Аяпова Ажар

12k: КАК НАДО ПОСТУПАТЬ С БОГАМИ
10k: ПРО СОБАК
13k: КОРОЛЬ БРОДА
11k: НЕЖНЫЕ СНЫ
16k: ИЗ ДНЕВНИКА СТУДЕНТКИ I СЦЕНАРНОГО
30k: ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА

ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА

Сутулый попугай сидел в подвешенной клетке в зоомагазине и слушал нежные вскрики птиц, шарканье подошв по деревянному стёршемуся полу, лепет рыбок и тусклый скрип железных клеток.

В зоомагазине темно, как в аквариуме. В зелёном сумраке плавают бледные лица покупателей, в зарослях клеток перья разноцветных птиц вспыхивают и мгновенно гаснут.

Попугаю хорошо был виден розовый аккуратный пробор продавщицы, полные её плечи, морщинка на платье между лопаток. Она читала книгу и ела разноцветные стеклянные леденцы из жестяной .коробочки.

Было видно всю комнату. У дверей сидела рыжая собачка, и глядела прямо перед собой, задумавшись о чём-то. Только хвост мотался по полу.

У окна, загороженного аквариумом, стоял мужчина, сложив руки за спиной, и бессмысленно смотрел мельканье золотистых прозрачных хвостов. Иногда он оглядывался, почему-то горько усмехался и снова отворачивался. Два пионера поглядывали и хихикали, этот мужчина показался им смешным. Они стояли около большой клетки с птицами и просовывали грязные пальцы в дырки. Один пихал локтем другого и шептал:

— Ты, дурак, нельзя трогать!

— Сам ты...

Бурашка исподлобья смотрел на пионеров и держался за мамину тёплую ладонь обеими руками. Попугай видел только спиральную макушку и два больших мягких уха, почти закрывавших маленькие плечики,

Вдруг тяжёлая дверь хлопнула. Все вздрогнули и оглянулись. Это вошёл тощий старик с вогнутым лицом и красной папкой в руках. Он пронёс на своих плечах широкую шуршащую блестящую кожаную куртку через всю комнату, его синий берет остановился у прилавка. Он поправил тол-стенные очки и крикнул:

— Есть ешё магазины в городе? Я спрашиваю: есть ещё зоомагазины в городе?

Продавщица, не поднимая головы, отрицательно покачала чисто промытым пробором.

— А? А?

— Нету.

Старик опять зашуршал всю комнату, и гулко задрожала дверь. Заколыхались водоросли в аквариумах. Мама. нагнулась и спросила у Бурашки:

— Может, рыбку хочешь?

Бурашка почесал ухо, пожал плечами.

Маленький пионер подошёл к прилавку и фальцетом спросил:

— А сколько стоят волнистые попугайчики?

Попугай видел коричневые пальчики, лежавшие на прилавке, видел царапину на носу, торчавшем над прилавком.

Продавщица снова помотала пробором. Пионеры отошли в сторону и зашептались:

— Волнистые... не волнистые... говорят... не говорят... Сильвестр... не Сильвестр... сам дурак...

Мама спросила:

— Рыбку не хочешь, а что хочешь?

Бурашка рассеянно глядел по сторонам, уши раскручивались по спирали.

Пионер опять положил пальчики на зелёное сукно:

— А говорящие попугаи у вас есть?

Продавщица подняла палец вверх. Все задрали головы. Впервые попугай увидел человеческие глаза.

— Попугая хочешь?

Бурашка, не отрывая глаз, кивнул.

— Пожалуйста, нам этого зелёного попугая.

Продавщица протянула руку к самому лицу попугая и дальше, выше головы, он проплыл по воздуху, очертив дрожащую линию, и оказался на зелёное сукне прилавка, лицом к лицу с Бурашкой. Влажные блестящие его глаза рассматривали попугая. Под ногами попугая лежал толстый чёрный бумажник. Мама взяла сдачу и положила деньги в этот бумажник. На руках у неё сверкнуло колечко.

— Хочешь, сам понеси.

Бурашка помотал головой.

