. Мучительно, со стоном Александра вырвало. Затем — ещё и ещё. Со слезами на глазах он обернулся к товарищу. Но чем тут помочь? Только участием. И потому Пётр поглаживал его ногу, обутую в старый альпинистский ботинок. Приступы сокрушительной рвоты чередовались мгновениями липкой слабости и тело Александра бессильно падало в песок. Крошечное пространство под двигателем густо залила человеческая слизь.

— Всё... всё... всё... всё... всё... всё... всё... — шептал Пётр, стирая со лба Александра холодный пот.

— Антифриз... — хрипел тот между приступами мучительной рвоты. — Воду нельзя... отравлена...

— Ничего... ничего... — отвечал Пётр. — Понял... молчи... отдыхай...

— Подохнем все... хана... отпрыгались... — и вдруг... заплакал. — Не хочу....

Слёзы, оставляя светлые полосочки, покатились из-под очков, запёкшиеся губы задрожали, а язык, помимо воли, ловил солёные капельки бегущие по лицу.

— Перестань... перестань... — как маленького уговаривал Пётр. — Всё будет хорошо... перестань...

— Кончено... не хочу... не хочу... зачем не послушал его... деда... не хочу... страшно...

Как вдруг:

  выстрел...

    другой...

      третий.

Пётр дрожащим голосом просипел:

— Идём... стреляют... ищут нас... или...

Александр тихо застонал. Спазм переломил его, вывернул наизнанку, лишил движения. Он вытянулся на горячем песке.

"Расщепление ума, а по-гречески... шизофрения предпочитает мозг молодой, незрелый, но равно и острый, живой — талантливый. Степень "шизы" творческого человека? Пожалуй. Только, как измерить её, эту степень? До хрипоты умники спорят, и только не поймут, грань между патологией и нормой не определима. Только не смертному себе подобного за непохожесть подвергать остракизму, но... своевольничают... Эдак и не заметишь, как доброхоты в психушку упекут... Очнулся, а кругом стеночки казённые, цвета, наверняка, голубенького... Унылая перспективка... Только известная она, мудрость людская, опытом выношенная: от сумы да от тюрьмы... Так и живём, под гнётом. Свыклись? Давно. Но и приспособились. Только не разновидность ли сие мазохизма? Любой другой народ не выдержал бы, взбунтовался, а мы терпим. Дескать, в том она и заключается одна из черт национального характера — в терпении. Обидно. Себя, прежде жаль, а взбунтоваться слабо. Так и скрипим зубами до самого предела, до невозможности, до грани смертельной и только тогда — взрыв, когда выжить уже не получается, но это — если силы ещё остались, увы..."

Выстрелы звучали где-то рядом, на короткие мгновения будто разрывали неистовую круговерть и отдавались в ушах звоном надежды. Только разглядеть что-либо и на расстоянии вытянутой руки было невозможно, всё поглотил воющий песок.

Задыхаясь, на пределе сил он едва переставлял ноги. Продёрнув под плечами товарища связанные брезентовые полосы, Пётр впрягся в эту нелёгкую ношу и тянул Александра по песку, оставляя позади бесплодную борозду. Ноги его, будто сами по себе перебирали ожесточённую землю и казалось, каждый последующий шаг станет последним. Но он превозмогал липкую слабость, ведь выстрелы били где-то рядом. Даже Александр, почуяв близкое избавление, очнулся и отталкивался теперь ногами, помогая Петру.

Лица их, открытые ветру, стянула корка пыли и крови, а кожа под песчаными масками, как бы спеклась и нестерпимо горела. Глаза отекли, обратились в слезящиеся щёлочки, почти не воспринимая окружающее и тем не менее люди ближе и ближе подступали к выстрелам, но внезапно... Пётр упал. Ничком. Руки по локоть ушли в песок, а голова наткнулась на что-то твёрдое. Вспышка боли унесла сознание. Неминуемая смерть теперь настигла двоих. Скрипучий песок сразу припорошил лица.

В ы с т р е л .

Пётр, разбуженный звуком, вдруг шевельнулся. Попытался встать. Только непослушные руки погрузились в песок. Разом потеряв последние силы, он беспомощно растянулся на горячей земле. Колючий песок засыпал дрожащие ещё веки:

— Маша... — слабо и беззвучно шевельнулись губы.

Последним усилием сжались ладони, хватая песок, и тело его дёрнулось, казалось, участь двоих предрешена. Только... внезапный зелёный свет затопил окружающее.

— Они!

— Нашлись!

— Слава богу! — из песчаной стены, рассыпая зелёные искры выступили двое с фальшфейерами.

— Живы!

— Поднимай! Голову поддержи!

— Идти сможешь? — Карим встревожено склонился над Александром.

— Командир, возвращаемся! — Паша с трудом перекричал ветер. — Тащи его! Назад! Пока не засыпало!

Помогая друг другу, четверо скрылись за неистовой песчаной стеной.

"На течение горной реки походит воспоминание. Русло может петлять, огибать камни, прятаться в расщелинах, но путь не изменить — ибо предначертан — от истока к дельте. Так и мысль, перескакивая с одного на другое, всегда возвращается в точку, где изменилось её течение, чтобы до конца размотать одну из нитей былого. И чем ярче прошедшее тем прямее река воспоминания, уберегающая малейшие детали минувшего. Но усилием воли прекращают не воспоминание — сердце, саму жизнь! Йоги напряжением мысли останавливают дыхание, замедляют пульс, впадают в состояние пограничное смерти! Неужели не оборвать нить горьких воспоминаний? Не думаю. Замещая тёмные картины минувшего, чем-то более ярким и светлым, погрузить отрицательное в глубины сознания... Возможно! Так почему память затеяла эту гибельную игру? Почему не могу справиться с собой? Почему раскручивается и раскручивается эта история!?"

— Саша... Саша... Сашенька... — Мария хлопотала над Александром. — Очнись... ты дома... чудненько всё... очнись... здоров ты, здоров... не пугай... скажи что-нибудь... проснись... пожалуйста... умоляю!

— Пить...

Мария поднесла к его губам пластиковый стаканчик.

Кадык судорожно задёргался на его жилистой шее. Драгоценные капли пролились мимо рта и слеза вдруг выкатилась из-под сомкнутых век.

— Слава богу, слава богу, — Мария помогла ему сесть.

Александр взглядом обвёл подвалы:

  Пётр, завернувшись в одеяло, дремал у стены...

    Павел с Каримом устало разводили костёр...

      Студент перочинным ножом ел из банки тушёнку.

— Консервы... — просипел Александр. — Сдать... пусть у меня...

— Слышал, Студент? — Мария обернулась к юноше.

Тот медленно жевал, глотая трудно, мучительно.

— Консервы давай, — повторила Мария

Студент перочинным ножом поддел кусочек тушёнки

Пётр, почувствовал неладное, вылез из-под одеяла.

Карим и Павел оставили костёр.

— Все... все сдайте... консервы... — повторил Александр.

Студент давился, но поглощал тушенку.

Александр медленно сел:

— Я непонятно говорю?

— Иди ты!

Мария обескуражено оглянулась на Петра и тогда он, подтянув поближе рюкзак, вытряхнул на землю его содержимое:

— Принцип единоначалия в экстремальной ситуации обязателен, — отобрав пару консервных банок, он сложил их у ног Марии.

— Кто следующий? — осведомился Александр.

— Давай, — Карим легонько подтолкнул Пашу.

Студент жевал.

Паша угрюмо передал свой мешок Марии.

— Ну? — Карим обернулся к Студенту.

Мальчишка раздражённо отставил тушёнку.

— Сбрасывай в общак свой кулёчек, — посмеиваясь, Карим ногой поддел рюкзак Студента. — Много, видать, мамочка жратвы припасла.

— А ты проверь... опыт имеешь... По чужим сидорам не впервой, поди, шарить? С поддатенькими ваш брат ещё ловко управляется, обшманали и... вытрезвитель. Красота, верно?

Смуглое лицо Карима стало ещё темнее:

— Про пьяных ты правильно заметил... мы с ними так поступаем, а вот что с тобой делать?

— Накостылять, — подсказал Паша. — Пусть не нарывается.

— Отличная мысль, — угрожающе одобрил Карим.

— Брось мальчишку! — вмешался Пётр. — Нервы у всех на пределе!

— Щенок... — процедил Карим и... метнул камень.

Тушёнка, подпрыгнув, и, громыхая, покатилась по каменным плитам подземелья. Мальчишка с обидой проводил её взглядом.

— Снайпер... — зло проговорил он. — Стрелок узкоглазый...

— Заткнись! — бешено заорал Александр и, разом обессилев, вытянулся на спальном мешке. — Молчать... — сипло прошептал он.

Пауза. Тишина воцарилась в подвалах. И вдруг Карим подошёл к Александру:

— У тебя в школе живой уголок держали?

— Нет...

— У нас был... хорошо помню... — Карим задумчиво поглядел вокруг. — Особенно крыс... белые... с розовыми носами...

— Маша, отойди, — попросил Александр.

Мария нехотя подчинилась, отошла к костру.

— Причём здесь крысы? — приподнялся Александр.

— У тварей чутьё...

— Дальше?

— Не торопись, командир, — Карим опустился на камни, рядом со спальным мешком. — Ты всё видел?

Александр кивнул.

— Через сутки мы глотки друг другу рвать будем...

— Что ты предлагаешь?

— Есть только одно средство...

— Какое?

— Работа.

— Они не станут, — возразил Александр.

— А если я найду воду?

Александр проницательно поглядел на Карима:

— Сколько продлится самум? — спросил, предвидев ответ.

— Неделю, — усмехнулся Карим. — Воды и на сутки не хватит.

— Что ты хочешь?

— Половина клада моя?

Александр задумчиво осмотрелся:

  забрался под одеяло Пётр...

    Марию приворожил костёр...

      Паша уныло подкидывает в огонь тоненькие щепочки...

        Студент, накрыв голову курткой, растянулся на спальнике под самой стеной.

— Хорошо, — согласился Александр. — Треть всего клада твоя, но я первый отберу всё, что хочу. Согласен?

— Годится.

— За сутки ты должен найти воду.

— Сделаем, — Карим возбуждённо потирал руки.

— Как, если не секрет?

— Под стену посмотри.

Александр обернулся, только ничего не увидел и только, всмотревшись, на границе света и тьмы — к р ы с а ! Мерзкая тварь, будто насмехаясь, разглядывала непрошеных гостей.

— Ах, ты!

Но Карим остановил руку, схватившую камень.

— Где крысы, там и вода, — объяснил он. — Понял, командир?

— У тебя сутки, — ответил Александр.

"Безвыходных ситуаций не бывает... выбор потому и выбор... Аксиома, братец, но...как быть в моём положении? Тема задана и мысль пусть, перескакивая с одного на другое, но следует в общем русле, и не могу я остановить этот поток воспоминаний! Как думать о другом, глядя на неё? Как заставить себя не вспоминать, когда всё, что хоть как-то с нею связано, важно для меня? Как подчинить мозг? Как заставить себя не думать о ней? Всё раскручивается помимо воли! Каков же тогда выбор? Он всегда есть, но в моей ситуации? Если усилием воли ты не можешь подчинить мозг выход однозначен... уничтожить. Мысль тебе не подконтрольную ты можешь только... физически прекратить. Воспоминание мучительное до края, до предела, до пограничной черты останавливают лишь... смертью. Додумался. Но, в данной ситуации выбор, увы, таков. Делай ход, братец..."

— Пошёл, — негромко приказал Карим.

Паша на четвереньках двинулся к дыре развороченной в основании каменной кладки, но... замер, едва лица коснулся мрачный холодок от узкого лаза.

— Пошёл, пошёл, — вкрадчиво повторил Карим, поглаживая широкий офицерский ремень.

Только Паша не подчинился — сел на камнях, мотая головой, как заупрямившаяся лошадь. Карим с видом задумчивым и отрешённым наступил ему на ногу:

  грубый армейский башмак над истоптанной кроссовкой

    секунда немого предупреждения...

      и опустился да так, что захрустели кости.

Паша, закусив губу, выдернул ногу.

— Надо, сынок, — Карим двумя пальцами уже закрутил ему ухо.

Паша обеими руками схватил руку Карима. Тот участливо склонился к нему:

— Полезай, — попросил ласково, почти нежно. — Долго упрашивать?

А Паша вдруг застонал:

— Отпусти... — и, заглядывая в лицо начальника, — крыс боюсь... пятая щель... сколько ещё?

— Крысы — это вода. Понимаешь, Паша, вода.

Паша инстинктивно попытался облизать пересохшие губы, но... жёсткий, растрескавшийся язык не принёс влаги, лишь оцарапал.

— Нам жизни без воды суток пять, — рука Карима опустилась на голову Паши. — Машина через самум не пройдёт. Так что давай, Паша...

— Пить...

— Паша, — Карим улыбался, но глаза сузились, почти исчезли на загорелой азиатской физиономии, — какая вода? Ты, мужик, вроде умный. Полезай, не время...

— Пить...

Карим испытующе вгляделся ему в лицо, оценивая меру усталости, жажды. Понял, что тот на пределе, потрепал за плечо и обернулся к другим:

  обездвиженные жаждой тела...

    воспалённые глаза блеском выдающие страх, надежду, отчаяние...

      и Карим приблизился к Александру:

— Налей... стаканчик...

Пауза. Взгляды обратились к небольшому китайскому термосу.

— Исключено, — пальцы Александра сжали прохладный металл.

— Стаканчик... — Карим судорожно глотнул. — Ему необходимо...

— Нет... — Александр прижал термос к себе. — Дневная норма... он выпил...

