Баймяшкина Алёна

ЯКОРНОЕ ПОЛЕ

сценарий полнометражного фильма
по повести В.Крапивина «Застава на Якорном поле»

Москва 2000

Пластиковый макет города, медленно вращающийся под стеклянным колпаком. Город заполняет собой почти весь полуостров, соединенный тонким перешейком с Материком. Безликие монолитные кварталы Мегаполиса расчерчены на одинаковые квадраты и пронумерованы. Только по окраинам на холмах видны выбивающиеся из общего архитектурного ряда старинные дома. Еще одно такое здание в Центре посередине Парка — одного из немногочисленных зеленых квадратов.

То же здание, но уже не макет, а настоящее, из серых гладких камней, утопает в зелени Парка. Через парковую ограду перелезает Ёжики — мальчишка лет 12-ти, одетый в чёрный форменный мундир с буквами ОСЛ на погонах и нарукавном шевроне. Он явно спешит и оглядывается в сторону парка, но движения его точны и уверены. Легко спрыгнув на землю, он быстро удаляется вверх по улице.

Вокзал. Ёжики стоит перед длинным рядом камер хранения. Находит дверцу с номером 27. Бросив в прорезь монетку, вынимает из электронной камеры хранения сверток.

Ёжики шагает по огромному залу вокзала. Он уже в обычной мальчишеской одежде — легкой курточке со множеством хлястиков и карманов, и шортах. Шум вокзала, светятся цветные указатели, мерцают электронные табло, мимо идут люди, никто не обращает внимания на маленького мальчика, одиноко бредущего сквозь толпу.

Посредине зала установлен уже знакомый нам макет Города, медленно вращающийся под стеклянным колпаком. Ёжики останавливается около него, находит взглядом дом на склоне одного из холмов. Вот он приближается, проплывает мимо и удаляется. Ёжики следует за ним, ничего не видя и не слыша, но натыкается на подошедшего мужчину с девочкой на руках. Девочка радостно кричит:

— Ой, папочка, папочка, а покажи, где наш дом!

Ёжики, вздрогнув отшатывается. Бредёт дальше, один среди шума и толчеи.

Ёжики стоит на платформе метро, ветер подошедшего поезда надувает курточку на его спине. Ёжики входит в последний вагон, забирается с ногами в одноместное кожаное кресло. Господин напротив читает газету. Людей в вагоне немного.

Приятный женский голос из динамиков: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция Дом Капитанов»

Ёжики закрывает глаза. Ласковые руки обнимают его, подхватывают, укачивают, опускают на кровать. Ёжики слабо сопротивляется. Тот же самый женский голос со смехом:

— Следующая станция — Нос — в — подушку!

Ёжики открывает глаза. Господин напротив все так же читает газету.

Тот же голос из динамиков: «Станция Дом капитанов... Осторожно, двери закрываются, следующая станция Восточные Ворота»

Ёжики отворачивается и начинает смотреть в окно, на бегущие переплетения труб. На повороте вагон качает и Ёжики, не удержавшись, валится на сидение.

Ёжики плюхается в глубокое пушистое кресло, отчаянно вереща и дрыгая ногами. Вслед ему летит подушка. Тот же женский голос:

— Вот так мы поступаем с немытыми пиратами и хулиганами.

Ёжики, пытаясь справится с подушкой:

— Так нечестно, ты щекочешься !!!

Тот же женский голос:

— Ах так, а кто лягался как бешеный кенгуру?!

В изнемогающего мальчика летит еще одна подушка. Руки подхватывают Ёжики, гладят по непослушным вихрам.

Тот же женский голос:

— Эх ты, Ёжики, колючки непутевые... А ну, мыться, шагом марш!

Ёжики бежит вприпрыжку по коридору, кричит:

— Следующая станция — Океанский Пляж!!!

Голос из динамиков, накладываясь на голос Ёжики:

— Станция Восточные Ворота... Осторожно, двери закрываются, следующая станция — Эстакада.

В вагоне уже пусто, только господин напротив продолжает читать газету.

Ёжики забирается коленями на сиденье и смотрит в окно, явно что-то предвкушая. Неожиданно поезд вырывается из темноты, яркий свет слепит глаза.

Поезд идет по Эстакаде, внизу пролетают кварталы Мегаполиса, вдалеке видны холмы, за холмами синеет море. Ёжики приникает лбом к стеклу, но тут снова все проглатывает темнота. Он вздыхает, сползает с сидения, садится, свесив ноги, тут же с ноги спадает сандалия. Он пытается поймать ее ногой, чуть выше щиколотки виден шрам с белыми точечками от шва.

Поезд останавливается.

— Станция Эстакада, — произносит голос из динамиков, — Осторожно, двери закрываются...

— Следующая станция Площадь Карнавалов, — подсказывает мальчик.

— Следующая станция — Якорное поле, — произносит голос из динамиков.

Ёжики быстро встает, надевает сандалию, подходит к схеме метро. У него удивленное лицо. Он ведет пальцем по Большому Радиусу. Бормочет:

— Южный Вокзал, Дом Капитанов, Восточные Ворота, Эстакада... Площадь Карнавалов.

Никакого Якорного Поля на схеме нет.

Ёжики подходит к господину с газетой, трогает его за рукав. Тот вопросительно смотрит поверх очков.

— Вы не знаете... Извините, Вы не знаете, Якорное поле — это новая станция какая-то?

Господин пожимает плечами и снова углубляется в чтение.

Ёжики не отстает:

— Ее просто раньше не было, я здесь все станции знаю.

Господин пожимает плечами не отрываясь от чтения.

Поезд останавливается, голос мягко произносит:

— Станция Якорное поле.

Самая последняя дверь в вагоне открывается, и Ёжики выходит на перрон.

Испуганно останавливается — вместо привычного ярко освещенного вестибюля — какой-то подвал, серая бетонная комната, голые трубки ламп. Поезду не хватило места и он с головой ушел в тоннель, только последний вагон оказался у платформы. А противоположного перрона и полотна для встречных поездов нет вообще. На противоположной стене написано от руки белой краской : ЯКОРНОЕ ПОЛЕ.

Двери за спиной резко закрываются и поезд трогается без объявления.

Ёжики направляется к черному прямоугольнику в стене слева.

Почти в полной темноте Ёжики поднимается по крутой лестнице, наконец впереди брезжит дневной свет.

На последней ступеньке лежит шар из литого вишневого стекла, размером с небольшое яблоко. Он поднимает его и перекидывая из руки в руку находку, выходит на улицу.

Выходит и замирает — вместо города вокруг заросший одуванчиками пустырь с деревьями по краям. За деревьями — никакого даже намека на город. Только какое-то здание на краю поля, из красного кирпича, длинное, с тремя рядами узких черных окон. Посреди его — широкая квадратная башня с зубцами и покосившимся флагштоком. На небе застывшие в неподвижности облака

Ёжики идет по направлению к башне по заросшему одуванчиками полю, смотря под ноги и стараясь не задевать пушистые головки, но семена-парашютики то и дело взлетают до коленей. Ёжики окидывает взглядом поле и вдруг видит то, чего раньше не замечал. Все поле усеяно якорями. Большие и маленькие, заросшие, почти целиком ушедшие в землю, почти новые и проржавевшие от старости они торчат там и тут. Один, самый большой, стоит на пригорке как памятник. Ёжики направляется к нему.

Навстречу, из-за бугра выходят трое ребят. Девочка и двое мальчишек. Старшему лет 14, девочка — наверное, ровесница Ёжики, а младший совсем пацаненок, лет восьми. Ёжики останавливается. Ребята идут медленно, шеренгой и смотрят на Ёжики. Все трое светлоголовые, с тонкими, даже острыми лицами и спокойными глазами.