— Он боится, боится... — сказали пионеры

Мама взяла клетку и пошла. Перед попугаем зашатались затёртые серые половицы, подол маминой юбки, затяжка на чулках и чёрные туфли. Рыжая собака подбежала, и присоединилась к ним. Она дышала рядом с попугаем, её шерстяная голова сверкала двумя лукавыми глазами.

В такси клетку поставили у заднего стекла. Попугай уставился в чуть запылённое стекло на улицы, полные ветра и холодного света. Мимо проносились огромные серые дома, троллейбусы, множество перепутанных проводов на сверкающем синем небе, усеянном кричащими птицами. Из чёрной жирной земли растут огромные деревья с торчащими в разные стороны ветками. Ослепительное жидкое солнце бешено скакало, прорываясь через миллион шуршащих листьев и просветы между толпящимися домами. Дорога с визгом вырывалась из-под колёс. Прохожие по бокам дороги падали, как скошенные.

Вдруг они поднялись и встали вертикально. Это такси остановилось на перекрёстке. Попугай повернулся к боковому окошку, По тротуару, заляпанному плоскими лужами, ходили люди, их головы вспыхивали на солнце, ветер шевелил их одежду. В тени большого дома стоял телефон-автомат, прямо напротив попугая. В телефонной будке стоял очень молодой человек. Он был весь мокрый. Он хохотал. По волосам, как по трубопроводам стекали капли за ворот чёрного пальто. Он запрокидывал голову и кадык дёргался на тонкой шее. Иногда он слушал, приоткрыв рот, а потом снова закатывался хохотом, беспомощно запрокидывая белые манжеты на худых запястьях. Он просто умирал от веселья.

Такси дёрнулось, и будка заскользила, прицепленная к дому, плавно и гибко уехавшему назад.

Грохотали трамваи, шипели колёса, смеялись тоненько женщины, гудели троллейбусы, на. жёлтом асфальте мелькали чёрные силуэты сгорбленных стариков с палочками, ветер рвал объявления на шершавых стенах, сверкнул стеклянный высокий дом, мелькнула птица с острыми крыльями, взмахнула рукой маленькая женщина на обочине.

Озираясь через плечо, тонкая серая кошка переходила дорогу.

Такси снова остановилось на перекрёстке около гастронома. Под чёрными его стеклами сидел пьяный человек и приставал к цыганистому пуделю с красным языком. Он неловко расставлял руки и ласково что-то бормотал. Пудель вдруг подскочил и помчался куда-то с развевающимися ушами. Пьяный махнул рукой, встал и пошёл, слился с толпой.

Попугай поглядел в другое боковое окно. За стеклами красного "Жигуленка" красивая девушка снимала очки, чтобы поцеловаться с шофёром. Но загорелся зеленый свет и машина уехала вперёд, попугай повернул голову внутрь машины.

Мама сказала:

— Сейчас налево. Теперь вот в этот двор. Второй подъезд.

— Везё-ёт тебе, тебе попугая купили-и... — проскрипела Айгерим. взглянув на Бурашку малюсенькими блестящими глазками.

Бурашка не поднял взгляда на сестру, пристально глядел в глаза попугаю, положив локти на белую скатерть. Айгеримка заорала противным голосом:

— Попка-дуррак! Попка-дуррак!- И стала стучать пальцами по клетке:

— Эй, ты! Ну, говори: "Дуррак! дуррак!"

Бурашка сердито посмотрел на сестру и подвинул клетку себе.

— Ты, что, жадный стал, да?

Бурашка обхватил клетку обеими руками.

— Мой, — глухо сказал он.

Айгеришка сощурила колючие глазки:

— Ты на свои деньги купил? На свои? Это мама тебе купила. А мама — общая!

— Мама моя.

Айгеришка вскочила, обежала, весь стол кругом и дала щелбана Бурашке. Он обиженно потер лоб:

— Моя.

— Ах,так! Вот и не твоя мама!

Она схватила клетку с попугаем и бросила на пол.