— Он не сможет работать...

— Нельзя...

— Налей, — желваки проступили на скуластом лице Карима.

Александр обеими руками сжимал термос.

— Налей, — Карим потянул термос.

Александр не отпустил.

— Стаканчик, — Карим дёрнул термос сильнее.

Кладоискатели напряжённо следили за их единоборством.

— Давай... — и Карим рванул термос.

— Рвань!

— Мент дешёвый!

— Назад, гадина! — кладоискатели разом оказались на ногах.

Термос, оставляя на камнях влажный след, покатился по плитам.

— Не дёргаться! — Карим выхватил из кармана нож. — Приколю!

Кладоискатели остановились, заворожённые узким, полированным блеском, а Паша, за спиною Карима приник к термосу, сквозь щели в корпусе высасывая драгоценную воду.

— Гнида-а! — вдруг всхлипнул Студент и опрометью метнулся к термосу.

Внезапный, звериный бросок достиг цели. Карим лишь проводил юношу взглядом. Студент, подпрыгнув, выхватил термос и подкатился в темноту, под стену.

— Не пей, дурак! — крикнул Карим, но...

Студент уже выдернул пробку и губами припал к горлышку, как вдруг... поперхнулся, закашлялся и, склонившись к земле, захаркал кровью.

— Стекло-о... — простонал он.

Из отброшенного термоса выпали осколки разбитой колбы.

— Паша, — негромко распорядился Карим.

Тот обречено повиновался — опустившись на четвереньки, полез в дыру.

— Фонарь, — прозвучал оттуда его глухой голос.

— Что там? — склонился к лазу Карим.

— Ступени... вроде...

— Теплее! — Карим обрадовано потёр руки.

Пётр следом сунул голову в лаз:

— Мне места хватит?

— Подвинусь... — донеслось из темноты.

— Ладушки! — Пётр полез в узкое отверстие.

Кладоискатели столпились у чёрной дыры. И только Студент, вытирая ладонью окровавленные губы, остался поодаль.

— Глубокая пещера?

— Ищите другие ходы!

— Колодец? Это колодец? — посыпались реплики. — Должна быть крышка! Всегда так делают! Ищите в полу!

Разведчики, едва уместились на крошечной прямоугольной площадке, у подножия вырубленных в камне ступенях и теперь, обшаривали лучами фонарей грубые, ноздреватые плиты.

— Гляди! — удивлённо проговорил Паша.

Пётр обернулся:

  слабенькое пятно на серой стене...

    несколько камней образующих нишу...

      и тоненький, искусно вырезанный косой крест величиною с ладонь.

— Знак, — подтвердил Пётр. — Сюда смотри, — и лучом указал на противоположную стену.

— Надпись какая-то... — Паша разглядел арабские буквы.

— Джибрил, — перевёл Пётр. — Мусульманское имя архангела Гавриила. Мы на верном пути, — рукой он уже шарил по стене под арабской вязью. — В некоторых иудейских текстах Гавриилу приписана особая власть над стихиями и в частности над... водой. Чувствуешь, сыро?

— Вроде.

— Пусть передадут лом.

— Понял, — Паша воодушевлено поднялся к лазу. — Кирка нужна! Лом!

Пётр уже отыскал на стене некую точку:

— Скорее! — поторопил он.

— Держи! — тот протянул лом.

— Благословясь... — и Пётр ударил в стену:

  острый, металлический звон...

    каменное крошево брызнуло в стороны...

      и лом, не причинив вреда, отскочил от стены.

Пётр, обескураженный, хмыкнул, но не сдался, а вытащил из кармана перочинный нож и шилом процарапал три линии, перпендикулярно буквам, ведь имя было начертано дугой. Затем поднял лом и, прицелившись, ударил в точку, где сошлись три перпендикуляра. И опять ничего не случилось, лишь каменная пыль посыпалась вниз. Пётр, недоумевая, проследил, как она оседает под стеной и только тогда увидел... крошечную ящерку вырезанную в полу, под стеной!

— Правильно! — он резко ударил вниз, под стену и сразу:

  лом, пробив преграду, исчез в проломе...

    за стеной загрохотали камни...

      и облако густой пыли затянуло пещеру.

— Не двигайся! — закашлялся Пётр.

— Живы? — прозвучало сверху. — Что случилось? Паша! Отзовитесь!

— Порядок... — Пётр направил луч в плотное облако пыли.

— Ход... — первым разглядел Паша.

— Колодец... — поправил Пётр, увидев под ногами дыру. — Не оступись!

— Не дышу!

Пыль оседала, колодец всасывал её.

— Скажите толком, что у вас? — прозвучал вопрос Александра. — Кто-нибудь ответит?

— Колодец нашли, — невозмутимо ответил Пётр.

— Вода? Вода есть?

— Конечно. Где ж ей быть.

Победный вопль потряс подвалы.

— Студент, — распорядился Паша, — возьми мой котелок, привяжи верёвку! Флягу большую, бидон приготовь! Запас карман не тянет!

— Сделаем!

— Живо! — захохотал Паша. — Сегодня я приму душ!

— Помоги... — негромко окликнул Пётр.

Паша склонился к дыре:

  узкая, глубокая труба...

    вода угадывается на дне...

      и руки учёного лихорадочно разбирающие кладку по образующей точного круга.

Паша моментально выворотил один, другой, третий булыжник и... кованная крышка длинного сундука открылась изумлённым взорам.

— Открывай...

— Не суетись, — учёный нащупал пружину замка. — Подсвети мне...

Паша направил луч на руки учёного и — невероятно! — нежнейшая мелодия поразила кладоискателей. Замок щёлкнул и крышка сундука медленно поднялась.

— Ё-ё! — тихо простонал Паша.

Груды золотых монет, украшения, драгоценные одежды сверкали под лучами карманных фонариков.

— Не было гроша да вдруг алтын, — нервно хихикнул Паша.

— Тут миллионами пахнет, — Пётр вытер вспотевший лоб

"Богатый сундучок был... с тем балластом никакой шторм не опрокинет, всякая игра выгорит... Парадокс сие или аксиома, но деньги всегда липнут к деньгам... Начальный капитал, что нынче злободневнее? Хорошие деньги вывезут, с ними не только выживешь, но и человеком останешься. Деньги, прежде всего — свобода. "Знание умножает скорбь", а вот деньги — свободу. Которая в современном мире дороже золота... Но Он отрицал деньги и оставался абсолютно свободным... Сегодня так независим бомж... кем, в сущности Он и был... Но освободился от связей с обществом и... распят... Общество не терпит абсолютной свободы. Альтернативы деньгам, пожалуй, нет. Унылая перспективка, где жизнь духа? Вопрос: помешало графу Толстому богатство? Написал бы он "Войну и мир", ежедневно являясь на службу, скажем, в банк? Не уверен. Но... жизнь во имя денег — недопустима. Замещение ценностей, когда деньги из средства превращаются в самоцель. Важно сохранить хрупкий баланс, "душа обязана трудиться", а деньги — оставаться только средством для достижения более высокой цели. Например, публикации "Войны и мира". Но... испытание нищетой неодолимо. Разбогатевший поэт — нонсенс. Нищий, добившийся богатства, обречён, а удел его — служить деньгам. Чему примеров не счесть. Отечественные буржуа, напористы, нахальны, но скучны и самодовольны — убоги. И только, родившись в богатстве, не замечая его, сможешь сосредоточиться на жизни духа, творчестве. Сменится поколение и тогда, возможно... Выходит мы нация нищих духом? Нет. Примирившись с нищетой, понимая, что из неё никогда не выбраться, обращаешься внутрь, к душе или... пьянство. Национальная, к сожалению, болезнь..."

Их разбудил глубокий, тягучий, металлический звук.

— Где?

— Горим?

— Самум кончился?

Но она танцевала.

— Фантастика, — простонал Студент.

— Завал... — восторженно согласился Паша.

— Шахиня... — заворожено пробормотал Карим.

Удивительная предстала картина; в дрожащем, призрачном свете факелов двигалась девушка:

позванивали браслеты

  изгибалась фигурка

    и лёгкие складки древних одежд рождали желание. Наверное, каждый в тот момент мечтал оказаться настоящим шахом.

— Эх, Машенька, будь я шахом, первой женой в гареме назначил! — выразил общее чувство Студент и так сокрушённо вздохнул, что остальные заулыбались.

А она танцевала. Легко, грациозно, под аккомпанемент бубна и огромного медного гонга. Трепетал розовый шёлк, алели мягкие губы и влажно поблёскивали глаза, затенённые густыми ресницами.

Студент, сообразив подыграть, обернул голову полотенцем затем, с видом невозмутимым и отрешённым уселся, как заправский йог в позу "лотоса".

Паша азартно повторил действие — свернул чалму и скрестил ноги. Даже угрюмый Карим набросил на плечи клетчатый плед. Каждый, представлял себя шахом, глядя на восхитительно пластичную женщину:

остро позванивал бубен...

  длинно вторил ему гонг...

    и ритмично изгибалась фигурка, чуть прикрытая розовым и прозрачным шёлком.

Дружный вздох сожаления заявил о желании, когда Мария остановилась. А она засмеялась.

— Я ещё сплю! — воскликнул Студент. — Хочется летать, петь, сочинять стихи!

— Сочини, сочини, — ответила Мария. — Я пока переоденусь...

— Погоди! — остановил возглас Александра.

Брови Марии удивлённо поползли вверх.

— Идея, — хрипло объявил он. — Предлагаю разыграть, оживить бытие шаха... его царедворцев..

Кладоискатели с любопытством уставились на Александра.

— Вживёмся в образы... — продолжал он, — переоденемся... через бытие древних попытаемся проникнуться их сознанием...

— Бытие, как известно, определяет сознание... — пробормотал Студент, с вожделением разглядывая Марию.

— В предложении что-то есть... — задумчиво сказал Пётр.

— Изнутри почувствуем эпоху! — обрадовался поддержке Александр. — Это поможет нам искать!

— Чего? — удивился Студент. — Нашли уже всё?

— Верно? — подхватил Паша. — Клад нашли, опись составили, выберемся, продадим, "бабок" на всю жизнь хватит! Отдыхай! Веселись!

— Мы можем отыскать здесь нечто более ценное... — возразил Александр.

— Нам и этого на всю оставшуюся! — хохотнул Паша.

— Тихо! — перебил Карим. — Не надо перечить... шаху, — и... склонился в лёгком полупоклоне.

— Э-э, нет! — внезапно вмешался Студент. — В стране демократия, мать её за ногу! Я тоже хочу возглавить! При такой-то шахине, — и подмигнул Марии. — Требую выборов! По территориальному принципу и мажоритарной системе! Что это такое понятия не имею...

— Претенденты на трон изложат программы, а народ изберёт достойнейшего, — иронично поддержал Пётр.

— Тайным голосованием! — подхватил Студент. — У каждого должен быть шанс!

Александр погрозил кулаком.

— Тайным, тайным, — одобрил Пётр. — Как принято во всей парламентской практике...

— Меня кто-нибудь спросил... — удручённо прошептала Мария.

— Итак! — хлопнул в ладоши Студент. — Кто объявит себя претендентом?

— Я.

— Я.

— И я...

Пётр.

  Александр.

    и конечно... Студент.

Пауза. Молчаливая оценка чужих шансов и...

— Первым излагает свою программу самый... деятельный из кандидатов! — нашёлся Студент.

Приветливо улыбаясь, Александр отодвинул Студента:

— Друзья! Мне выпала огромная честь первым изложить свою программу революционного обновления нашего коллектива! Должен заметить, что много дней и ночей я, с лучшими умами современности... — и указал на Карима.

Под дружный смех и аплодисменты чернявый шофёр раскланялся перед публикой, как "представитель лучшего ума современности".

— Обдумывал состояние нашего общества и пришёл к выводу, — продолжал Александр, — необходима коренная ломка сложившихся стереотипов, демократизация нашего коллектива, его революционное, не побоюсь этого слова, обновление, активизация человеческого фактора, а также...

— Экономического и социального! — подсказали из публики.

— Глас народа — глас божий, — размашисто перекрестившись, подтвердил Александр.

— Гласность на щит! — донеслось из зала.

Кладоискатели с весёлым любопытством разглядывали тощего, нескладного Александра, ожидая продолжения шутки. Его "тронная" речь пришлась всем по душе.

— Да! — подтвердил Александр. — Со щитом или на щите зависит от нас с вами, товарищи! Сегодня мы не можем мириться с бюрократией! — его палец указал на Петра. — Которая стремится занять командные посты в обществе с помощью своих ставленников!

— Долой! — выкрикнул из "зала" Карим.

— Кроме того, — Александр обрадовался поддержке, — нельзя доверить столь ответственный пост безответственным молодым людям, которые...

— На меня намекает, бандюга! — возмутился Студент.

— Даже не умеют себя вести! — подытожил Александр. — А мы, на этапе революционных преобразований, выдвигаем на первое место плюрализм...

— Чего?

— Вот тут, господа, — Александр продемонстрировал пожелтевшую страницу "Известий", — у меня кратенькая речь, в лучших, так сказать, традициях...

— Браво!

— Не стану зачитывать полностью, — успокоил Александр, — приведу лишь отдельные выдержки, — и уткнулся в газету. — Вот почему в центр партийной дискуссии надо поставить вопрос: что надо сделать, чтобы придать... тут неразборчиво... то ли перестройке, то ли приватизации... не разберу... а дальше: больший динамизм, большую эффективность, покончить с раскачкой, чтобы нанести окончательный удар по всему, что мешает нам двигаться вперёд...