— Здравствуй, — говорит старший, когда они останавливаются.

Ёжики отвечает коротким наклоном головы и тут же торопливо говорит:

— Здрасьте...

И мигает от неловкости.

Старший мальчик спрашивает с ноткой тревожной заботы:

— Скажи, ты кого-то ищешь здесь?

— Я...нет. Не знаю. Я ехал и тут эта станция. Раньше не было. Я пошел... посмотреть.

Девочка слегка улыбается:

— Ты наверное пришел поиграть?

— Не знаю. Поиграть...как?

— Ну, у тебя же вот... — Она острым подбородком указывает на шар в руке Ёжики.

— А... я нашел его там, на лестнице.

— Тогда это значит мой! — радостно подпрыгивает самый маленький. — Он вчера укатился, а мы не нашли.

— Филипп! — строго одергивает его девочка.

Мальчишка обиженно отворачивается.

Ёжики протягивает ему шар:

— Возьми, раз твой.

Филипп обрадовано протягивает руку, но старший говорит решительно:

— Так ведь нельзя. Кто нашел, того и шар. А хочешь, чтоб снова был твой, надо выиграть

— А правда, — примирительно говорит девочка, — пошли играть в шары.

— А... как это? — Ёжики немного смущен.

— Да это просто, любой дурак сразу поймет.

Дети направляются к небольшой полянке.

Ёжики наконец решается спросить:

— А что здесь такое? Ну вокруг, все это?

Старший мальчик, идущий впереди, с неохотой отвечает:

— Так, заповедник, старый ...

— Музей?

— Ну, вроде...

— А еще застава, — встревает Филипп, — Видишь кронверк? — Он показывает в сторону красного дома, — там раньше пушки были, а теперь...

— Фи-ли-ипп, — строго прерывает его девочка.

Старший тут же торопливо спрашивает:

— Но скажи — ты правда никого не ищешь?

— Да нет же... Кого мне искать?

— Да так, не знаю. Ну вот, пришли...

На небольшой ровной полянке лежит несколько таких же стеклянных шаров : белые, прозрачные, бутылочно-зеленые...

Старший поднимает один шар:

— Вот смотри...

Он катит шарик по земле, шарик ударяется о другой, а тот катится через проволочные воротца и падает в лунку.

— Это 15 очков. Если просто в лунку попадешь — 5, а в воротца — 10. Кто 100 очков набрал, тот и победил.

Тяжелые, из небьющегося стекла шары без задержки летят через траву, отряхивая парашютики с одуванчиков, рикошетно стукаются друг о друга — чак-чак-чак...Ёжики сбрасывает курточку. Смеется, отдувая от лица пух и ловко пуская сквозь траву шар.

Все поглощены игрой.

— Филипп, у тебя совесть-то есть? Опять шар пяткой подталкиваешь?

— Я?? Подталкиваю?? Рэм, ну чего она? Мне камушек просто под пятку попал, а шар и не двинулся...

— Меньше босиком ходить надо.

Ёжики старается не влезать в споры, но в ребячьих компаниях это неизбежно. Шар Ёжики удачно минует воротца и катится к лунке, но девчоночья рука ловко хватает его:

— Постой. Твой шар задел воротца. Минус 10 очков.

— Где же сдвинул? Их просто стеблем качнуло. Я тут при чем?

— Но ведь они сдвинулись. — Спокойно отвечает девочка.

— Лис... — старший мальчик Рэм трогает ее за плечо.

Ёжики медленно начинает краснеть.

— Правда...сдвинулись.

Лис закусывает губу и теребит себя за локон.

— Да нет...наверно и правда травой задело.

— Ладно, чтоб не спорить, пусть перебьет, — решает Рэм.

Филипп обижается:

— Ага, как же, как моя очередь, так сразу — пусть перебьёт.

— Ладно уж бей, пусть он бьет, мальчики, — говорит Лис, неловко отвернувшись от Ёжики.

Филипп, деловито подтянув штаны, пускает свой белый шар. Он ударяется о вишневый, тот катится к лунке и замирает.

Филипп почти что ревет.

— Он очень метко бьет, только силы немножко не хватает, — утешительно объясняет Лиз. — Тяжелые шары-то.

А шар вдруг, почуяв неприметный уклон, скатывается в лунку.

— Ура-а!!! — Филипп выхватывает его и перекидывает из руки в руку. — Теперь он мой насовсем. Я его три раза подряд загнал! Вчера два и сегодня!

— Филипп, ты что? Вчера же другая игра была! —

беспомощно возмущается Рэм.

Ёжики быстро взглянув на Лис говорит:

— Да пусть берет. Бери насовсем.

Филипп победно засопев, заталкивает шар в карман штанов и чуть помедлив вынимает оттуда что-то, спрятанное в кулачок. Протягивает Ёжики:

— На. Это тебе за шар...

На ладони лежит крохотный якорек. Все склоняются над ним.

Филипп объясняет:

— Утром нашел. Под лопухами рос.

Ёжики удивлен:

— Рос? Они что, растут здесь?

— Якорное же поле.

— Спасибо, Филипп. — Ёжики опускает якорек в карман шорт.

— Ага...А тебя как зовут-то?

— ....Юлиус. Юлеш. Ребята, а какой это заповедник? Откуда он тут взялся?

Ребята неловко переглядываются.

— Всегда тут был. Он старый. Видишь кронверк? Сейчас там ничего нет.

— А почему не видно города?

— Так деревья же. И холмы. — Быстро, быстрее чем нужно отвечает Рэм.

— А станция... Откуда она взялась? Ее же никогда не было, я столько раз тут ездил.

— А раньше станции и не было. Поезда пошли три дня назад. Да, Рэм? — Лис старается отвечать нарочито легко.

— Да, — Рэм хмурится, — первый поезд пустили позавчера. А до этого никто и не пытался.

— Да, но как же...

«...Следующая станция Якорное поле..» звучит у него в голове.

— Мама !!! — Ёжики срывается с места и бросается с поляны к будке, где вход на станцию.

Ребята что-то кричат ему вслед, но он не оборачивается.

— Мама!!!

Фотография молодой улыбающейся женщины медленно падает на пол, стекло покрывается трещинами, разбивается.

Ёжики бежит, ломая стебли, задыхаясь слезами. Вход, лестница...Ступени быстро мелькают под ногами.

На стремительном повороте он зацепляется о камень, вырывает клок из короткого рукава майки.

У перрона блестит стеклами хвостовой вагон. В вагоне пусто. Ёжики вскакивает, валится боком на кожаный диван. Выдернув из-за пояса подол майки утирает им лицо, никак не может отдышаться.

— Осторожно, двери закрываются...

— Мама, — шепчет он, — мама...

— ...Следующая станция — Площадь Карнавалов.

Главный диспетчерский пункт. Служебный кабинет. Ёжики сидит, вжавшись в кресло.

— А теперь давайте про все еще раз, по порядку. Хорошо?

Заботливый голос, внимательные глаза под седыми бровями, спокойное морщинистое лицо. Человек в униформе с широкими шевронами.

— Я — главный диспетчер Дорожной Сети.

Он протягивает мальчику большую морщинистую руку, садится напротив.

— Вы — лицеист шестого класса Матвей Юлиус Радомир...

— Да...

— Вы говорите, что Ваша мама погибла год назад в авиакатастрофе...

— Да, мне сказали... Что она...

Изображение становится черно-белым. Ёжики стоит перед открытой дверью, загораживая собой дверной проход. Летнее солнце слепит ему глаза. Лицо у него застывшее, бесчувственное.