— Голосовать! — заорал Паша.

— Голосовать! — эхом повторил Карим и взялся обходить всех с зелёной, армейской панамой.

"Избирательную урну" моментально наполнили бумажные трубочки.

— Четверо против, остальные — "за"! — Карим мигом подвёл итог голосования.

— Качать шаха! — заорал Паша.

— Качать! — поддержал Карим.

Все окружили счастливого Александра.

— Друзья! — смеялся он, взлетая к потолку подвала. — Моё правление станет самым демократичным в истории! Поголовная компьютерная грамотность!

— Интенсификация!

— Приватизация!

— Гуманизация!

— Арендный подряд! — откликнулись кладоискатели.

— И торфоперегнойные горшочки, — сумрачно заключил Карим.

"Преобразований жаждет новоиспечённый правитель. Им движут благие намерения, но... много ли в истории "добрых царей"? Наверное, есть некая предопределённость, которая и заставляет человека поступать так, а не иначе. Предопределённость власти! Она и диктует нормы нравственности, у неё иные законы... Если не брать в расчёт нынешних — со сниженной моралью — но... Помазанник? Как жил он, подписав смертную казнь? Ответственность меняет — бесспорно, но... сие примитивное объяснение. В какой-то момент с человеком происходят необратимые изменения. Когда? В какой? Почему? А может и не изменения вовсе, а... открываются потаённые закоулки души? Самоконтроль утрачивается, подсказать некому, а все твои действия не подлежат осуждению и заранее одобряются... Иван Грозный каялся и мучился страшно... Атеисты двадцатого века, избавившись от Судии, способны на всё, что с блеском и доказали... И всё-таки, что происходит с правителем, когда, в какой момент, почему теряет он человеческие черты? Вопрос вопросов века наступающего..."

Карим ввёл недоумевающего Александра в одну из боковых комнат, где толпились кладоискатели.

— Повелитель, мы оборудовали твои покои, — почтительно объявил шофёр.

Александр потрясённо замер:

  ковры устилают стены...

    бронзовое оружие живописно разложено по углам...

      и ровный свет огромной лампы лежит на предметах густыми жёлтыми бликами.

— Да падут ниц при виде шаха! — внезапно заорал Студент и первым брякнулся в пыль пред Александром.

Люди остолбенели.

— Его сияние может ослепить навсегда! — нашлась Мария и последовала примеру Студента.

— Нельзя нарушать традиции, — вынужденно улыбаясь, поддержал Пётр и тоже преклонил голову.

— Шаху шахово... — Паша только развёл руками.

— Прости им нерасторопность, мой повелитель, — из-за спины шаха выступил Карим.

— Хорошо, — невозмутимо подыграл Александр. — Я не сержусь. Поднимитесь. Я демократ и служу своему народу. Зачем эти формальности времён застоя?

— Что ты, мой повелитель! — возразила Мария. — Мы только пыль под твоими ногами!

— Красотою своей ты подобна луне, царящей под небесами, — Александр нежно погладил её руку.

— Но появляется солнце и затмевает свет бледной луны, — Мария потупилась.

А Пётр отвернулся, чтобы не видеть, не думать, не замечать.

— Луна, как и солнце, — многозначительно улыбнулся Александр. — Небожительница...

— Мой повелитель, прости, что перебиваю твои глубокомысленные астрологическо-астрономические экзерсисы! — внезапно заорал Студент. — Но скажи, как тебе нравятся эти покои? Я, писарь, работал больше всех! Нравится? Я всё делал своими руками!

— Нравится, нравится... — отмахнулся Александр.

— Спасибо, мой повелитель! — Студент, изобразив подобострастную улыбочку, принялся сметать пыль с сапог шаха. — Я, ваше степенство, старался...

— Молодец, молодец, — раздражённо похвалил Александр, отворачиваясь к Марии.

— Значит нравится, ваше превосходительство? — причитал Студент. — Со старанием трудился, ваше преподобие. Мне бы... даже не смею... язык не повинуется... нравится, да, ваше сиятельство? Красиво, верно?

Сдержанный гнев омрачил физиономию Александра.

— Убрать? — тихо осведомился Карим, вынырнув из-за спины повелителя.

— Мне бы, ваше сиятельство, — продолжал Студент, — язык не повинуется... потому как ослеплён вашим величием, повелитель... мне бы... Эх, была не была! Наградишку какую завалящую, а?

На лицах появились улыбки. И вот тогда Александр едва кивнул, уголками губ обозначив движение. Студента моментально скрутили. Профессионально, отработанным приёмом Карим завернул обе руки за спину юноше. Студент взвыл. Но Карим вытолкал его из комнаты.

— Тиран! Деспот! — донеслись до кладоискателей его возмущённые вопли. — Я так старался! Живота не жалел! Душегуб! Консерватор! Сталинист!

Люди расхохотались. Забавно начиналась игра.

"Всякую ситуацию, событие, не желая того, мы провоцируем сами. Маленький камешек, сдвинутый ветром, увлекает за собой тысячетонные глыбы так и слово незначащее, жест случайный обернётся вдруг событием невероятным, страшным. Забавная шутка запросто завершится трагедией, а всё — стечение обстоятельств, совпадение ряда событий. Но как формируется этот ряд внешне не связанных обстоятельств. Кто виновен в сведении многих случайностей в катастрофу? Как и кем подготавливается невероятный камнепад, вызываемый много позже всего лишь... дуновением ветра? И кто первым делает стежок на полотне трагического события? Наверное, всякое твоё слово, жест может завершиться невероятным, гибельным. Но как предвидеть? Возможно ли? В человеческой ли власти?"

Под утро в сопровождении свиты — Марии и Карима — Александр переступил порог общего зала.

— Вот это да! — высказал всеобщее удивление Студент.

И было отчего прийти в изумление; в богатых одеждах, в чалме украшенной крупным рубином, мягких сафьяновых сапожках, Александр явил собой тип мифический и узнаваемый — истинный шах не мог выглядеть иначе, в реальность образа верилось однозначно.

— Светлейший! — восторженно вскочил Студент — Позволь мне, убогому писарю, выразить восхищение твоею шахиней!

Мария зарделась, а шах поднял руку.

— Благословляете, ваше превосходительство? — полюбопытствовал Студент. — Могу выражать?

Только юноше ответил Карим — демонстративно размял сыромятное жало богатой, опоясанной серебряными змейками камчи.

— Понял, не дурак! — ретировался за чужие спины Студент. — Кнута в оглобли не впряжёшь, — отпустил он едкую реплику.

— Тихо! Шах говорить будет! — прикрикнул Карим.

— Монархизм крепчал... — брякнул Студент.

Люди не реагировали — с любопытством ждали шахское слово. Александр не торопился — неспешно обвёл всех пристальным взглядом и выпустил из руки прикреплённые к поясу чётки.

— Сегодня... в день третий... от начала новой жизни... — проговорил, едва шевеля губами, — собственно, точке отсчёта... повтора очередного бытийного круга...

Медленные слова его, будто застревали в воздухе, усугубляли гулкую тишину да потрескивание факельного пламени.

— Полагаю, не для кого не секрет... человечество движется по замкнутому кругу... — продолжал Александр. — Его существование дискретно... что было то и будет... и развитие цивилизации от начальной точки к неизбежному, трагическому финалу... всё возвращается на круги свои... Согласно исследованиям некоторых учёных возраст нашей цивилизации порядка пяти тысяч лет... и эта гипотеза, кстати, совпадает с библейским временем...

— Короче! Не на съезде! — язвительно выкрикнул Студент. — Дело надо делать! Экклезиаст доморощенный! Даёшь демократию!

Разъярённый Карим шагнул к толпе. Но шах удержал, не пустил, коротко, едва уловимо, снизу вверх дёрнув ладонью.

— Повторяю... — продолжал Александр. — Развитие человечества напоминает движение челнока. Добежали до края и стоп... чтобы вновь начать пройденный путь.

Пётр попытался возразить, но шах предостерегающе поднял руку.

— Сейчас все мы, — задумчиво продолжал Александр, — повернули вспять... к истокам... как нам кажется, точке отсчёта бытия... остаётся лишь шаг... кожей чувствую это...

— Чувствительный ты наш, — буркнул Студент.

На шутку не отреагировали, люди с интересом внимали шаху.

— Я уверен, здесь, в Могуше, месте далеко не случайном, скрыты свидетельства необыкновенные, таинственные, бесценные. Судьба подталкивает нас к открытию...

— Или воровству, — добавил Пётр.

— Мы должны начать раскопки в подвалах! — возразил шах. — Это наша находка!

— Зачем ещё искать? — Пётр усмехнулся. — Этого клада хватит всем и внукам останется...

— Самум стихнет, археологи вернутся! — поддержал Паша. — Сматываться надо!

— Погоди, — остановил Александр. — Я понимаю, — обратился он к Петру, — свою долю ты сдашь в музей, но не раньше, чем мы спрячем свои, ты ведь не подставишь остальных?

— Ненормальный, компенсации государства на две жизни хватит! — вмешался Студент. — И никакого риска!

На этот раз шах не успел — Карим выбросил вперёд правую руку и острое тело драгоценной камчи ужалило щёку.

— Ах, ты! — взвился Студент.

Только Пётр перехватил юношу.

— Не дури!

— Прекратите! — гортанно выкрикнул шах.

Все замерли. Глаза в глаза, когда эмоциональное состояние и — результат — поступок другого провидятся абсолютно, вот почему:

круто развернувшись, шах вышел...

  следом — Мария...

    и Карим, серой тенью скользнул вдоль стены.

Пётр, судорожно глотнув, обхватил голову. Студент и Паша, подавленные, молчали.

"Началось... — первая мысль, отчётливо помню... Но мысль подсознательная. Объяснить хотя бы на уровне эмоциональном и даже себе, что "началось" никто бы не смог. Тем более — предвидеть. Нет! Провидеть... а старцев среди нас, увы, не было... Легко препарировать прошедшее, безопасно. Подсознательно себя приукрашиваешь... Только зачем ссылаться на подсознание? Ты — это ты. Вот и сейчас — играешь с ней и на неё. Цинично? Безусловно. Жестоко? Конечно. Она это заслужила? Да. Но зачем тебе это? Воспользоваться её проигрышем трудно, а отказаться — проиграть. Зачем ещё одно испытание? Понятно, ты всегда хотел эту женщину, но не насильно. А это как с проституткой, уставшей и ненавидящей — совместное унижение... и тем не менее... карты на руках..."

— Жалкие недоноски! — взбешённый шах растянулся на сундуке, застланном необыкновенным, тонким, ручной работы ковром. — Не понимают! Я все это затеял ради них! Придурки с куриными мозгами!

Мария устроилась в ногах повелителя.

— Ещё секунда, — возмущался тот, — они перестали бы повиноваться!

Карим, сидя под стеной, у входа выразительно передёрнул затвор охотничьего карабина.

— Оставь! — прикрикнул Александр. — Не смеши!

Карим повёл плечами, дескать, ты начальник тебе и решать.

— Господи, что ж делать? Что?! — стиснув зубы, шах заворожено смотрел на язычок крошечного пламени, трепещущий над обрезом бронзовой масляной лампы. — Я как пустая тряпичная кукла, которую, не спросясь, надели на руку!

— Зачем ты... — проговорила Мария.

— Зачем... зачем... Делать что будем? — горестно воскликнул шах.

— Можно... — неуверенно обронил Карим.

Мария и Александр обернулись к нему.

— Говори! — приказал шах.

Карим, отставив винтовку, приблизился к сундуку:

— Светлейший, соблаговоли сойти.

Переглянувшись с Марией, шах поднялся, а Карим сразу отбросил крышку:

  одежда...

    оружие...

      золото! Драгоценности в искусной резьбе, самоцветах и смальте, но только факельный свет лёг на сокровища — алчным блеском отозвались глаза.

— Ну и что? — шах первым оторвал взгляд от блистающей груды.

Но Карим молчал и мягкие золотые тени бежали по его смуглым щекам, лбу, подбородку дразнящими красками.

— Подкуп... — искорки понимания вспыхнули в глубине глаз Марии.

— Нет, нет! — Карим пришёл в себя. — Подарок!

Шах усмехнулся.

— Занятно... — и прошёлся по комнате. — Боюсь... ничего из этого не получится...

— Попытка не пытка! — засмеялась Мария. — Кажется так говаривал Лаврентий Палыч?

— А опись? — спросил шах.

— Первый экземпляр у тебя, — возразила Мария. — Второй у меня, а третий — у Петра.

— С нами — понятно, а Пётр?

— Все против одного, — подытожил Карим.

Мария усмехнулась, иронично, с издёвкой и вот тогда:

— Ты сделаешь, — объявил шах, вглядываясь в провалы чёрных зрачков Карима.

Шофёр покорно склонил голову:

— Одна просьба, светлейший...

Шах благосклонно кивнул.

— Мою треть клада исключаем из описи...

— Конечно, — согласился шах. — Получишь золотом.

Карим подобострастно изогнулся пред повелителем, но уголки губ выдали — насмехался!

Студент, завернувшись в старое солдатское одеяло, устроился у очага, в центре зала. Бережно, боясь обронить и крошку, он вытряхивал табак из окурков на кусок газетной бумаги.

— Незваный гость лучше татарина, — язвительно обронил юноша, сворачивая самокрутку.

Карим миролюбиво приблизился.

— Покури, — и протянул распечатанную сигаретную пачку.

Юноша заворожено уставился на помятую коробочку.

— Хорошо, — согласился вдруг. — Прозаическую "Астру" считаю трубкой мира, — и вытянул из пачки коротенькую сигаретку. — Ты прощён. Дипломатические отношения восстановлены... — лицо его приняло блаженное выражение. — Только у тебя курево осталось...

— Потерпим, — ответил Карим, устраиваясь рядом. — Недели за две самум выдохнется...

— На такое не подписываюсь!

— Тихо... тихо... — Карим воровато огляделся.

На них не обращали внимания. Студент, заинтригованный, смолк.

— Смотри сюда... — Карим чуть раздвинул полы пиджака.

Я т а г а н ! Богатый, в серебряных ножнах, украшенный резьбой и драгоценными самоцветами.

— Хорош, — восхищённо проговорил Студент.

— Бери.

— Как?! — юноша отшатнулся. — Делиться будем на "большой земле"...

— Бери, бери.

— Рехнулся?

— Тихо ты! — Карим сжал его руку. — Смотри сюда, — и вытянул из кармана несколько листочков.

— Опись?

Губы Карима тронула усмешка.

— Здесь все три экземпляра?

— Это мои вопросы, — заверил Карим. — Бери. Не беспокойся. Никто не узнает. Кинжал из описи вычеркнем...

— За что эдакая благосклонность? Чем заслужил?

— Завтра ты выходишь на работу.

— Я сказал: в этом участия не принимаю! — отшвырнув одеяло, Студент резко встал. — И верни его на место, всем расскажу.

Карим, криво усмехнувшись, оглянулся на Петра и Павла, которые под факелом у самой стены сражались в шахматы.

"Насколько мы изменились? Изрядно. Но иначе и быть не могло... Такую порцию пережитого не каждый и переварит, только нам повезло... выжили, но... изменились... Может оттого и выжили? Самообман. И всё-то, братец, норовишь себя приукрасить. Поумнел, потому и выжил. Враньё. В пограничной ситуации от головы ничего не зависит. Решает за тебя сверхчувственное, интуиция. Позже не сможешь объяснить, почему поступил так, а не иначе. Это как зажмуриться, когда в физиономию летит снежок посланный рукою ребёнка. Касательно опыта — безусловно. Впрок ли? Не уверен. Изменились? Каждый, как река! Сейчас таков, а через секунду — иной и... никогда не повторится... Как было предположить, что ею овладеет азарт, страсть игрокини? Немыслимо. А самого? Не тот же порок сжигает и тебя, братец? Вопрос: почему?"

— Кончай ночевать! Выходи строиться! — расталкивал спящих Паша.

Громкоголосый, с факелом, в золотом плаще он напоминал опереточного злодея — зрелище сколь невероятное столь и нелепое.

Ну, ты клоун, — открыл глаза Студент. — "Карандаш", но без собаки...

— И осла... — проснулся Пётр. — Паша у нас един в трёх лицах...

— Будет бездельничать! Работать пора!

— Чего, чего? — возмутился Студент, переворачиваясь на другой бок. — Работать... нашли дурака.

— Подъём! — Паша рывком скинул со Студента лёгкое одеяло. — Буду я тебя уговаривать! Подъём!

— Достал! — взвился Студент. — Ну, держись, милицейская рожа!

— Остынь! — удержал Пётр. — Дыши глубже. Спозаранок неймётся? — обратился он к Паше. — Вырядился пугалом.

— Шах назначил меня придворным астрологом, а шахиня подобрала одежду...

— Если шахиня... — Пётр покорно выбрался из спального мешка. — Тогда другое дело.

— Шерше ля фа... — чуть слышно вздохнул Студент.

Пётр погрозил ему.

— Веду себя хорошо, — улыбнулся Студент. — Не скандалю. Работать, значит, работать. Вот, Учитель, беру лом, лопату, жду команды.

— Долбить приказано здесь, — вместо Петра распорядился Паша. — Нужно расширить дыру, — и коптящим факелом начертил на стене, вокруг хода к колодцу неровный, смолистый круг. — Действуйте.

— Не смею перечить тебе, Астролог, — молитвенно сложил руки Студент. — Долбить, так долбить! — и поднял с земли лом. — Всегда готов!

— Погоди долбить, — остановил Пётр. — Астролог, тебе ведомо прошлое, будущее, настоящее, что ты скажешь о предостережении "суетным искателям злата, не ими сокрытого..."

— Какого ещё злата?

— Тебе не ведомо о предостережении? — усмехнулся Пётр. — В книге сказано: "кара постигнет неправедных, не благословенных на поиск Чудотворного..." Кара, Астролог!

— По мне — уносить ноги, как самум кончится, плохое место, — согласился Паша. — Клада вовек не потратить, чего более искать? Только на неприятности нарываемся...

— Ты такой же астролог, как я... балерина... — вздохнул Студент.

— Верно, — усмехнулся Пётр. — Но в таком случае я объявляю себя метельщиком. Чем далее от начальства, тем свободнее жизнь.

— Учёный подметает улицы, а дворник заседает в парламенте, — Студент усмехнулся. — Всё, как в жизни.

— Бери лом, философ, — ответил Пётр.

— Разойдись! — азартно крикнул Студент и ахнул в стену, под дыру, ведущую к колодцу.

Дождь острых осколков брызнул из-под металлического жала.

— Хорошо-о! — заорал Паша-астролог.

— Я ударю! — следом и Пётр, широко размахнувшись, впечатал острие кирки в щель каменной кладки.

— Навались! — скомандовал Астролог.

Пётр азартно налёг на деревянную рукоять. Но кирка лишь затрещала, не причинив вреда древней кладке.

— Ломом, ломом поддень! — прохрипел Астролог, помогая Петру.

Точным ударом Студент вогнал металлическое жало в каменную щель.

— Раз-два, раз-два, раз-два, — командовал Астролог, тщетно пытаясь раскачать камень.

Как вдруг:

  острый, скрежещущий звук...

    металлический звон...

      и длинный, возмущённый человеческий вопль.

Студент схватился за левую ногу.

— Жертвы есть? — в комнату вошёл шах со свитой.

— Пустяки, Светлейший, — успокоил Астролог, — ломом повредил ногу твой подданный...

— Ничего себе пустяки! — ещё громче взвыл Студент.

— Сын мой, — шах поднял руку для благословения, — склони голову, я заберу твою боль.

— Тоже мне, Кашпировский... — рявкнул Студент.

— Распустились! — возмутился Астролог и грубо пихнул непокорную голову.

— Ё-ё! — Студент, не удержавшись на одной ноге, брякнулся на колени.

— Так-то лучше! — и Астролог вдруг тоже опустился на колени.

— Благодарю вас, дети мои, — Шах величественно приблизился. — Я заберу твою боль, — и двумя пальцами он коснулся лба юноши.

Студент онемел. Стоя на коленях, и отвернув голову, в совершенной неподвижности он смотрел на Пашу-астролога.

— Тебе лучше, мой мальчик? — ласково поинтересовался Шах.

Студент не реагировал. Взгляд его приковал кинжал, оправленный в драгоценные ножны. Тот, что предлагал Карим. Только теперь это сокровище покоилось под плащом, на поясе Астролога.

— Купили... — обронил Студент, вытянув к кинжалу пальцы.

Паша моментально запахнул плащ:

— Козёл!

— Купили! — Студент возбуждённо вскочил. — Они раздаривают драгоценности! Уничтожают описи! Жулики!

— Заткнись!

— Не может быть!

— Враньё!

— Нет! — убеждённо возразил Студент. — Вы уничтожили описи! Только не все! Должна остаться контрольная, у вас, учитель!

— Да, да, — Пётр уже развязывал рюкзак.

Пауза.

— Вот она! — выдернул сложенную бумагу.

— Махинации не получится! — как безумный заорал Студент. — Всё будет по честному!

Шах молча вышел.

— Смотри сюда, неврастеник, — проговорил Карим, вытянув из кармана измятые листочки. — Что это по-твоему?

Студент с ненавистью уставился на эти две небольшие бумажки.

— Что это? — повторил Карим. — Описи! А кинжал, да! Был пожалован придворному Астрологу!

— Зачем кричать? — будто извиняясь, проговорил Паша.

— Ему кинжал понравился! — насмешливо бросил Карим и поспешил к шаху.

Астролог, подобрав лом, вернулся к дыре. Студент, смачно плюнув, растянулся на своём "спальнике". А Пётр, сложив свой экземпляр описи, спрятал в рюкзак.

"Азарт подразумевает выигрыш. Как не любят проигрывать профессионалы. Смотреть грустно. Все эмоции в себе, до инфаркта, кровоизлияния, а молчит! Более — улыбается! Только прочитывается вымученная его улыбка однозначно — страх. Азарт — это болезнь. Человек к игре равнодушный проигрывает безразлично, легко, сожалея о деньгах, как о случайной потере. Для него проигрыш — выпавший из кармана бумажник, а если сумма незначительна, так и вовсе — чепуха. Игроку проигрыш — потеря лица, крах выстроенной им системы. Он пытается обмануть себя, дескать, с кем не бывает, игра есть игра, но в душе невероятная смута. Так сейчас у неё... Сдерживается, но раздражена, озлоблена, испугана. Во рту сухо, вот судорожно глотает, но это не приносит ей облегчения. Кожей чувствую пот на её нежных ладонях. Случается, детка, не идёт карта и ничего тут не сделаешь! Но она боится и страх этот игрока — он совершенно иного рода. Это не боязнь проигрыша, а трепет перед непредсказуемым. Каждому верится в собственную исключительность, а потому и в особую предрасположенность к нему Фортуны. Казалось, любовь обоюдна, ничто не предрекает бурю и вдруг разрыв! Удача отвернулась от игрока. Коварная девица строит глазки другому. Трагедия. Надежда замешана на страхе. Он верит, что это лишь кокетство злодейки, но... проигрывая, постепенно понимает — ветреница изменила ему. Страх. Отчаяние. Боль. Сильный игрок начинает бороться известными ему способами, пытается опять завоевать сердце злодейки, а слабый... выходит из игры. Выход из которой один... Да, девочка, нынче тебе не повезло, моя звездочка оказалась ярче..."

— Работают? — вопросом Шах встретил Карима.

— Астролог, — Телохранитель замер у входа.

— Да-а... — Шах с грусть покачал головой. — Убогие... не понимают... стараюсь для их же пользы... как объяснить... — он взял с сундука древнюю книгу, — мне нужен перстень... только перстень... а свою долю клада я отдам. Золото за кордон не перетащить, а перстенёк крошечный... только где его искать... — и, задумавшись, вышел в соседнюю комнату.

Через открытый дверной проём Мария и Телохранитель видели, как Шах зажёг светильник, установил книгу на подставку и опустился на ковёр, чтобы перелистать древний манускрипт.

— Мы должны хоть что-нибудь предпринять, — прошептала Мария. — Он ни о чем другом думать не может...

Усмешка появилась на губах Телохранителя, а Шахиня надменно подняла брови.

— Думаю, надо поговорить с Петром, — Телохранитель поспешно отвернулся, — вам... может... новую опись составим...

— Уничтожив старую...

— Так... — осторожно подтвердил Телохранитель.

— Хорошо... — Мария отрешённо теребила массивный бриллиантовый браслет, натирающий ей запястье. — Хорошо... попытаюсь...

— Медлить нельзя... — почтительно подсказал Телохранитель.

— Да, да, — подтвердила Шахиня. — Только переоденусь... — и вышла в соседнюю комнату.

Телохранитель с неприязнью поглядел ей вслед.

"Интриговать дело простое. Сложно иное — не попасть в расставленную негодяем ловушку. Нужна невероятная проницательность. Увидеть, почувствовать мысли другого — дано единицам. Ведь интриган, как умелый кукловод — дёргает за ниточки, чтобы остальные плясали, послушные его воле. Пожалуй, никому не дано догадаться, что собеседник действует с подсказки скрытого недруга. И сегодня я могу только предполагать, что просьба её — дело рук Телохранителя. Только этот ум, изворотливый и алчный сумел заставить плясать её под свою дудку..."

Отозвав Петра в дальний угол, Шахиня усадила его подле себя, на выступающий из стены камень.

— Пётр, — она ласково коснулась его руки, — я хочу задать только один вопрос...

Он поощрительно улыбнулся, но Мария кожей ощутила его напряженность, собранность.

— Скажи, ты обещал помочь?

Он неопределённо дёрнул плечом, оглянувшись на Пашу, устало долбившего камень.

— Отвечай, — потребовала Шахиня. — Жду.

— Не нравится мне игра...

— При чём здесь игра? Ты обещал расшифровать тайну!

— Поторопился.

— Навёрстывай.

— Тебе мало клада?

— Мы ехали за другим.

— Он ехал, — поправил Пётр.

— Да! — с вызовом подтвердила Мария. — Он! Без него мы все сидели бы по домам! И не нашли никакого клада...

— Его энергию на созидание...

— Фиг с тобой! — прошипела Мария. — Обойдёмся... — и сразу:

— Есть! — внезапно завопил Паша. — Тут ещё ход!

Мария возбуждённо вскочила:

— Понял? Обойдёмся!

Пётр не шелохнулся.

— Ну и сиди! Тайновед хренов... — и пошла к стене, где орудовал Паша.

— Смотри здесь! — обрадовано сообщил Астролог. — Пустота в кладке!

— Умница! — ободрила Шахиня, склоняясь над небольшим, не более кулака отверстием, у лаза к колодцу. — Разбей больше! Расширь, чтобы заглянуть!

— О чём разговор! — азартно отозвался Астролог. — Теперь пойдёт! А ну, посторонись!

И скрежещущие удары опять наполнили подвалы Могуша.