Двое перед дверью: летчик в униформе и суетящаяся тетка. Летчик стоит молча, закусив белые губы. Тетка что-то говорит, сует мальчику под нос какие-то бумаги, пытается обнять его за плечи и увести за собой. Он отталкивает ее плечом, захлопывает дверь. Некоторое время стоит, прижавшись спиной к двери. Потом скрывается, бежит в комнату, хватает с тумбочки у кровати фотографию в стеклянной рамочке, но спотыкается и фотография вырывается из рук. Она медленно падает, стукается об пол, стекло покрывается трещинами. Резко разлетаются во все стороны осколки.

Мальчик обессилено валится на кровать и заливается слезами.

Изображение становится цветным.

Главный диспетчерский пункт.

Мальчик сидит, вжавшись в кресло напротив диспетчера.

— Я понимаю, вам тяжело...Вы говорите, что Ваша мама работала у нас в системе консультантов и что ее голос записан для объявлений на Кольце. Да, замечательный голос...И сейчас ты услышал его на какой-то новой станции?

— Да! — Ёжики резко дергается вперед.

— Но послушай, мальчик. Я понимаю, тебе хочется такого вот ...чуда. И ты решил, что его записали недавно, да? По-твоему, тебя обманули и мама где-то прячется? Но зачем это, подумай...

Ёжики сидит, вжавшись в кресло и опустив голову.

— Малыш... Ну как тебе объяснить. Ты ведь уже не маленький...

Ёжики смотрит исподлобья, отдувает волосы со лба.

— Но ведь голос-то есть. Откуда он взялся?

— Да любой акустический компьютер может смоделировать речь так, что не отличишь.

— Нет... — Ёжики упрямо мотает головой, из волос летят семена-парашютики.

— Это живой голос. Так никакой компьютер не смоделирует. Там такой вздох маленький между словами. Сначала «Якорное», потом вздох маленький, а уж потом «поле».

— А что это за Якорное поле?

— Ну, название станции... Я же объясняю...

— Постой, мальчик... — Диспетчер резко наклоняется к нему.

Ёжики, словно защищаясь, вскидывает коленки, вдавливаясь в кресло.

— Послушай, малыш, такой станции нет.

— Как это нет?! Но я был там, только что!

— Ты наверное что-то путаешь, малыш...

— Да нет же, она перед Площадью Карнавалов, маленькая такая станция! Ее недавно совсем открыли! Можно же убедиться, тут ехать три минуты!

Диспетчер смотрит на мальчика внимательно и печально.

Ёжики постепенно сникает.

— Вы же сами должны знать, вы здесь главный...

— Угу... — Неопределенно отзывается тот, — подожди минутку, я кое-что выясню.

Он выходит за дверь.

Ёжики разглядывает огромную схему метро на противоположной стене. Внутреннее кольцо, Среднее, Большое, ломаные линии радиусов. Мигают огоньки станций с красными буквами названий. Ёжики находит «Площадь Карнавалов» и «Песочные часы». Никакого «Якорного поля» между ними нет.

Диспетчер возвращается.

— Ну что, нашел?

Ёжики мотает головой.

— А может где-нибудь в другом месте? Попробуй, набери.

Ёжики подходит к пульту, набирает по буквам, безо всякой надежды: Я-К-О-Р-Н-О-Е П-О-Л-Е.

На экране появляется надпись:

Извините, такой станции нет. Введите другое название.

— Ну вот, видишь...

Ёжики говорит сквозь подобравшиеся слезы:

— Но можно же поехать, проверить

— Зачем же ездить-то? Надеюсь, ты не думаешь, что новую станцию могут не подключить к сигнальной сети?

Ёжики ничего не отвечает.

Светящаяся схема путей нависает над ним, надвигаясь.

Вдруг он замечает свой полуоторванный рукав.

И снова: Лестница, мелькающие под ногами ступени. Стремительный поворот, звук рвущейся материи.

Ёжики вскидывает глаза, диспетчер смотрит мимо, на дверь.

— Да-да, прошу Вас.

Ёжики замирает.

В дверях стоит Кантор — высокий толстый человек лет пятидесяти с почти лысой головой. Его очки блестят в свете лампы, в них отражаются мелькающие огоньки схемы метро.

Ёжики плетется за Кантором по коридору.

Ёжики сидит на заднем сидении машины. Кантор впереди, рядом с водителем. Ёжики смотрит на его лысину. Кантор слегка оборачивается.

— Право же, Матеуш, я такого не ожидал. Вы опять сбежали. Снова подняли на ноги весь лицей. Или, может быть, Вы считаете, что ректору Особого Суперлицея больше нечем заняться, кроме поисков лицеиста Матвея Радомира?

Ёжики отвернувшись смотрит в окно. За окном проплывают длинные рекламные щиты, сливаясь в разноцветное месиво.

— И потом, что за вид? Смею Вам напомнить, что Вы лицеист, а не мальчишка-беспризорник. И Ваш вицмундир не формальность. Надеюсь, Вы слышали такое понятие — «честь мундира».

Ёжики по-прежнему молчит.

— Понимаю, Вы не хотите снисходить до спора. Но эти Ваши фантазии..

Я понимаю, что Вы искренне верите в это самое Ваше...э...Якорное поле. Но оно же не более, чем результат Ваших прогулок. Переутомление. Вы же знаете, Ваш индекс воображения гораздо больше всех известных нормативов. Я не удивлюсь, если Вы однажды силою воображения начнете создавать предметы из ничего. И Вам следует беречь себя, Матеуш...ради всех нас, ради общества, которое...

Речь Кантора становится вязкой, обволакивающей. Слезы застилают глаза мальчика.

Изображение снова становится черно-белым. Ёжики открывает дверь. На улице уже вечер. На крыльце стоят какие-то люди во главе все с той же теткой.

— Мальчик, мы понимаем, что тебе сейчас тяжело и как раз поэтому считаем, что тебе не следует оставаться одному...Это тяжело для тебя. Совет опекунов решил, что...

Искаженные фальшивой заботой лица.

— Уходите.

— Но...

— Уходите. Это наш с мамой дом.

— Но мальчик...

— Убирайтесь.

Ёжики резко захлопнул дверь и почти сразу же слышится удар и звон стекла. Стекла на веранде вылетают одно за другим под градом камней.

Ёжики пригнувшись пробегает по коридору к металлическому щиту на стене, сорвав предохранительную пломбу, включает кнопку силового поля.

Звон стекол сразу же прекращается.

Ёжики выходит на веранду. Пол там усыпан осколками стекла, валяются черепки цветочных горшков, цветы, поломанные камнями.

Дом взят в настоящую осаду. Толпятся дядьки и тетки из опекунской комиссии, просто любопытные зеваки, чины охраны правопорядка.... Они тыкаются в невидимую стену в трех шагах от садовой калитки. Угрожающе шумят.

Вперед выходит человек с рупором.

— Матвей Юлиус Радомир! Поговорим по-мужски. Вы должны знать, что бывает за сопротивление властям. Вы нарушаете...

— Я ничего не нарушаю! Вы сами нарушаете! Дом неприкосновенен!

— Никто не посягает на дом. Но гражданин не достигший совершеннолетия не может жить один. Есть в конце концов интернаты, куда отправляют детей, злостно не подчиняющихся законам страны!

— А куда отправляют взрослых, которые врываются в чужие дома?

— Мы не врываемся, мы просим тебя выйти!

— Я никуда не поеду, это МОЙ дом!

Ёжики стоит посреди веранды, скрестив руки на груди — упрямый как камень.

Люди пытаются преодолеть силовой барьер, но упругая сила отшвыривает их назад.

Лицо мальчика искажает усмешка.

Но тут из толпы выделяется большой лысый мужчина в очках. Это Кантор.