"И всё-таки я предчувствовал. Ощущение тревоги усиливалось с каждым часом. Чувство дискомфорта нарастало. Всех угнетало нечто необъяснимое. Необъяснимый и постоянный страх подталкивал к поступкам странным, внезапным, необъяснимым. Так крик, отчаянный и беспричинный — декларация — я жив, смел, бодр! Но... заявляет о преследователе разрушительном — страхе. И тем более опасным — беспричинном."

— Повелитель, ты оказался прав! — Мария возбуждённо влетела в покои шаха. — Он вывернул из стены камень! Там, за стеной пусто!

Шах недовольно прервал чтение.

— Кто работает? — спросил он холодно, с неприязнью.

— Астролог, — доложил Телохранитель, выглянув из-за спины Шахини.

— А Пётр? — Шах гневно насупился.

— Я ничего не смогла сделать... — пролепетала женщина.

Пауза.

Шахиня нервно переглянулась с Телохранителем.

— Прочь... — негромко обронил Шах.

— Что?

— Пошли во-он! — синяя жила пульсировала на шее повелителя.

Мария испуганно попятилась.

— Убирайтесь! — внезапно шах выдернул из ножен длинный, ослепительный кинжал. — Я велю не допускать вас! Пошли прочь, нерадивые!

Мария, всхлипнув, кинулась вон из комнаты. Мужчины изумлённо поглядели ей вслед.

Пауза.

  Затем:

— Догони, — коротко распорядился Шах.

Телохранитель выскочил из покоев, мельком увидев, что Шах вернулся к прерванному занятию; опустился пред книгой и неторопливо перелистал пергаментные страницы.

"Любил ли он её? По-своему. Эгоистично. Как вещь ему принадлежащую и безусловно необходимую. Мужское самолюбие тешила её внешняя привлекательность. Ему нравилось, что другие обращают на Марию внимание. Нравилась её походка, длинные ноги, небольшая грудь. Но он отказывал ей в главном — достоинстве. Не принимая Марию всерьёз, он тем самым обеднял и себя. Отказывая ей в уме и таланте, он переоценивал себя, что в итоге сыграло с ним гибельную и жестокую шутку."

— Где она? Кто видел Шахиню? — грубо окликнул Телохранитель.

Паша прекратил работу.

— Что? Что случилось? — Пётр, отшвырнув тетрадь, возбуждённо вскочил.

Телохранитель замешкался только на миг, долю секунды достаточную, тем не менее для постижения другой души. Так выхватывает лицо из темноты фотовспышка — достоверно и неожиданно. Глаза в глаза, пристально и насмешливо рассматривая Петра, Телохранитель холодно бросил:

— Вроде... наверх выскочила...

— Ненормальная, — Студент крутанул у виска пальцем.

А Пётр уже бежал. В абсолютной темноте, по извилистому коридору, раздирая одежду об острые камни, спотыкаясь и падая, спешил на помощь к Марии.

Кладоискатели, выдёргивая на бегу факелы, кинулись следом. Подвал погрузился во тьму. Топот ног, затихая, гремел в отдалении и казалось, вечный покой опять воцарился под древними сводами, как вдруг... лёгкий шорох прозвучал рядом. Затем, тоненький луч карманного фонаря запрыгал по стенам и... остановился на рюкзаке Петра.

Телохранитель, пристроив фонарик на ящике, развязал шнур стянувший брезентовый мешок. Сосредоточенно пошарил внутри, запустив в мешок обе руки, и — о, радость! — извлёк на свет сложенный вчетверо тетрадный листок. Торжествующая ухмылка исказила тонкие, потрескавшиеся губы.

Отшвырнув разорённый рюкзак, Телохранитель уверенно направился к Шаху.

Едва Мария выскочила наверх, её опрокинул ветер. Плотный песчаный поток раздражённо подвывая, попытался запихнуть её обратно в лаз, но Мария упрямо поползла прочь, желая лишь одного — гибели.

— Светлейший! — Телохранитель, возбуждённый, склонился пред Шахом. — Все три экземпляра описи в наших руках!

Шах оставил чтение.

— Ты достоин награды. Выбери сам, — и кивнул на окованный медью сундук.

Телохранитель робко приблизился.

— Бери, не стесняйся, — ободрил Шах. — Ты заслужил награду. Она не будет участвовать в дележе.

И тогда слуга нерешительно откинул крышку. Оцепенел. Зрачки налились алчным блеском, но он справился с собой, увидев внезапно усмешку повелителя, и рывком выдернул из блистающей груды здоровенный, золотой кальян.

— Жаль, — посетовал Шах. — Хорошая вещь...

Телохранитель насторожился.

— Нет, нет, — успокоил Шах. — Он твой. Ты преданный слуга и достоин большей награды. Жаль мне кальян, ведь на переплавку пойдёт, а вещица антикварная, редкая.

— Благодарю, Светлейший! — Телохранитель попытался поцеловать щедрую руку.

Шах жестом остановил слугу:

— Оставь. Здесь никого нет.

— Повелитель, я предан тебе! Приказывай! Любое распоряжение! Жизни не пожалею! Бери! Бери! Я принёс их!

Только Шах, казалось не замечал измятые тетрадные странички, которые слуга сжимал в потных ладонях.

— Бери, Повелитель! Ты так хотел этого...

Но — странное дело — предостерегающе погрозив пальцем, Шах вернулся к прерванному чтению.

— Вот они... я принёс... — изумлённо повторил слуга. — Описи...

Шах не реагировал.

А наверху, под ударами обезумевшего песка люди боролись за жизнь Марии. Следы женщины затянул ветер и теперь, обвязавшись капроновым шнуром, четверо кружили вокруг лаза в подвалы.

— Что же ты с ними собираешься делать? — внезапно поинтересовался Шах, не отрывая взгляда от книги.

— С кем? — от неожиданности слуга выпустил золотой кальян, тот загремел как пустая жестянка.

Шах нахмурился.

— Подарками? — предположил слуга.

Шах не ответил, но раздражение явно прочитывалось на его физиономии.

— А-а... описями! — догадался Телохранитель. — Так я их это... сожгу?

Лицо Шаха разгладилось.

— Мигом! — Телохранитель суетливо вытащил из кармана зажигалку.

Шах невозмутимо читал.

— Раз и готово! — Телохранитель поджёг описи. — Повелитель, — проговорил он, заворожено глядя на пламя, — теперь ты можешь вернуть женщину...

Шах заинтересованно повернул голову.

— Нужно пойти к ним... — подсказал Телохранитель. — Тем более... ты ещё не видел дыру... возьми подарки и иди... — и, перехватив взгляд повелителя, униженно зачастил. — Прости, повелитель! Прости! Я, жалкий раб, не смею советовать! Прости, прости меня, светлейший!

— Пустяки, — успокоил Шах.

И тогда Телохранитель решился:

— Зачем тебе перстень? — прошептал он.

Шах гневно вгляделся в азиатское лицо, но ответил, будто пережёвывал слова:

— Золото через границу не перетащишь, а перстень сделает... нас богатыми, — он сделал ударение на "нас". — Очень богатыми, — и улыбнулся.

Телохранитель не нашёл слов, а задохнувшись благодарностью, приник губами к шахской руке.

"Стоп! Хватит! Мы играем в карты и только! Я и она! Хочу ли выиграть? Не уверен. Мой ход..... Господи, как же я тогда испугался... Нет! Хватит! Ну, почему всегда существует некая предыстория! А если начать с нуля, с точки отсчёта? Решено! Ничего не было. Я впервые вижу её! Ну и как? Хороша. Но не исключительна. Таких много, вызывающих, ярких, пластичных и длинноногих. Так почему же меня заклинило именно на ней? Если оставить предысторию — нас ничего не связывает — она мне безразлична! Притяжение возникнет, если она заинтересуется моей особой, но этого, пожалуй, не случится. И потому — мы просто играем в карты. И всё? Да. Мне нравится следить за игрой. Тридцать шесть символов, но какое многообразие комбинаций! Уверен, китайские штучки. Забавно, но факт — наиболее распространённые игры придуманы восточными народами. Игра воспринимается ими, как некое отражение жизни, её малая модель и потому — объект серьёзного изучения. Мозги у них по-другому устроены... Господи, как же я тогда испугался... Оставь! Хватит! Мне интересно играть с ней! Всех она тогда испугала..."

— Маша... Машенька... очнись... Машенька... солнышко... очнись... милая... — причитал Пётр, внося Марию в подвалы. — Прошу тебя... Машенька... крепись... родная... только не умирай...

Следом ввалились ещё двое.

— Всё ладно будет... Машенька... — Пётр осторожно уложил её на свою постель. — Воды! — крикнул он Студенту.

Юноша не успел, остановила реплика Шаха:

— Погоди! У меня мумиё! — в сопровождении Телохранителя Шах внезапно появился на пороге своих покоев. — Держи! — он отстегнул с пояса серебряную фляжку. — Это поможет.

— Откуда? — удивился Студент.

— Нашли в драгоценностях... — Шах склонился над Марией.

— Оно не испортилось? — поинтересовался Паша. — Сколько лет пролежало?

— Не портится, — успокоил Карим. — С годами только крепнет, улучшается...

Пётр, не замечая окружающих, обеими руками нежно придерживал голову Марии, губы её беззвучно шевелились.

— Зубы разожми ей, — распорядился Шах.

Телохранитель профессиональным движением, вложив ятаган между полоской влажных зубов, разжал женщине челюсти.

Густая, тёмно-коричневая жидкость потекла в рот:

  Мария судорожно глотнула...

    закашлялась...

      и открыла глаза.

— Вот и порядок! — констатировал Шах.

Студент, просияв от радости, сообщил обессилевшей женщине:

— Тебя Пётр нашёл! Кабы не он... крышка!

Мария высвободилась из кольца бережных рук, раздражённо, почти зло. Виноватая, вымученная улыбка осветила лицо Петра. Мужчины поспешили не видеть его унижения.

— Теперь хвастайтесь, — распорядился Шах. — Демонстрируйте находки.

— Сюда, светлейший! — Телохранитель предупредительно указал на дыру в основании стены, за спиной Шаха.

— Что там? — полюбопытствовал повелитель, склоняясь над отверстием.

— За стеной, рядом с колодцем ещё одна комната, маленькая совсем, — доложил Астролог. — Мы опускали в дыру фонарь...

— Вроде ниша просматривается... — уточнил Студент. — Хранилище может или...

— Тюрьма, — усмехнулся Телохранитель, красноречиво изображая, как замуровывают приговорённых.

— Возможно, — согласился Шах, разглядывая отверстие, сквозь которое не пропихнёшь и руку.

— Ясно одно, — убеждённо заявил Студент, — это не захоронение...

— Вижу, — буднично перебил Шах, — потрудились отменно и потому достойны награды, — жестом он отдал распоряжение.

Телохранитель послушно опрокинул чёрную хозяйственную сумку. Кладоискатели замерли. У ног Шаха, обутых в мягкие сафьяновые сапожки лежала груда сокровищ. Густые, золотистые блики легли на лица людей, а Шах насмехался. Карие глаза его обратились в щёлочки, а тщедушная фигура, казалось, излучает презрение. С трепетной радостью видел он алчность подданных.

— Первым награждается... — и Шах обратил внимание, как дрогнули руки Астролога, — придворный маг и провидец!

Паша, униженно кланяясь, приблизился к Шаху.

— Благодарю за службу! — и Повелитель лёгким движением, обутой в нежный сафьян ноги выбросил из груды золотую чашу.

— Светлейший! — Астролог радостно подхватил драгоценность. — Ты видишь пред собой преданного слугу!

— Оставь, оставь... — остановил Шах, обратив внимание на... брезгливую физиономию Студента.

Юноша обменялся с Петром гневным и негодующим взглядом.

— Подойди, метельщик, — Шах поднял массивное блюдо, украшенное по краю полоской тёмных изумрудов.

Пётр, изумлённый, вздрогнул.

— Подойди, подойди, — усмехнулась Мария.

— Ты, более всех заслуживаешь награды, — проговорил Шах. — Прими сей дар в знак моей личной признательности за спасение Шахини, колоссальный труд в нашей экспедиции...

Мария громко зааплодировала. Её унизительный смех рассыпался под древними сводами. На Студента стало больно смотреть, он будто съёжился. Лицо же Петра окаменело. Погасив свой гневный, тяжёлый взгляд, он медленно отступил. Студент гордо расправил плечи.

— Вольному воля, — недобро обронил Шах и рывком протянул блюдо Студенту. — Бери ты, писарь.

Холодный пот выступил на лбу Студента. Нервным, неловким движением он вытер об одежду влажные ладони.

— Бери, парень! — засмеялся Шах. — Уверен, это поможет стать тебе на ноги там, в большой жизни!

Пётр, предостерегая, вскинул руку, но... Студент шагнул к хозяину.

— Прими сей скромный дар! — откровенная издёвка прозвучала в словах Шаха, но... Студент шёл. Не оглядываясь, приблизился к повелителю. Пётр, подозревая худшее, бросился к своему рюкзаку:

  рывком поднял...

    развязал стягивающий горловину шнур...

      и запустил внутрь правую руку, но... пусто! Описи не было. Отчаянным недоумением отозвались глаза. Выпустив ремни, Пётр обернулся к людям.

Отрывистый смешок Телохранителя стал красноречивым ответом.

— Ты? — Пётр моментально прозрел. — Ты!

Телохранитель вызывающе усмехнулся.

— Ты... — и Пётр пошёл на обидчика.

Кривой ятаган выскользнул из богатых ножен.

— Ты украл опись, — бесстрашно наступал Пётр.

Кладоискатели оторопели. Телохранитель азартно, споро и ловко жонглировал ятаганом. Но Пётр подступал ближе и ближе. Холодный металл с шипением вычерчивал туманные круги перед его грудью. Внезапно он выдернул из груды драгоценностей металлический пояс и...

— А-а!

Массивная, золотая пряжка впечаталась в локоть Телохранителя. Парализованная рука упустила саблю.

— Ё-ё! — истошно завыл Телохранитель.

Пётр набросился на него. Оцепенение сковало кладоискателей и только Шах, наблюдая, как покатились по полу сцепившиеся тела, задумчиво улыбался. Пауза. Наполненная хриплым дыханием дерущихся, но едва Пётр стал одерживать верх...

— Прекратить, — коротко распорядился Шах.

Все бросились разнимать.

— Отпусти его! — Астролог обеими руками вцепился в Петра. — Отпусти, ненормальный!

Но тот с ненавистью тянулся к горлу Телохранителя. Астролог обхватил ноги бунтовщика, но Пётр не унимался. Не обращая внимания, сомкнул пальцы на горле обидчика.

— Помоги им, — Шах приказал Студенту.

Юноша нехотя приблизился.

— Почему стоишь? — прикрикнул Шах.

Студент вздрогнул...

  затравлено обернулся...

    и ударил. Коротко. Зло. Отчаянно.

— Умница! — цинично одобрила Мария, едва голова Петра упала на грудь обидчика. — Ловко ты... соратника.

— Способный мальчишка, — рассмеялся Шах.

Освобождённый Телохранитель резво вскочил.

— Что с ним теперь делать? — вытянулся он перед Шахом. — Такой не уймётся...

— Посадить, — поддела Мария. — Или расстрелять...

— Да... — задумался Шах.

— Шлёпнуть, гада! — прошептал Телохранитель.

— Идиот, — невозмутимо обронил Шах. — Судить его надо...

— Отличная мысль! — успокоился Астролог.

— Я не нуждаюсь в твоём одобрении, — оборвал Шах. — Лучше оживи его.

Пётр открыл глаза. Астролог помог ему сесть.

— Будем тебя судить, — объявил Шах.

— И не думай сопротивляться, — предупредил Телохранитель, — свяжем.

Пётр обернулся к Студенту.

— Да, да, — усмехнулся Шах. — И он тоже будет судить тебя.

Студент отвернулся. А Пётр задумчиво огляделся, сочувствия не найдя ни в ком.

— Предлагаю пожизненное заключение? — предложил Шах.

Кладоискатели избегали взглядов друг друга.

— Предъявите мне обвинение.

— К чему формальности, Петечка? — улыбнулась Мария. — Судят не за то, что сделать, а за то, что не сделал. Не надо высовываться, дружок.

— Верно, — подтвердил Шах, — выскочке первый кнут. И хватит, кто за объявленный приговор?

— За! — Мария вызывающе подняла руку.

— Пожизненно! — одобрил Телохранитель.

— Ты, провидец? — Шах, не мигая, смотрел на Астролога.

— Изолировать...

— Ты?

— Как... все... — выдавил Студент.

— Браво! — уколола Мария.

— Единогласно, — подытожил Шах.

— Бред... — изумлённо проговорил Пётр.

— Где устроим тюрьму? — перебила Мария.

— В яме! — предложил Телохранитель. — Вход разберём и порядочек!

— Лихо! — воскликнула Мария.

— Отличная мысль, — одобрил Шах.

— Но...

— Ты что-то имеешь против, Астролог? Говори, мы должны учитывать все точки зрения, — заинтересованно проговорил Шах. — Но сначала подойди сюда, ты достоин большей награды.

Бледный Паша, старательно не замечая, как Пётр сам, без принуждения пошёл к лазу в стене, приблизился к Шаху.

— Мне кажется, нужно приставить охрану к выходу? — подсказал Телохранитель.

— Дабы впредь никто не посмел выскочить... — тихо обронил Студент.

— Мало у нас людей, — посетовал Шах. — Но предложение дельное.

— Перенесём твою резиденцию! — сообразила Мария. — Тогда нам хватит одного часового! Выход из подвалов, твои покои, тюрьма всё окажется рядом!

Шах в знак согласия одобрительно улыбнулся. Мария оказалась достойной шахиней.

Чуть в стороне, под стеной двое молча разбирали узкий лаз для осуждённого.

"Сам загнал себя в угол. Хватит. Душевный стриптиз не моё амплуа, — и...

— Будет. Наигрались.

— Я хочу отыграться, — жёстко возразила она.

— Не надо, — и решительно смешал карты. — Будем считать, я проиграл.

— Не пойдёт, — она усмехнулась. — Я не выиграла.

— Мало ли...

— Выходит игра не по зубам, — она усмехнулась презрительно, нервно.

— Мне? — и осёкся: "Действительно, не по зубам..."

— Играй, — глухо потребовала она.

— Не могу... — выдавил с трудом, откашлявшись.

— Не понимаю... В чём дело?

— В тебе, — тихо, как признание.

Она смотрела исподлобья, презрительно, остро и зло:

— Думаешь не расплачусь?

— Куда ты денешься...

— Хочется сладенького, а? — усмехнулась так, будто она выигрывала.

— Видеть тебя не могу... — старательно избегая её насмешливых глаз.

— А я могу? — и тоже отвернулась.

Пауза.

— Играй, — попросила-потребовала.

— Придётся платить.

— Боишься, — и опять с вызовом

— Ничья и разбежались?

— Слабо... — она пренебрежительно усмехнулась. — Ты не способен на честный, открытый бой! Из-за угла, это ты можешь! Ты всегда был слабаком!

"Больно бьёт, стерва! Только переворачивает всё с ног на голову!"

— Не ври! Ты прекрасно помнишь, что я остался один! Против всех! Один! Вы меня предали! И, главное, ты!

— Ты первый меня предал! — закричала она. — Ты всегда был слабаком! Ещё в школе!

— Вас ослепил блеск золота!

— Пусть так! — она подалась вперёд, вплотную к его лицу. — Но это ты ударил ему в спину. Ты.

— Что мне оставалось делать?

— Я и говорю, что ты всегда был слабаком, — презрительно возразила она. — И даже сейчас, выигрывая, ты боишься своего выигрыша, разве я не права?

— Хорошо! Твой ход!

— Сдавай, — улыбнулась она. — Поглядим, кому улыбнётся старушка удача.

"Только не нам, мы своё уже упустили..."

Сквозь неправильной формы отверстие, едва ли пригодное и для того, чтобы, не расплескав, пропихнуть миску с похлёбкой, Петр видел большую часть шахских покоев, но самое унизительное — царское ложе. Огромная, составленная из многих сундуков и застланных коврами кровать занимала центральное место, а сейчас — приворожила его. Упираясь головой в свод душного склепа, он смотрел и не мог оторвать от неё гневного взгляда. Сдерживая дыхание, униженный и возбуждённый замер он на каменной площадке, венчающей вырубленную в скале лестницу.

Ведь там, за стенами его каменного мешка, отгородившись дорогими коврами от верноподданных двое предавались любви. Отчаянной и страстной той, которой он для себя жаждал, а вместо неё... унижение. На его глазах любимая бесстыдно и с наслаждением сжигала себя в объятиях другого. Высшая грань жестокости. И знали, наверное — не могли не знать! — что соглядатай видит, любит, ненавидит, терзается. Медленные стоны женщины, будто собирались под потолком в душное облако страсти. Мария, прикрыв глаза, влажными губами, задыхаясь, отвечала на ласки мужчины.

Пётр, прильнув к дыре, механически, тыльной стороной ладони стирал со лба бусинки холодного пота. Более изощрённой пытки ему нельзя было придумать.

Внезапно всё кончилось. Лёгкий стук остановил любовников.

— В чём дело? Кто там? — возмутился Шах.

Мария, обессилев, замерла и уронила руки.

Пётр, сжимая пальцами виски, и, глухо застонав, отступил от дыры и потому не заметил, как появился Телохранитель. Униженно кланяясь, не поднимая глаз, он появился откуда-то сбоку. Пётр увидел его в тот момент, когда слуга застыл у царского ложа.

— Говори! — раздражённо распорядился Шах, не пытаясь скрыть разгорячённую наготу Марии (слуга существо бесполое!).

— Повелитель, прости мне вторжение! — Телохранитель хотел поцеловать державную руку, но Шах грубо поторопил:

— Говори!

— Повелитель... — прошептал Телохранитель. — Самум кончился...

— Что?

— Кончился...

— Не может быть! — теперь и Мария открыла глаза.

— Утих... — взгляд Телохранителя будто споткнулся о дразнящую наготу женщины. — Самум...

Пётр, приникнув к отверстию, напряжённо ловил каждое слово.

— Что теперь будет? — прошептала Мария.

А Пётр сообразил:

— Свобода-а! — неистово заорал он. — Свобода-а! Отмучались! Подъём! Свобода-а!

Они опешили, едва крамольные вопли проткнули гнетущую тишину.

— Вытаскивайте меня! Мы свободны! Хватит! Отмучались! Ура-а-а!

Первым отреагировал Телохранитель. Длинным прыжком он покрыл расстояние до стены и, подхватив здоровенный булыжник, запечатал отверстие. Крик умер.

— Самум ко... — единственное, что успел прокричать Пётр до того мига, как здоровенный камень замуровал связующее с миром отверстие.

— Хорошо, — одобрительно отозвался Шах и протянул Телохранителю массивный перстень, стянув его с указательного пальца левой руки.

— Он не успел ничего сказать, — успокоила Мария, надевая длинный халат. — Я хочу подняться наверх, подышать, звёзды посмотреть...

— Прогулять? — улыбнулся Шах, протянув ногу слуге.

Телохранитель ловко натянул сапоги на ноги повелителя. Мария помогла надеть Шаху тёплый халат.

— Идём, любительница свежего воздуха, — и Повелитель, обняв шахиню, пошёл вслед за слугой.

Троица неторопливо проследовала в коридор ведущий наверх. Покои опустели, только на мгновение. Лёгкий шорох послышался в стороне противоположной выходу затем, голова Астролога показалась из-под ковров, образующих стены царской обители. Секунда, другая и, увидев, что комната опустела, Астролог осторожно поднялся. Подошёл к стене, ощупал каменную кладку и рывком выдернул булыжник, замуровавший склеп.

— Я не стану молчать! — загремел возмущённый голос. — Вам придётся убить меня!

— Тихо, тихо! — перебил Астролог. — Что случилось?

— Кто это?

Астролог отодвинулся от стены, чтобы Пётр разглядел нежданного собеседника.

— Вижу! Вижу! — откликнулся заключённый. — Сюда! Ближе! Слушай!

— Чем я могу помочь? — остановил Астролог.

— У нас мало времени! Не перебивай! — горячо зашептал Пётр. — Слушай! Слушай, пока их нет!

Астролог приложил ухо у отверстию.

— Вы слышали, что я кричал?

— Нет.

— Никто ничего не слышал? — удивлённо переспросил Пётр.

— Все дрыхнут...

— Самум! Самум кончился!

— Наконец-то! — обрадовался астролог.

— Кончился, кончился! — подтвердил Пётр. — Они, наверное, наверх подались! Когда им телохранитель доложил!

— С золотом и по домам! Поднимусь, рассвет поглядеть охота...

— Погоди! — удержал Пётр. — Выполни просьбу.

— Конечно.

— На место камень поставь.

Брови Астролога удивлённо поползли вверх.

— Прежде чем пойдёшь из подвалов, Студента разбуди, — продолжал Пётр, — и расскажи всем, что кончился самум. Сделаешь?

— О чём разговор!

— Иди.

— Договорились, — Астролог поднял камень.

— Только ты можешь помочь всем! — выкрикнул Пётр за мгновение до того, как погас единственный лучик света.

Астролог взглянул на часы и, недолго думая, направился наверх. Не послушавшись заключённого, он, возможно, решил выполнить его просьбу позднее. Было ещё слишком рано. Увы, будь он проницательнее, всё могло бы сложиться иначе.

А наверху, под покровом предрассветных, сереющих небес творилось неладное.

— Оставь заботы хоть на минуту, мой повелитель, — проговорила Мария. — Оглянись, мир просыпается!

— Народ того и гляди проснётся... — пробормотал Телохранитель.

— Верно, — согласился Шах. — Ступай вниз, на выход. Игра не окончена.

— К чему их обманывать? — удивилась Мария.

Телохранитель обернулся.

— Мне это нужно, — возразил Шах. — Ступай на пост, — приказал он слуге.

— Зачем? — фыркнула Мария. — Часом раньше, часом позже?

И Телохранитель опять остался на месте.

— Я сказал: на пост! — нахмурился Шах.

Телохранитель обернулся к Марии.

— Ты понял приказ?

Физиономия слуги отразила смятение.

— На пост! — Шах повысил голос. — И никого не выпускать! Самум продолжается!

И вот тогда губы Марии исказила усмешка. Телохранитель внезапно вздрогнул, столь унизительной была эта ухмылка. Лицо его исказилось. Бросив ладонь на рукоять драгоценного кинжала, он шагнул к повелителю.

Шах гневно расправил плечи...

  Мария замерла между мужчинами...

    и Астролог вышел под бледное небо.

Пауза. Когда злобное раздражение сменилось внезапной оторопью.

Первой нашлась женщина:

— Незваный гость лучше татарина...

— Лучше... — ошарашено подтвердил Шах.

— Бессонница, — нелепо объяснился Астролог, — вот и решил на рассвет поглядеть...

— И сколько вас таких? — перебил Телохранитель.

— Каких?