Он вынимает из кармана белый платок и помахивая им шагает к калитке, потом к входу.

Ёжики замирает, потом испуганно бросается к входу. Но поздно, человек уже вошел. Он печально и ласково смотрит сквозь стекла очков.

— Матвей...Матеуш, мальчик. Я не с ними, — он кивнул в сторону толпы.

— Я сам. К тебе. Давай поговорим.

Ёжики пятится назад и падает на диван.

— Я ректор Особого суперлицея. Профессор Кантор. Я делаю тебе дружеское, честное предложение...

Он приближается к Ёжики, нагибается, протягивает пухлую руку. Ёжики отчаянно извивается и ударяет Кантора пяткой в колено. Нога, соскользнув, ударяется о каминную решетку. Ёжики скручивается от боли.

На запястье Кантора мелькает черная пластинка. Ёжики проваливается во тьму.

Изображение становится цветным.

Ёжики открывает глаза, очнувшись. Он лежит у себя на кровати, в маленькой лицейской комнате. Обстановка спартанская: кровать, стол, стул, встроенный шкаф. Уже утро. У открытого окна стоит Кантор.

Почувствовав взгляд, он дергает неловко рукой, словно что-то выбрасывая.

И тут же оборачивается с деланно-добродушным лицом.

— Доктор уверен, что все в порядке. Обычное переутомление. Но на занятия, я думаю, Вам лучше не ходить, отдохните.

— Хорошо.

Кантор выходит из комнаты.

Ёжики начинает шарить по карманам, но они пусты. Только маленькие царапины под штаниной, там где карман.

Ёжики открывает шкаф, там висит новенький мундир. Порывшись, он находит «штатскую» рубашку.

Ёжики идет по парку к зданию гимназии. Иногда его обгоняют мальчишки разных возрастов в одинаковых мундирах с буквами ОСЛ на рукаве. Они чем-то похожи: у всех сосредоточенные серьезные лица, скованная походка.

У здания гимназии стоит скульптура. Бронзовый конь, которого пытается оседлать маленький мальчишка. Он вцепился в гриву, закинул ногу, а другая нога свесилась, блестит голая бронзовая пятка. Некоторые лицеисты перед тем, как войти в дверь подбегают к мальчишке и подпрыгнув, щекочут ему пятку.

Чуть в сторонке стоит мальчик лет девяти, в белой рубашке и шортах и в красных сандалиях.

На миг он и Ёжики встречаются глазами. Ёжики, смущенно отвернувшись идет вверх по ступеням. И вдруг слышит за спиной:

— Ёжики..

Оборачивается рывком:

— Что?

Мальчик стоит ниже на ступеньках и держит на ладонях два крупных каштана.

— Правда, как ёжики? Все ладони мне истыкали.

Ёжики спускается вниз, трогает колючки руками.

— Ага. Где нарвал такие?

— На бульваре, сами нападали, их там полно..

Ёжики с интересом рассматривает мальчика.

— А чего ты тут сидишь, один?

— Да так...

Мальчик смотрит на бронзового наездника.

— Прыгал, прыгал, чтоб до пятки достать. Не получается. Если до пятки достанешь, то оценку хорошую поставят. Знаешь?

Ёжики кивает утвердительно.

— Давай, подсажу.

Мальчик начинает распихивать каштаны по карманам.

— Я сам прыгну, ты только подтолкни.

Ёжики легко приподнимает мальчика над головой, подталкивает.

Взлетает воротник, взлетают волосы.

Мальчик легонько дотрагивается пальцем до бронзовой пятки, приземляется на корточки. Поднимается.

— Вот здорово, спасибо. Ой, царапается там...

И, порывшись в кармане, вынимает маленький черный якорек. Тот самый.

Рука Ёжики сама собой дергается за якорьком.

Мальчик быстро сжимает пальцы. Ёжики краснеет.

— Не бойся.

— Я не боюсь, смотри если хочешь. Это я его сегодня утром нашел, в парке.

— В парке? Где спальное крыло, около угла?

— Откуда ты знаешь?

— Из моего окна выпал, — не сдержавшись, вздыхает Ёжики.

Лицо мальчика грустнеет.

— Не веришь? Я им тоже вчера исцарапался, вот смотри... — Ёжики задирает штанину.

— Тогда бери, раз твой...

— Кто гребет — того и лодка, кто нашел — того находка, знаешь? Оставь себе.

— Находка — это если не знаешь, кто потерял. А я ведь знаю.

— Тогда я тебе дарю. Главное, что он есть, что мне это не приснилось.

— Спасибо... Ой, а я тебе тоже ...

Мальчик роется в карманах. Наконец вынимает что-то совсем маленькое, кладет на ладонь Ёжики.

Маленькая монетка с дырочкой лежит на ладони.

Женские руки надевают на шею Ёжики эту же монетку на тонкой цепочке.

Грубые руки дергают цепочку, срывая монетку с его шеи.

— Ёжики, ну где тебя опять носило!

Он в дверях уже знакомого нам дома. Коленки вместе, пятки врозь,

Пальцы дергают замочек молнии на куртке. Голова ниже плеч, волосы упали вперед.

— Я тебя спрашиваю, несчастье мое! Где ты был? Только не вздумай сочинять.

Ёжики отдувает волосы со лба и видит маму. (Это та самая женщина с фотографии — молодая, с пушистыми светлыми волосами и миловидным лицом) Она стоит у дверного косяка с полотенцем в руках, сердится.

— Ты что меня, совсем уморить решил?

— Я по Кольцу ездил...

— Новое дело. Зачем?

— Тебя слушал.

Мама опускается на стул, вешает полотенце на ручку двери.

— Еще одна новость. Тебе что, дома меня не хватает?

А голос уже мягкий, почти виноватый.

— Да-а, там ты не сердишься, не ругаешься...

— На-адо же, очень большое спасибо.

Ёжики топчется и сопит возле двери, потом тихонечко бредет с опущенной головой, утыкается в мамино плечо. Тут же получает невесомый подзатыльник.

— Нечего об меня сопли вытирать. Я тут чуть с ума не сошла. То утром пропал, то вечером...

— Мам...

— Подлиза...

— М-м-м...

Но пальцы уже гладят по голове, треплют, теребят пряди.

— Эх, ты, Ёжики колючие...

Ёжики забирается к маме на колени, и она, конечно, тут же видит огромную ссадину на его колене.

— А это что такое? Не трогай руками! Сиди здесь!

— Мам, ну не надо зеленкой, само пройдет!!!

Откуда-то из глубины дома доносится голос:

— И не вздумай никуда убегать, все равно найду...

Ёжики сидит, плотно обхватив коленку руками, закрыв глаза.

Вернувшаяся с пузырьком в руках мама пытается разъединить руки, но он сцепил их намертво. Наконец, он отпускает руки. На колене нет никакой ссадины.

Мама испугана.

— Ёжики, малыш, как ты это сделал?

— Не знаю, я давно так умею. Нужно просто сосредоточится, и представить, что там ничего нет.

Мама начинает плакать. Потом уходит в комнату и возвращается через минуту, держа в руке маленькую монетку на цепочке.

— Ёжики, малыш, обещай мне, что никто никогда не узнает, что ты умеешь делать.

— Да чего такого-то, мам?

— Обещаешь?

— Хорошо.

Мама надевает мальчику на шею цепочку. Он разглядывает монету. Монета очень старая. С одной стороны на ней вообще ничего не видно, зато с другой виден мальчишеский профиль.

— Это талисман твоего папы, теперь он тебе понадобится. И идем, я тебе еще кое-что покажу.

Она берет Ёжики за руку и подводит к металлическому щиту на стене. Показывает пломбу и кнопочку под ней.