— Лунатиков?

— Вижу — не один, — обиделся Астролог.

— Студент спит? — спросила Мария.

— Да... — подтвердил Астролог. — Но ничего, проснётся.

— Согласись, — Шах ласково взял его под руку, — в интересах дела, чтобы люди ещё поработали. День, два?

Астролог молчал, вдыхая предутреннюю прохладу.

— На пост, — негромко приказал Шах и подал Телохранителю один из перстней, унизывающих царственные руки. — Бегом.

Слуга торопливо нырнул в подвалы.

— И сколько ещё? — тихо спросил Астролог.

— Покуда золота хватит, — кольнула Мария.

— Мне кажется, — объяснил Шах, — люди должны продолжать раскопки. Находка первого каменного мешка подтверждает мою гипотезу. Важно работать в южном направлении.

— Сколько? — повторил Астролог.

— Не знаю! — вспылил Шах. — Неделю! Две! Три! Где ваше честолюбие? Кропотливый труд — ключ к успеху! Путь всегда тяжек! Как этого не понять?

— Будет, будет, — перебил Астролог. — Только как удержать нас в подвалах?

— У меня есть идея! — улыбнулась Мария. — Древняя, как мир.

Шах молча развёл руками, дескать, какова?

Но что Астрологу до его восхищения? Молча он смотрел на восток, откуда всходило солнце.

— Пора возвращаться, — решительно проговорила Мария.

Мужчины, повинуясь жесту шахини, подчинились. Следом за женщиной, нырнули в каменную расщелину.

Взошедшее над пустыней солнце не застало людей.

И на самом дне чёрной беды — если хочешь выжить — найди хоть крошечную, но опору в мрачных чертах окружающего и только они, зёрнышки света помогут выстоять. Вот и Пётр в унылом своём заточении не потерял веры и всё ещё надеялся на благоприятный исход. Приспособив на каменном выступе огарок свечи, он сосредоточенно перерисовывал в тетрадь выбитые на стене рисунки. Вот он вздохнул, с хрустом расправил плечи и... рука споткнулась о махровое полотенце, стягивающее рот и нос Петра.

Руки инстинктивно ощупали ткань — сухая! Вдохнув, узник задержал дыхание и... сдёрнул с головы ненавистную маску. Растянув полотенце, он взялся водить его над пламенем свечи, затем, выдернув из рюкзака початую бутылку водки, залил ей мягкую ткань и вновь водрузил на голову, перехватив узлом на затылке. Судорожный вдох заставил пламя свечи дрогнуть, а глаза с голодной ненавистью обратились к буханке чёрного хлеба, сиротливо лежащей на камнях, под нижней ступенью узенькой лестницы. Буквально зарычав, Пётр поддал буханку ногой. Хлеб канул во тьму. Всхлипнув, Пётр опустился на холодные камни, но взял себя в руки и принялся опять переписывать выбитые на стенах слова:

— "Бескорыстному служению и безбрачному, — повторял Пётр и плечи его медленно распрямлялись, — посвятиша жизнь свою, воздам сторицею ибо не пришло время откровений Моих сынам моим. Укрывающему чудотворный, дам знак. До срока служа ему, Мне угождаешь. беспорочным пройдёшь, в грехе упорный, погибнет..."

— Вот так-то, — распрямившись, Пётр погладил тоненький косой крест. — Если я открою тайник... крышка... но... "беспорочным путь одолею..."

Обеими руками он погладил небольшую плиту, на которой начертали предостерегающие строки. Затем — приложил ухо и... затих, отрешённо глядя во тьму.

— Вот тебе раз! — Студент удивлённо опустил кирку. — Эдак до политинформации достукаемся!

Астролог бросил работу.

Телохранитель, в присутствии Шаха и Марии закрепил на стене зеленоватый, линованный лист:

" БЮЛЛЕТЕНЬ О ПРОТЕКАНИИ САМУМА "

— Полагаешь, — Студент обратился к Телохранителю, — стенная печать, как способ передачи информации использовалась древними?

— Твоя версия? — спросила Мария.

— Глашатай! — выпалил Студент и, сдёрнув со стены бумагу, нараспев проорал. — Бюллетень о протекании самума! Сегодня, двадцать первого июня сила ветра составила тридцать пять метров в секунду или сто четырнадцать километров в час! Самум продолжается! И подпись: дворцовая метеослужба, — он удивлённо огляделся. — Вот так...

— Тебя и назначаю глашатаем, по совместительству, — с усмешкой объявил Шах, не оставив времени для раздумья, — ежедневно, в девять утра ты будешь получать у меня информацию. Пропускать его незамедлительно! — наказал Телохранителю и... скрылся за ковровой стеной шахских покоев.

Пауза.

— За работу! — хлопнула в ладоши Мария. — До обеда ещё далеко! Работать! Работать!

— Я уже воспринимаю себя, как безропотного раба, — саркастически констатировал Студент, но кирку поднял.

— Увы, не слишком отличается от нашей обыденной жизни, — согласился Астролог.

— С богом! — напутствовала Мария и движением глаз указала Телохранителю на ковёр, за которым скрылся Шах.

Телохранитель не спеша вышел. Следом — Мария, но только после первого удара кирки о камень.

— Одумался, метельщик? — со светом в темницу проник грубый окрик Телохранителя.

Пётр моментально поднялся по вырубленным в скале ступеням.

— Что? Что случилось? — голос трепетал надеждой.

— Что должно было случиться? — осведомился Телохранитель. — Народ работает, самум продолжается. Покой и порядок. Лучше скажи, зачем морду полотенцем обмотал?

— Не твоё дело.

— Получай пайку, страдалец, — Телохранитель снисходительно пропихнул в отверстие буханку чёрного хлеба. — Шах велел передать, если не станешь орать, оставим окна открытыми. Ну, как?

Пётр, взвесив на ладони хлеб, злобно отшвырнул его в дальний угол темницы.

— Что Шаху передать, дядя? — поторопил Телохранитель.

— Не буду.

— Молоток. Плетью обуха не перешибёшь... — он осёкся, увидев внезапно Студента.

Юноша робко скользнул в покои Шаха.

— Куда? — возмутился такой наглостью Телохранитель. — Распустились!

— Оставь его, — негромко распорядился Шах. — Глашатай, — обратился он к Студенту, — объяви народу, что нынче погода не изменилась. Самум бушует над нами.

— Повелитель, — юноша приложил руки к груди, — я хотел бы своими глазами видеть всё это... мне поручили... я обещал... позволь...

— Как смеешь ты, жалкий червь, не доверять шахскому слову? — взревел Телохранитель.

— Я хочу только удостовериться...

— Пшёл вон! — Телохранитель побледнел от злости. — Ступай и объяви народу, что тебе приказано! Шах, лично, рискуя своей драгоценной жизнью, каждое утро поднимается наверх, чтобы всё видеть своими глазами, а ты, жалкий недоносок, смеешь не доверять ему? Он противостоит самуму, думая только о вас, неблагодарные! Моё сердце обливается кровью, вижу как повелителя сжигают мысли о благе народном! Прочь, негодяй! Прочь! иначе... — и сбросил с плеча винтовку, — за себя не ручаюсь...

Из каменного мешка Пётр отлично всё видел и дважды порывался крикнуть, предупредить юношу, но страх лишиться света удерживали от поступка. Вцепившись в холодные камни да так, что побелели пальцы, он жадно следил за драматическим действом.

Вот Шах едва кивнул верному псу и Телохранитель с винтовкой наперевес пошёл на мальчишку. Студент изумлённо попятился, но... наткнулся вдруг на Астролога. Плечом к плечу замерли под стеной двое.

— Бунт? — тихо вымолвил Шах.

И вот тогда:

— Я всё увижу своими глазами! — закричал Студент и тенью метнулся к выходу из подвалов.

  Выстрел!

    Звук шоком ударил по перепонкам...

      безобидный дымок потянулся над тусклым стволом...

        и оцепенение всех, когда мальчишка с лицом удивлённым и жалким упал на колени. Он попытался встать, уперевшись обеими руками в каменный пол, только ноги уже не повиновались. Он всхлипнул, гримаса исказила лицо и, глядя на людей обиженно, недоумевая, вдруг заплакал. По-детски, горько, навзрыд и отчаянно.

Астролог бросился к Студенту.

А Телохранитель обернулся к Шаху. Тот усмехнулся, едва заметно, только уголками губ, но... одобрительно! Дескать, порядок, продолжай в том же духе, правильно действуешь!

— Пошли вон! Покинуть покои! — загремел слуга. — За неподчинение буду стрелять! Убирайтесь!

Подхватив Студента, Астролог выволок его из шахских покоев.

— Посмотри, что с Глашатаем, — распорядился Шах.

Пётр оцепенел под окном темницы. Бледное, напряжённое лицо его отражало лихорадочную работу мысли. Казалось, он решался на что-то страшное и никак не мог преодолеть некий порог внутри себя, запрещающий некий поступок.

— Всё в порядке, светлейший, — подобострастно доложил Астролог. — Пуля прошла навылет сквозь мышечную ткань ноги. Я сделал укол и наложил повязку. Парень отделался лёгким испугом.

— Подойди.

Астролог приблизился.

— В следующий раз, чтобы обошлось без ненужного кровопролития, — Шах опустил в подставленные ладони несколько золотых монет. — Ты предупреди о недовольстве заранее.

Астролог, оторопев, разглядывал золото.

— Ты хорошо понял?

— Конечно... конечно... — подавленно пробормотал он, убирая монеты в карман. — Непременно предупрежу... непременно...

Небрежным жестом Шах отпустил слугу.

Пётр тихо застонал, отшатнулся от оконца и, очевидно решившись, поднял с земли тяжёлый булыжник.

— Повелитель, ты неотразим, — с иронией проговорила Мария, едва Астролог, униженно кланяясь, покинул покои.

— Теперь я вижу, твоё царствование продлится вечно... — её прервали удары камня о камень, загремевшие из темницы.

— В чём дело? — рявкнул Телохранитель, приникая к чёрной дыре.

— Я стану говорить только с Шахом! — донеслось из ямы. — Позови его!

— Что нужно тебе от повелителя?

— На этот вопрос отвечу только самому Шаху! Позови!

Шах с любопытством подошёл к отверстию:

— Говори!

— Сиятельный! — со дна долетел голос Петра. — Соблаговоли спуститься ко мне! Я нашёл здесь много золота! Сойди сюда! Ты не можешь доверить это никому из слуг, тут уникальные вещи! Спускайся! Пусть это золото станет залогом нашего примирения! Я понял свои ошибки!

— Много ли там золота? — недоверчиво спросил Шах.

— Много! Очень много! Я не смею обманывать, сиятельный! Сойди сюда и бери золото в знак нашего примирения! Поверь, моё раскаяние искренне! Я понял, что заблуждался! Сойди сюда и забирай то, что по праву принадлежит тебе, сиятельный! Сжалься над своим жалким рабом! Прими его чистосердечное раскаяние!

— Согласен, — Шах жестом приказал слуге открыть темницу. — Я спускаюсь к тебе.

Запустив лом в просвет между камнями, Телохранитель налёг на рычаг. Остро заскрипел металл и один из массивных блоков с грохотом выкатился из стены.

— Принеси фонарь, — распорядился Шах.

Телохранитель вынул из кармана электрический фонарик:

— Батарейки подсели...

— Жди здесь, — Шах неторопливо полез в подземелье.

— Понял, понял, мой повелитель! — ответил Телохранитель, помогая Шаху.

Пётр, прислонившись к стене, на дне каменного мешка ждал сиятельного визитёра.

— Затхлость однако, — проворчал Шах, сойдя с лестницы.

— Зато сквозняков нет, — усмехнулся Пётр.

Шах обшарил стены лучом карманного фонаря:

— Плесенью пахнет... — шумно вдохнул он и опустился на нижнюю ступень лестницы.

Пётр почтительно приблизился.

— Повелитель, — вкрадчиво начал он, — твоё научное предвиденье поразительно! Ты оказался прав и теперь я не сомневаюсь в том, что вокруг подвалов существуют захороне...

— Зачем ты обмотал голову полотенцем? — перебил Шах. — Сними, это мешает тебе слышать.

— Прости мой внешний вид, сиятельный! — взмолился Пётр. — От грязи и щетину на лице моём гнойные язвы, а вид их отвратителен. Я думал о тебе, когда прятал лицо... но, если настаиваешь...

Шах отмахнулся, дескать, пусть остаётся.

— Повелитель, — продолжал Пётр, — только теперь я понял, что интересы отдельной личности, индивидуальности должны подчиняться интересам большинства. Этим, кстати, силен Восток в отличии от нас...

— Где золото? — сухо осведомился Шах.

— Минуту, повелитель...

— Потом, потом. Покажи золото.

— Повелитель, выслушай и я отдам тебе золото.

— Наверху договорим, золо... — Шах внезапно качнулся.

— Что с тобой, мой повелитель? Выпей воды! — и Пётр поднёс к его губам алюминиевую кружку.

— Голова закружилась, — ответил Шах. — Давай золото и пошли наверх... душно здесь... дышать нечем... идём, идём... что-то нехорошо...

— Повелитель, не вели казнить! — Пётр упал на колени. — Войди в моё положение!

Шах снова качнулся.

— Пойдём... пойдём наверх... там и договорим... золото давай...

— Нет его...

— Как?

— Нет...

— Где золото? — Шах с трудом поднялся. — Я что-то не совсем понял...

— Я пустился на этот обман! — с издёвкой заорал Пётр. — Дабы вымолить у тебя прощение!