— Слушай, малыш. Если что-нибудь случится, если тебе будет кого боятся, а меня не будет дома, то оторвешь вот эту штучку и нажмешь кнопку. Тогда никто не сможет войти к нам в дом.

Ёжики серьезно смотрит на маму.

— А что может случиться, мама?

— Надеюсь, ничего, малыш.

Она обнимает Ёжики за плечи и долго молчит, уткнувшись в его волосы.

Ежики играет с бумерангом. Кидает его, бумеранг возвращается к нему в

руки. Ежики сильно размахивается и бумеранг улетает далеко в заросли

кустарника. Ежики бежит за ним, продираясь сквозь сплетения веток.

Вырвавшись из кустов, он оказывается на площадке, мощенной ракушечными плитками. Посреди площадки сидит компания из пяти мальчишек. Старший держит в руках бумеранг. Все уставившись на Ежики, ухмыляются. А старший, парень лет пятнадцати с прыщавым лицом и короткой щетинистой стрижкой улыбается с нехорошим добродушием:

— Здрасьте. Что это за чудо исцарапанное?

Ежики замирает. Делает два коротеньких шага назад, но убежать не успевает.

Старший встает и медленно приближается к нему. Остальные окружают по сторонам.

— Охотишься, значит... А ну-ка подойди сюда, мой хороший.

И, быстро схватив за воротник:

— Деньги есть?

— Нет, ребята, у меня ничего нет...

Ежики испуганно пятится.

— Значит, нет. А это что такое?

Парень разглядывает монетку на цепочке.

— Но это же...

— Жижа, что бывает тем, кто говорит неправду?

Жижа, тощий большеухий пацаненок лет восьми смотрит немигающим взглядом:

— Больно бывает, ой как больно, прямо даже нестерпимо...

— Слышал?

Парень грубо дергает цепочку и зажимает монету в кулаке.

— Ребята, ну отдайте... ну зачем вам она, она же старая, вы же не купите на нее ничего.

— Ну-ка, детки, посмотрите...

Мальчишки рассматривают добычу.

— Фи, Тын, зачем нам это старье?

— Дурень, это ж ан-тик-ва-ри-ант.

Ежики чуть не плачет.

— Ребята, ну отдайте пожалуйста, это талисман.

Толстый сопящий мальчишка шмыгает носом:

— Талисан-малисман... Нам то что?

Старший вдруг протягивает Ежики монету, но тут же зажимает в кулаке

— Хочешь? Тогда должен испытание пройти.

Двое хватают не успевшего опомниться Ежики за локти, другой хватает за плечи и упирается коленом ему в поясницу, а мерзкий Жижа стискивает клейкими ладонями щиколотки.

Лицо Ежики постепенно твердеет, из растерянно-плаксивого превращаясь в уверенное и даже злобное. Он вырывается с такой яростной силой, что мальчишки отлетают в разные стороны. Тын (старший) удивлен.

— Ого. Мальчик-то не прост.

Ежики быстро хватает с камней бумеранг, угрожающе выставляет перед собой:

— Отдавайте монету...

— Ну уж так и сразу. Ты еще не все испытание прошел. Надо чтоб все по правилам было. Не маши загогулиной-то...

Мальчишки радостно приплясывают вокруг

— Тын, Тын, давай ему трубу устроим, а?

Мальчишки затаскивают Ежики в небольшой бункер. Это подвал, по — видимому, их убежище. В углу дымится костер, валяются какие-то ящики, качается лампа на длинном шнуре. По краю подвала проходит длинная толстая железная труба.

Тын трогает ее рукой.

— Нормально...

Остальные мальчишки стаскивают с одежду, укладывают его на трубу и привязывают толстой веревкой за ноги, плечи и живот.

Тын в это время лениво объясняет:

— Это тебе же на пользу. Научишься аутотренингу иттов.

— Кого?

— Кого-кого... Иттов. Было такое племя на древнем Марсе. Древние воины. Им ни жара, ни холод, ни боль не страшны. Они как камень.

Он ставит на каменный выступ стены песочные часы.

— Вот. Если выдержишь, пока весь песок не пересыплется, то получишь свою монету назад. Заорешь раньше — сам виноват.

Тын куда-то уходит, а остальные садятся в углу играть в карты. Играют бесшумно, переругиваются шепотом. Бесконечно тянется время, песка в верхней колбочке еще много. Слышно, как где-то капает вода.

Ежики лежит на раскаленном красном песке. Вокруг пустыня. Маленькое солнце в лиловом небе висит низко над дюнами. Слышен мягкий стук копыт. Мимо лежащего мальчика проезжают всадники в бронзовых панцирях и шлемах. Лица коричнево-красные как марсианский песок. Длинные тени остаются на песке. А всадники все едут и едут...

— А-а-а, вы что, психи!!!

Тын врывается в бункер, быстро перерезает веревки, стаскивает Ежики с трубы. Вокруг толпятся испуганные мальчишки.

— Сволочи, одних оставить нельзя! Он же совсем изжарился.

Ежики недоуменно смотрит на часы — песок давно пересыпался.

Мальчишки ощупывают спину и ноги Ежики

— Никаких же следов нету, Тын...

Ежики вырывается, чтоб не лапали. Он подходит к трубе и трогает ее рукой, но тут же отдергивает. Плюет на нее, плевок шипит, испаряясь на глазах.

Он оглядывает растерявшихся мальчишек

— Монету!

Тын грозно оглядывает подчиненных

— У кого монета?

— У меня, кажется... была...

Маленький Жижа роется в карманах, постепенно замедляя поиски и опуская голову:

— Потерял...

Взбешенный Тын хватает его за свитер на груди:

— Что?! Убью.

Жижа тихонечко ревет.

— Я еще там потерял, я думал, он все равно не выдержит.

Толстый мальчишка сопит:

— Ну все, Тын, Консул теперь нам головы снимет.

При упоминании имени «Консул« все умокают, а Жижа ревет еще громче.

— Тын, я все отдам, только не говори Консулу...

— А зачем нам Консул, Жижа? Мы и сами с тобой разберемся. Ребята, тащите пшигу.

Тын вдруг замечает стоящего в стороне Ежики.

— А ты что тут делаешь? Тебе мало? А ну, дуй отсюда...

Та же самая монетка лежит на ладони Ежики. Он и мальчишка в красных сандалиях стоят на ступеньках у входа в гимназию.

— Слушай, а это тоже, кажется, моя была монетка. Где ты ее взял?

Мальчишка неопределенно пожимает плечами

— Нашел...

— Странно...

— Почему странно? Ничего нельзя потерять навсегда. Если вещь тебе нужна, она обязательно вернется.

Мальчишка говорит уверенно, как взрослый.

— Спасибо тебе, — шепотом отвечает Ежики и сбегает вниз по ступеням.

Мальчик кричит вслед:

— Эй, а ты учиться, что, не пойдешь?

— Не-а, мне разрешили.

Ежики бежит по аллее. Вдруг из-за кустов выходит Кантор.

— А-а... Матеуш... Уже пришли в себя? Как Вы себя чувствуете?

— Вполне... Благодарю...

— Я бы хотел попросить Вас, Матеуш. Пожалуйста, не отлучайтесь никуда из лицея. Вы должны беречь себя после того, что с Вами произошло.

— А что такого со мной произошло?

— Ох, Мати, не начинайте пожалуйста. Ваши фантазии не доведут до добра.

— Значит Вы мне только добра желаете?

— Матеуш... Я не понимаю причин Вашей антипатии. Есть же нормы приличий, лицейской этики...

— А я не соответствую, да? Но я сюда и не просился. Почему я не могу жить дома?