— Презренный! — Шах попытался подняться на следующую ступень, но Пётр удержал его за ногу.

— Погоди, сиятельный! Не казни! Я понял, что заблуждался! Я признаю свои ошибки! Прикажи выпустить меня! Тебе не найти лучшего работника...

Шах грубо отпихнул узника.

Пётр, не удержавшись, покатился по земле.

— Пёс смердячий, — пошатываясь, Шах выбрался из темницы. — Закрывай, — приказал он Телохранителю.

Тот послушно налёг на лом и огромный каменный блок с грохотом запечатал темницу.

— Су-уки! — рванулся из подземелья отчаянный крик.

Тревожный оранжевый свет лежал на лицах густыми, маслянистыми бликами. Дрожало и поблескивало факельное пламя, обратив окружающее в фантастическую, нереальную и праздничную картину. Когда, насыщенный светом воздух трепещет, играет золотом пламенных красок. Казалось, и сами стены, от множества воткнутых в расщелины факелов, дышат огнём.

Беда собрала у постели Шаха. Были здесь и Астролог, и Студент, и Мария, и Телохранитель — все кроме... Петра. Приникнув к отверстию, из каменного мешка, с болью и раскаянием следил он за мучениями Шаха.

Александр, разметавшись на своём царственном ложе, слабо стонал. Сухие, потрескавшиеся губы его раскрылись, превратив лицо в недоумённую гипсовую маску. Под бледным пергаментом кожи пожирал лихорадочный жар недуга.

— Холодно... холодно... как мне... холодно... — чуть слышно, сквозь неподвижность бредил Шах. — За что... холод...

— Сделай что-нибудь! — Мария вдруг обняла Астролога. — Мне страшно. Боюсь. Он умрет? Говори. Ты спасёшь его? — снизу вверх, заискивая, она заглядывала ему в глаза, но... он отворачивался.

— Не молчи! Отвечай! — Мария обеими руками удержала лицо Астролога. — Он умирает? Ты поможешь ему? Ты должен его спасти!

— Погоди, — отстранился Астролог, набирая в шприц маслянистую жидкость.

— Что? Что это?

— Камфара.

Гримаса почти физической боли исказила лицо Марии. А Студент вдруг качнул головой. Его движение понял только Астролог:

— Думаешь, зря? — сорвался вопрос.

Взгляды обратились к Студенту. Тишина, подчёркнутая шипением пламени, как колпаком прихлопнула всех.

— Холод... холод... укройте... холод... одеяло... холод... — монотонно и бессознательно лепетал Шах.

Кладоискатели ещё с надеждой следили за Астрологом, но он молчал, старательно отводя глаза. Безмолвие вползало в людские сердца. Все боялись не то что словом — шорохом нарушить странную, стеклянную тишину.

— Может... аспиргиус... — вдруг прошептал Студент.

— Аспиргиус? — запнувшись, переспросила Мария

— Грибок... — вынужденно ответил Студент. — Учитель рассказывал... Аспиргиус флаус...

— Ну и что? Что? — испуганно поторопила Мария.

— От него...

— Ну?! — сжав кулаки, она будто приготовилась к нападению.

— Многие археологи... мне симптомы объясняли...

— Не тяни душу!

— Погибли... — выдавил Студент. — Археологи...

— Что делать нужно? — подступила к нему Мария. — Спасти как? Антибиотики? У нас есть!

— Не надо... — тихая реплика Карима остановила Астролога, когда тот склонился к Александру со шприцем. — Мучить... не надо...

— Не верю... — Мария метнулась к Телохранителю. — Мы все здоровы! Почему он, а не ты? Где, где он нашёл эту пакость? Не верю! Откуда грибок? Вы всё придумали! Какой аспиргиус? Откуда? Ты врёшь, Студент... — она осеклась, увидев, как...

Телохранитель обменялся с Астрологом быстрым, проницательным взглядом — так смотрят в миг озарения, увидев внезапно истину — и оба шагнули к блокам, запечатывающим каменный мешок. Вложив лом в расщелину, налегли на рычаг и...

массивный блок откатился в сторону...

  чёрный лаз раскрыл свою глотку...

    и человек выполз на свет из темноты подземелья.

— Знал... — с дикой злобой прошипел Телохранитель, увидев, что рот и нос Петра укрывает мокрое полотенце.

— Нет... — прошептал Студент.

— Убийца... — выдохнула Мария.

— Я должен был остановить кошмар! — он сорвал с лица мокрое полотенце. — Игра зашла слишком далеко! Ещё день, два и пролилась бы большая кровь! Я всё обдумал, прежде чем решился! Поймите, на каждом ответственность за всё, что случилось! Иначе я не мог поступить!

— Сука! — Телохранитель метнулся к Петру. — Удавлю, гнида учёная!

— Мария! — прохрипел Пётр.

Она не обернулась. Склонившись к Александру, она нежно поглаживала его влажный лоб.

— Я... хотел... как лучше... — осмысленно, но едва слышно выдавил Шах. — А теперь... он... наказывает... страшно... холодом... Господи... — тело его изогнулось, а смертная волна покатилась от ног.

— Нет... — простонала Мария, но...

холод уже сковал нижнюю часть лица Шаха.

— Прости... — косноязычно простонал умирающий. — Все... простите... я... — и онемел, мучимый агонией.

Ноги его затряслись, голова откинулась, а изо рта показалась белая пена.

— Всё... — отвернувшись, проговорил Астролог.

Марию настиг спасительный обморок. Тряпичной куклой женщина упала на камни.

Тело Шаха, обёрнутое льняными полосами, опустили в каменный склеп, ещё вчера послуживший темницей. Затем Астролог и Студент разом налегли на рычаг и массивный блок, прогрохотав по плитам, надёжно впечатался в стену.

— Мир праху его... — шёпотом напутствовал Пётр.

Мария, всхлипнув, кинулась в темноту.

— Роскошная усыпальница, — вздохнул Астролог.

— Как мавзолей Ильича, — брякнул Студент. — Дажё щёлочки не оста... — и осёкся...

В пульсирующем пятне факельного света стоял Шах.

— О, господи... — выдохнул Астролог.

В богатых одеждах, отвернувшись к стене, Шах невозмутимо созерцал собственный склеп.

— Быть не может... — Студент осторожно попятился.

Шах, рукой унизанной драгоценными перстнями, коснулся камней, за которыми похоронили... его тело.

Астролог медленно отступил в темноту.

Внезапно Шах обернулся:

  дрогнули лица...

    напряглись лица, но... ничего сверхъестественного — Телохранитель.

Пауза.

— Чтоб тебя... — негромко выругался Студент.

Но Преемник предостерегающе поднял руку.

— Друзья! — проговорил он, сжимая пожелтевшую страницу "Известий". — Мне выпала огромная честь изложить свою программу революционного обновления нашего коллектива! Должен заметить, что много дней и ночей я, с лучшими умами современности... — здесь он указал на Студента.

Юноша отшатнулся.

— ...обдумывал состояние нашего общества и пришёл к выводу, — продолжил Преемник, — необходима ломка сложившихся стереотипов, демократизация нашего коллектива, его революционное, не побоюсь этого слова, обновление...

На лицах приближённых поселился страх.

— Король умер да здравствует король... — с ненавистью проговорил Пётр.

— Да, — Преемник обратил свой взгляд, бесконечно злобный и мстительный на того, который посмел поднять руку на Шаха.

Сжимая кулаки, мужчины шагнули навстречу друг другу, но... замерли, когда Мария прошла между ними. С рюкзаком за плечами, в зелёной защитной робе и армейской панаме она невозмутимо скрылась в коридоре ведущем к выходу.

— Уходит... — прошептал Студент.

— Давно пора! — откликнулся Пётр и, подхватив свой рюкзак, бросился за Марией.

— Вот и ладно, — Студент, стянув с пальцев драгоценные перстни, швырнул Преемнику.

Затем, сбросил диковинный плащ и, облачившись в старую кожаную куртку, подхватил рюкзак.

— Не поминайте лихом! — и тоже исчез в коридоре, откуда начинался трудный путь к дому.

— Они не дойдут... — предрёк Астролог, но столько боли, горя, ненависти было в интонации, что...

дрогнули лица и поспешно, чтобы в чужой слабости не узнать свою, двое отступили во тьму.

— Золотишко на двоих лучше делится... — глухо прозвучало в подвалах.

Под опрокинутой чашей небес двигался караван — трое, согнувшись под тяжестью непосильной поклажи, преодолевали пески. И была здесь Мария, и Студент, и Пётр. Были они разобщены, далеки друг от друга, но появилась в их чувствах уже и нечто объединяющее — радость избавления от унизительного кошмара. Да, они уходили. Уходили прочь от ненавистного места, оставив в проклятых подвалах тех, кто не мог да и не хотел вновь вернуться к людям. Наверное, долгий и тяжёлый путь к дому вернёт этим троим лучшие качества душ человеческих — сострадание и прощение. Они сделали выбор — поднялись на землю, а это многое значит.

— Странное состояние владело мной, когда мы брели по пустыне, — прикрыв глаза, он внимательно следил за игрой, — эдакая смесь нескольких чувств. На одной чаше весов — надежда, радость, воодушевление, а на другой — страх, горечь, отчаяние... Это походило на лихорадку. За минуту одно сменяло другое, бросало то в жар, то в холод. Я готов был плакать от горя, а через секунду — хохотать до истерики...

— На что ты надеешься? — она отшвырнула карты.

— На понимание...

— Я не подставляю вторую щеку.

— Я хочу только понимания...

— Не верю.

— Чего же по-твоему?

— Меня ты хочешь, Петенька, — она коснулась его щеки. — Меня.

"этого не скроешь..." — но вслух:

— Ты сама сделала ставку.

— Не передёргивай, — она усмехнулась. — Последнее, что у меня из конвертируемого осталось. Обнищала, Петенька, а ставка, есть ставка.

— Горько, поди, последнее отдавать?

— Не пошли, умник, о себе подумай. Плату принять сможешь? Кусать губы от страсти не договаривались, во время акта могу курить, пить, книгу читать, ногти пилить...

"Так и сделает, сука!" — подумал он и ухмыльнулся:

— Вкусный продукт и без приправы хорош. Так сказать, в собственном соку.

— Не пугай, — она с сожалением коснулась его руки. — Много вашего брата на мне перебывало. Одним больше... мне не привыкать. А вот тебе каково? Сможешь? Ты, поди, о другом мечтал, романтическом?

"Господи, за что столько ненависти?"

— Ты хоть глазки закрой... в ответственный момент, лады? — просительные нотки угадывались в его голосе.

— Э-э, нет, Петенька, хочу тебя лучше видеть! — она засмеялась. — Очень важно мне запомнить твоё фиаско!

— Откуда уверенность?

— Ты когда-нибудь трахался с занятой женщиной?

— Поясни.

— Такая во время акта, например, читает газету?

— Не приходилось.

— Да, Петенька, это мальчиком надо быть, чтобы не опозориться. Хотеть очень-очень.

— Я справлюсь.

— Сомневаюсь.

— Поглядим.

— Нравятся мне уверенные в себе мужчины.

— Не сомневайся.

— Тогда, давай, — и она вдруг отшвырнула карты. — Никого нет, действуй!

Пауза.

"Сумасшедшая баба..."

— Может... ещё партию? — неожиданно предложил он.

Она захохотала:

— А говорил — мужчина! Слабак ты, Петенька!

"Кто же из нас выиграл, — подумал он. — Ты всегда хотел этого! Но не так! Только по-другому не будет!"

— Раздевайся... — хрипло выдавил он.

Она быстро огляделась — пусто.

— Ещё партию?

Теперь засмеялся он:

— Кому из нас слабо? Тоже мне роковая женщина! Легко языком молоть, трудно соответствовать...

— Давай... — вдруг тихо выдохнула она.

— Здесь... на столе... — и отступил, испугавшись: " А вдруг разденется..."

— Выигрыш твой... — и сняла туфли.

"Подожди! Остановись! Не надо! Не хочу я так! Не нужен мне выигрыш! Ничего не нужно!" — но вслух:

— Эротичнее... эротичнее...

— Дай закурить, — она сидела на столе, задрав платье, и стягивала колготки.

— Может, шампанского?

— Где его взять? Всё удрать норовишь, Петенька? Кому слабо?

— Не надейся! Кто от своего счастья бежит? — и, подхватив с пола её колготки, обернул вокруг своей шеи. — О-о, восторг! Какая прелесть! Чувствую, как наливается мой орган! О-о, какое блаженство! Я всегда хотел эту женщину!

Лицо её передёрнулось:

— За меня взялся, гад! — и раскрыла вдруг сумочку. — Не получится, Петенька! Не на ту напал! Вот это ты видел? — в руке её блеснул крошечный "Вальтер". — Я сказала: вторую щёку не подставлю!

"Так оно лучше пожалуй... — подумал он, отступая от стола. — Забавно, но она проглотила блеф..."

— Так ты по счетам платишь? — и усмехнулся, глядя на её обнажённые ноги.

Она зашипела и вдруг... улыбнулась:

— И всё-таки проиграл ты, Петенька...

— Нет!

Выстрел.

— Нет! — закричал, бросился к ней, обнял, заплакал.

Пуля, пробив висок, оставила на матовой её коже лишь маленькую, обгоревшую дырочку.

— Маша... — прошептал он, ладонью стирая кровь с её лба.

Револьвер, вывалившись из мёртвой руки, тоненько звякнул о каменный пол.

Люди вбегали в игровой зал, а он вдруг подумал: "Интересно, кто из нас выиграл..."

Глазков-Степаненко
Алексей Леонидович
527-71-11

.