— Мати, но Вы же знаете, я и так хлопочу. И Вы должны понимать, наконец, что если б не я, Вы бы сейчас были в каком-нибудь закрытом специнтернате, а то и хуже. А Вы имеете честь быть воспитанником одного из лучших в стране учебных заведений. Идите, Матеуш и подумайте.

Ежики потерянно бредет по аллее. Нащупывает в кармане монетку, вынимает и долго смотрит на нее. Бросается бежать.

Ежики снова едет в метро. Знакомые названия остановок. Наконец

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Якорное поле.

Он стоит у дверей нетерпеливо притоптывая ногами.

Все как в прошлый раз, тот же перрон, та же лестница.

На поверхности уже вечер. Те же седые от одуванчиков пригорки, те же якоря. Он идет к площадке, где вчера играл с ребятами. Сейчас там никого нет. Он оглядывается вокруг. Вдруг видит свою курточку, висящую на штоке старого якоря.

Ежики надевает свою курточку и что-то нащупывает в кармане. Вынимает прозрачный стеклянный шар. Смотрит сквозь него вокруг. Мир в нем перевернут. Поле, небо, а красная полоска — это кирпичный кронверк. Ежики отрывается от шара и смотрит на кронверк. Отправляется к нему.

Вблизи кирпичные стены с окнами и башней кажутся совсем высоченными. Ежики подходит к проходу в арке. Ворота из решетчатого железа закрыты на замок, но в правой створке есть маленькая дверка. Ежики осторожно трогает ее. Она со скрипом открывается.

Внутри сумрачно, нависают каменные своды, шумно отдаются шаги.

Ежики долго поднимается по крутой узкой лестнице почти в полной темноте.

Наконец выходит в длинный коридор с окнами по обеим сторонам. Слева в узкие окна светит заходящее солнце, видны все те же поле и деревья на холмах. Справа тоже самое, только небо темнее и уже видна полная луна. Никакого города не видно.

В конце коридора светится приоткрытая дверь. Ежики заходит в нее.

В комнате пусто, у потолка горит матовый шар-плафон. Напротив двери висят старинные часы в деревянном резном шкафчике. Часы без стрелок.

Ежики замечает у стены на полу телефон. Он подходит к нему, телефон начинает звонить. Пронзительные звуки отдаются резким эхом в пустой комнате. Ежики нерешительно берет трубку. В ней что-то щелкает и Ежики слышит мамин голос

— Ежики... Ежики, это ты?

Он задыхается от счастья.

— Ежики, это ты, малыш?

— Да... Мама!!!

— Ежики... В дверь налево, потом лестница на третий этаж. Там комната номер 27. Беги, малыш, беги, пока светит луна...

Ежики бросает трубку. Выбегает в коридор. Но вокруг больше нет никаких дверей. Он бежит к лестнице, снова ступени, новый коридор, он подбегает к двери — заперто, к другой — заперто, заперто, заперто....

Вокруг темнота, он кричит в отчаянии

— Ма-ма!!!!

Вдруг над одной из дверей зажигаются цифры 27. Ежики со стремительного разбега толкает дверь.

В белой комнате за черным столом сидят Кантор и еще двое незнакомых мужчин.

Темнота.

Ежики лежит на красном песке пустыни. Открыв глаза смотрит на неяркое солнце над дюнами. На него падает тень. Вокруг мальчика едут всадники. Кони неслышно ступают по песку. Всадники смотрят на мальчика сверху застывшими бронзовыми лицами. Он не может пошевельнуться. До него долетают голоса. Это голос Кантора и еще чей-то:

— И когда они поймут, что секрет в темпоральной направленности Кольца...

— Понять — не значит справиться.

— Справятся, раз уже сделали станцию. Вы говорили, там пустыня, редкие поселения, а они вон что отгрохали...

— Тише, прошу Вас...

— Да он все равно спать до утра будет как убитый. А услышит — ничего не поймет.

— Да, как мы его ухватили — в последний момент... Генеральная блокада ради одного мальчишки...

— Сам готов свалиться как мертвый. Я наверное истратил энергии не меньше чем все наши накопители.

— Которые теперь пусты.

— Ничего, накопим. У нас в правительстве есть свои люди — помогут

— Да, у вас везде есть свои люди.

— Что с Вами, доктор? Вас в конце концов никто не освобождал от исполнения своих обязанностей, капитан-резидент.

— А я и не уклоняюсь, как видите, любезный Консул.

Пустыня исчезает, вместо неба над головой возникает белый потолок с лампами дневного света.

«...любезный Консул» проносится в голове.

— Консул нам всем головы поотрывает — , ясно произносит мальчишеский голос.

Ежики чуть приоткрывает глаза. Оглядывает комнату сквозь прищуренные ресницы. Это больничная палата. А он лежит на больничной койке. За столом сидит Кантор и доктор в белом халате — высокий худощавый человек с серебристыми седыми волосами. Это он был вместе с Кантором в той комнате. Доктор вскакивает и начинает бегать по комнате, размахивая руками:

— Не уклоняюсь. Но смысл? Вам не приходило в голову, что идея порочна изначально? Почему мы взяли на себя роль носителей абсолютной истины?

— Вы устали, доктор, успокойтесь.

— Я просто анализирую ситуацию. Надеюсь, мое офицерство не лишает меня этого права? Вспомните прошлые случаи, Консул. Всегда первыми поднимаются дети, существа с незамутненной психикой. И с этим ничего нельзя делать.

— Но мы же не убиваем детей!

— Мы убиваем родителей! Или выталкиваем их в сопредельные резервации, а чем это лучше убийства?

— Не говорите глупостей. Родителей этого мальчика никто не убивал. Его отец отказался выполнить данную Общине клятву. Никто не знал, что его сын тоже вырастет вундеркиндом. А мать вряд ли смогла бы его правильно воспитать.

« — Мама! »

Ежики лежит, стараясь не шевелиться.

— Свойства таких детей активизируются именно при ощущении одиночества. Когда они вырастут, они смогут вершить судьбами мира.

— Или станут рычагами в руках тех, кто захочет вершить.

— Да что это вдруг на Вас нашло, доктор?

Ежики не выдерживает, дергает ногой. Тут же видит над собой два лица. Худое и спокойное — доктора и круглое очкастое, испуганное — Кантора.

— Как Вы себя чувствуете, Матеуш?

И тут же — одними губами доктору:

— А говорили — до утра.

Ежики садится в кровати, изображая недоумение.

— Как я сюда попал? Это клиника? Что со мной?

Кантор старается быть спокойным.

— Вас подобрали в поезде, в пустом вагоне, вы были без сознания...

— Я ничего не помню.

— Совсем ничего?

Молчащий доктор и Ежики встречаются глазами и доктор понимает, что Ежики все помнит.

— Ну ладно, Вам надо поспать. Идемте, господин Кантор.

Вошедшая медсестра делает мальчику укол.

Ежики засыпает.

Ежики просыпается. За окном ночь. Он выходит из палаты в коридор.

Пока он спал, его переодели в больничную пижаму.

В коридоре за столом сидит при свете ночника молоденькая веснушчатая медсестра.

Она приветливо улыбается.

— Выспался, бродяга? Целые сутки спал. Сейчас я доктора позову.

В палату входит доктор. Другой — молодой, нескладно длинный с небольшой аккуратной бородкой.

— Ну, юноша, как дела? Нигде ничего не болит?

— А где доктор? Ну тот, другой доктор?

— Доктор Клан заболел. Лечить Вас буду я. Меня зовут доктор Янц.

Ежики окончательно сникает.

— Лечить? Зачем меня лечить?

— Ну, голубчик, мы, врачи все эгоисты. Мы тоже хотим работать. А то ни одного больного в лицее за все лето, и вдруг — такой подарок. Дайте нам попрактиковаться на Вас с недельку.

— С недельку?!!

Ежики в отчаянии вытягивается на кровати.

— Ну, ладно, пока отдыхайте, а утром приступим к процедурам. Сейчас сестра Клара сделает Вам укол.

Доктор уходит. Ежики подбегает к окну, открывает его в темноту парка — нет, слишком высоко.

Ежики снова выходит в коридор. Медсестра читает книжку. Она сразу поднимает голову.

— Что случилось, Матеуш? Болит что-то?

— Да не... Сестра Клара, а не знаете, где моя одежда?

— У тебя в комнате, наверное, а что? Она тебе теперь долго не понадобится, Матеуш.

— Сестра Клара, а можно я на минутку в парк?

— Ты с ума сошел?

— Ну мне очень надо... Пожалуйста...

— Доктор говорил, чтоб никуда... И господин Кантор тоже.

— Но они же не знают. У меня там талисман зарыт, под дубом, сегодня ночью срок взять его, а то силу потеряет.

Молоденькая сестра Клара понимающе кивает — сама не так давно была школьницей.

— Гоподин Кантор очень строго говорил — чтоб никуда.

— Да он боится, что я опять на Кольцо рвану. А куда я в таком виде-то?

Ежики дурашливо поддергивает пижамные штаны.

— Матеуш, ну неужели нельзя подождать до утра? Ладно, иди. Только если через пятнадцать минут не вернешься, я звоню господину Кантору.

— Да я вернусь.

Ежики выходит из служебного входа.

Тихонечко идет по тропинке вдоль стены.

Поднимается по лестнице на второй этаж. В коридоре ковровая дорожка — его шагов не слышно.

Шеренга закрытых дверей.

Ежики подходит к одной из них, пробует войти, но дверь заперта.

Он разбегается, ударяет ее плечом и дверь распахивается. Оказывается в своей комнате.

Ежики торопливо подбегает к шкафу, находит среди одежды свою курточку. Торопливо роется в карманах, находит то, что искал — монетку. Зажимает ее в кулачке и прижимает к сердцу. Быстро выходит из комнаты.

Ежики бежит по парковой тропинке. Вдруг замечает желтый огонек среди ветвей. Он направляется к нему.

Среди травы стоит маленький домик из картона. В стене вырезано окошко, а внутри горит свечка. А рядом с ней в скорлупе от каштана лежит маленький якорек. Возле домика сидит тот самый малыш, который подарил Ежики монетку. Ежики неслышно подсаживается рядом.

— Играешь?

— Ага...

— Сбежал из спальни?

— Ты тоже?

Мальчик, привстав, поправляет свечку.

— У каждого должен быть дом, верно?

Ежики кивает

— И хорошо, если кто-нибудь есть в доме.

— А у тебя есть кто-нибудь?

— Да, у меня сестренка... А ты тоже... Ищешь кого-нибудь?

— Да...

Ежики, встав, шагает назад.

— Да, ищу...

Мальчик смотрит на него снизу, через плечо.

— А знаешь, почему якорь на пуговицах у моряков?

— Почему?

— Потому что якорь — знак надежды. Когда моряки уплывали в море, то

якоря зависело их спасение. Во время бури, чтоб не разбило о скалы. Надежда, что они вернутся домой.

Ежики подходит к мальчику, накидывает ему свою пижамную курточку на плечи. Тот смотрит на него с благодарностью.

— Понимаешь, я должен идти... Мне обязательно надо...

— Оденься только. А то скажут — один едет, да еще голый.

— Прощай.

— Счастливой дороги...

Ежики снова бежит по тропинке, но назад. К жилому корпусу.

Снова неслышно поднимается по лестнице. По коридору. Вбегает в свою комнату. Надевает курточку, снова запихивает в карман монетку. Натягивает шорты и кроссовки.

Вдруг замирает — в конце коридора раздаются мягкие шаги.

Ежики бросается к окну. Но оконная рама не поддается. Ежики отчаянно давит на рычаг. Еще и еще. Не поддается.

На пороге комнаты вырастает Кантор. Молча и укоризненно смотрит. Ежики выхватывает из кармана монетку и прикладывает ее ко лбу:

— Не вздумайте снова парализатором, как тогда, в доме...

Кантор понурившись садится в кресло.

— Все-таки, Матеуш, Вы в самом деле серьезно больны.

— С чего Вы взяли?

— Сужу по Вашему поведению. По Вашим нелепым подозрениям. И по тому, как часто Вы лжете. Обещали не уходить и вот опять собираетесь. Нормальный мальчик не может лгать так много, это патология.

— А взрослый? Может?

— Боже мой, когда я Вам лгал?

— Вы врете все время! Про все! Вы даже не Кантор! Вы Консул!

Кантор сидит низко согнувшись, смотрит снизу вверх на Ежики.

— Ну... и что. Я — Консул. Это мое звание в Командорской общине. Почему это должно мне мешать быть Кантором?

Ежики растерялся. Но тут же нашелся:

— Тогда почему Вы это скрывали? Никто не скрывает свои звания!

— Я ничего не скрываю, мальчик. Просто вынужден о многом умалчивать. Да опустите Вы эту монету, нет у меня никакого парализатора!

Ежики опускает руку с монетой, но держит ее наготове.

— Я понимаю, что Вы сквозь сон слышали наш разговор с доктором, но все неверно поняли.

— Да? И поэтому доктор тоже куда-то исчез?

— Доктор болен и лежит дома, если хотите, мы можем его навестить. Зачем мне Вас обманывать. Я обманул Вас лишь в одном. И сделал это в Ваших же интересах.

У Ежики криво дернулся рот.

— Я сейчас объясню. Дело в том, что Вы, мой мальчик, уникальный человек. Вы — генератор силового поля. Помните тот вечер, когда я к Вам пришел?

Черно-белое изображение. Толпа людей оцепила дом. Человек в униформе кричит что-то в рупор, люди пытаются преодолеть невидимую преграду. Мальчик стоит на веранде, скрестив руки на груди.

Голос Кантора за кадром: Я случайно проходил мимо и увидел толпу разъяренных людей и маленького мальчика на веранде. В этот момент они как раз отключили электричество, но поле не исчезло. Ты держал его сам! Силой своей души! И еще какой-то неведомой силой! Тогда я понял, что такой мальчик — просто находка для лицея!

Изображение вновь становится цветным. Кантор устало смотрит на мальчика.

— Разве я не прав?

— А сами — то Вы как прошли через мое поле?

— Я многое умею, мальчик. Но гораздо больше будете уметь вы, когда вырастете. Вы сможете овладеть тайнами пространства и времени, станете неуязвимыми, овладеете тайной бессмертия! Разве это не цель жизни? Ну, согласитесь...

— Ладно! Если только вернете маму...

Кантор обессилено роняет руки на колени. Сидит молча, устало смотря на мальчика.

— Нет, Вы и в самом деле больны. Я думал, моя откровенность...

— Нет у Вас никакой откровенности! Вы все врете! Вы уже давно за мной следите! Давно! Вы папу убили! А потом мальчишек всяких подсылали — проверять меня! Я слышал, как они боялись Консула! Вы всех наверное, так отлавливаете.

— Еще новый бред! Я что, виноват, что у шайки мальчишек предводитель какой-то Консул?! Я Вас вынужден буду отправить в клинику, Матвей Юлиус Радомир! Мне надоело! Я сумею с тобой справится.

— Да, Вы многое умеете. Даже там, на поле, ловушка такая специальная.

Ежики начинает всхлипывать.

— Почему Вы не пустили меня к маме?

Кантор хватается за голову.

— Боже мой, где, где я тебя не пустил? Я уже тысячу раз говорил тебе, что не был в кронверке!!!!

— Да?

— Да!

— А вот и не говорили! Я никогда не рассказывал про кронверк. Только про поле. Откуда же Вы про него знаете?

Лицо Кантора искажается и покрывается красными пятнами.

— Я ничего не знаю! Ты пытаешься поймать меня на слове!

— А я и поймал.

Кантор бросается к мальчику

— Скверный мальчишка! Тебя следует выпороть розгами!!!

Но сила, исходящая от мальчика снова вдавливает Кантора в кресло.

— Но-но...

Ежики стоит изнуренный и поникший. За окном у него за спиной уже совсем светло.

— Господин Кантор, ну пожалуйста, делайте со мной все, что хотите... Хоть убейте насовсем. Только скажите, где моя мама...

Кантор низко опускает голову, у него спадают очки. Ежики поднимает их и подает ему. Кантор смотрит на него. Очень искренне.

— Я понимаю, тебе не хочется расставаться с надеждой... Но если надежда бессмысленна... Впрочем, доказать, что никакого Якорного поля нет проще простого. Мы можем прямо сейчас поехать туда и Вы убедитесь сами. Я клянусь, что как только услышу «Станция Якорное Поле«, то оставлю Вас и не подойду более никогда, обещаю

— Едем, — тихо роняет Ежики.

— Только у меня одна просьба. Давайте возьмем с собой доктора Янца. Нам нужен свидетель, беспристрастный человек. А господин Янц как раз отличается ... э... бесхитростным нравом и прямотой суждений.

Кантор, Ежики и тот самый молодой доктор с бородкой входят в хвостовой вагон поезда метро. Садятся на сидение — мальчик между взрослыми.

Приятный мужской голос из динамиков:

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Дом Капитанов.

Ежики глядит в черноту за окном. Тихо роняет:

— Голос другой.

Кантор пожимает круглыми плечами

— Это все вы подстроили.

Кантор вздыхает

— Милый мальчик, я не занимаюсь проблемами Службы движения. Возможно, голос специально поменяли, чтоб не травмировать Вас.

Они сидят молча всю остальную дорогу до Солнечных часов.

Ежики совсем сникает, когда слышит:

— Осторожно, двери закрываются, следующая станция Площадь Карнавалов.

На следующей станции они выходят из вагона.

Ежики встает у края, смотрит в темную даль тоннеля. Кантор стоит рядом, переступая ногами. Доктор тоже стоит рядом с готовностью делать все, что скажет Кантор.

— Ну что, поедем домой?

Ежики молча мотает головой.

— Это все из-за вас... Потому что я ехал с вами...

Кантор коротко и утомленно обращается к доктору

— Господин Янц. Мы с мальчиком вернемся на станцию Солнечные часы. Там он сядет на встречный поезд и приедет сюда один. Вы встретите. А я приеду следующим поездом.

На перроне Солнечных часов Кантор сажает Ежики в поезд.

Он садится в свое любимое одноместное кресло.

Но голос, уже другой, но снова мужской, объявляет:

— Следующая станция Площадь Карнавалов.

На глазах мальчика появляются слезы.

На следующей станции он выходит и сразу видит Янца, у него вопросительно-заботливое лицо.

Ежики сгибается пополам от сильной боли. Выхватив монетку из кармана, он прижимает ее к сердцу.

Ночное Якорное поле, освещенное луной.

« Ежики, малыш, беги... » — мамин голос

Красный песок пустыни. Всадники, удаляющиеся к горизонту.

Заботливое доброе лицо Янца

— Матеуш, что с Вами? Сейчас приедет господин Кантор и поедем домой, потерпите. Матеуш...

Ежики не разгибаясь, прыгает с платформы на полотно. Бежит к тоннелю.

— Матеуш!!! Радомир!!! — несется ему вслед.

Ежики бежит по тоннелю, выставив перед собой руку с монетой.

Тоннель плавно уходит вправо. Из-за поворота возникает ослепительный белый свет — огни приближающегося поезда.

Ежики бежит навстречу, не сбавляя скорости.

Нарастает шум поезда, яркий слепящий свет охватывает мальчика со всех сторон, в последний момент сменяется темнотой.

Кантор, выйдя из вагона становится свидетелем паники. По платформе бегают люди в служебной форме. Несколько человек поддерживают еле стоящего и неприлично всхлипывающего Янца. Он выкрикивает:

— Но почему, почему? Почему не сработала автоматика? Человек на пути! Так не бывает! Я... нет... он прыгнул, а я....

Человек в служебной форме говорит ему со сдержанным раздражением

— Такого не может быть. Включились бы все сигналы. Поезд бы не прошел.

Янц вдруг видит круглый нос моторного вагона. На нем нет никаких следов. Он облегченно улыбается

— Значит да, конечно...Он спрятался там в какой-то нише. Надо сказать, найти...

Кантор подходит и мягко обращается к собравшимся:

— Господа, с нами был мальчик и куда-то убежал. А господину Янцу показалось, что он прыгнул на полотно. Такое ...Э... Иногда бывает с господином Янцем...

Понимающе кивая, люди расходятся.

Янц продолжает

— Но надо ведь найти, он в какой-нибудь нише...

Кантор тихо приказывает Янцу:

— Прекратите истерику, болван. Там нет никаких ниш. Боюсь, что он все-таки пробился.

— Но... Я...Я не понимаю.

— Я тоже. Как он сумел? Ведь он пошел против часовой... Хотя, если учесть массу встречного поезд, то вполне возможно...

— Господин ректор, он жив? Нам не придется отвечать?

— Если жив — придется.

Кантор выпрямился. Снял очки, протер. Надел. Снял.

— Да нет. Не мог он туда прорваться. Такая блокада. Будем надеяться, что он ничего не почувствовал. Господин Янц, будьте добры, сообщите завтра в Опекунский совет, что мальчик самовольно покинул лицей и бесследно исчез.

— Да, но...

— Помолчите, Янц. Думаете, мне легко? Такой способный был малыш. Я его ...почти любил.

Они идут к эскалатору.

Тьма расступается и превращается в размытые зеленые пятна.

Зеленые пятна в одуванчики.

Ежики садится, обхватив руками колени. Он сидит на каком-то поле. Но это не Якорное поле — нет ни якорей, ни кронверка, только одуванчики.

Тишина, синее небо над головой. В траве трещат кузнечики.

По тропинке среди травы едет мальчик на велосипеде. Это старый знакомый — Рэм, мальчишка, с которым они играли в шары.

Рэм подъезжает, слезает с велосипеда.

— Привет. Ты Ежики?

— Да...

— Чего ж ты нам голову морочил. Юлиус, Юлиус... Садись давай, поехали.

— Куда?

Ежики не понимает, что происходит.

— Да куда хочешь. Хоть на раму, хоть на багажник.

— Куда ехать?

— Домой, куда.

Ежики смотрит непонимающим взглядом, боясь поверить.

— Может, лучше пешком?

Ежики с трудом поднимается на ноги. Они бредут, путаясь ногами в траве. Мальчишка везет велосипед за руль.

— Эх, ты, Ежики...

Мальчик останавливается.

— Смотри вон, кто идет.

Ежики смотрит туда, куда указывает его рука, на проселочную дорогу. Навстречу ему идет мама. Глаза Ежики мгновенно застилают слезы. Ежики бросается в ту сторону.

Тут же налетает шум и огни летящего навстречу поезда. Но лишь на секунду, как вспышка.

Синеет небо, трещат кузнечики в траве. Ласковые руки обнимают мальчика. Прижимают к себе, гладят волосы. Вынимают из волос маленькую пушинку. Стряхивают. Она летит по ветру, растворяется в небе.

КОНЕЦ

Баймяшкина Алёна

.