Бурашка выпучил глаза и надув ноздри, стукнул кулаком по столу:

— Убью.

Айгеришка кривляется:

-.А мама не твоя! А мамочка моя! Ля-ля-ля! Мамулечка моя!

Бурашка заныл и полез под стол за попугаем. Он обнял клетку, стоит, смотрит на неё и рыдает басом, прозрачные слезы катятся по щекам. Вошёл старший брат Алик, толстый и грациозный.

— Чего кричите, салаги?

Айгеришка сделала невинные глаза:

— А я его не била.

Алик прошёл развалился в кресле:

— Там бабушка приехала, и ажека, и дедушка, и тётя Роза. Дай-ка попугая.

Айгерим визжит и бежит в коридор:

— Бабулечка моя драгоценная...

Бабушка и тётя Роза в кабинете. Это на северной стороне. Под письменным столом спит рыжая собака. Роза раздражённо поправляет очки:

— Ну, и зачем ты меня сюда притащила? У меня гобелен ещё не готов наполовину.

Бабушка: Ну, Розочка, мы сейчас прекрасно посидим, ты отдохнёшь. Гобелен твой никуда не денется.

Роза отворачивается, смотрит в окно. Бабушка рассеянно замечает:

— Ты зря одела этот свитер. Он такой серый. А где то сиреневое платье?

— Мне в свитере удобнее, мам.

Бабушка вытягивает ноги и ложится на кушетку:

— Уф, хорошо...

Вбегает Айгеришка и садится рядом с бабушкой.

Бабушка: Как твои дела, Айгерим?

Айгерим, скромно глядя на свои сандалики, тихо произносит:

— Хорошо.

Бабушка: Какие у тебя оценки в школе?

Айгерим: Пять.

Бабушка: Что, одни пятерки?

Айгерим щебечет:

— Ну-у, у меня по пению "четыре", потому что я пошла в магазин за хлебом и была такая длинная очередь, и продавался квас, а Федька Кулаков нарисовал Марию Карповну, а я подумала, что моряка...

Роза зевает во весь рот, очень громко:

— Б-э-а-а-а-у...

Бабушка кидает на Розу взгляд.

— Роза! — зовет она.

— А?

— Сделай хвостик.

— Зачем?

— Тебе так идёт, — и она улыбается, — прошу тебя.

Айгерим тут же подхватывает:

— Да, тётя Розочка, вы такая красивая в хвостике, что просто ужас!

Входит мама с клеткой. Она ставит её на стол.

— Сейчас всё будет готово. Айгерим вам не мешает?

— Нет, что ты! — бабушка, повернулась на бок, чтобы видеть маму. Мама стоит у пианино и всё время трёт руки полотенцем:

— Я так рада, что и Роза тоже пришла. Роза, кажется, чуть-чуть похудела

Бабушка: Она много работает.

Мама: А как ваше здоровье?

Бабушка: Хорошо.

Айгеришка: Тётя Розочка, давайте я вам сделаю хвостик?

Мама: Не меша-й тёте Розе!

Айгерим: Тётя Роза, я же вам не мешало? Правда?

Бабушка смотрит на попугая в клетке:

— Собаки мало было, попугая завели.

Мама: Это подарок Бурашке.

В дверь заглядывает девушка из аула, Кульпан, приехавшая поступать:

— Апай, ет пiстi. Апараберейiн ба? /Мясо сварилось. Нести на стол?/

Папа, дедушка и папин холостой сослуживец Дарежан стоят у балкона и курят. Прабабушка и Бурашка сидят на диване.

Входят бабушка, Роза и Айгерим.

Папа: Ну, что, начнём?

Все рассаживаются. Во главе стола — дедушка. Айгерим пищит:

— Я хочу с бабушкой, я хочу с бабушкой!

Розу сажают рядом с Дарежаном.

Входит мама, неся дымящийся бесбармак.

— А где Алик? Позови Алика, — говорит она Кульпан.

Кульпан исполнительно бежит в коридор. Слышен её голос:

— Алик? Шакырып жатыр! /Алик, тебя зовут!/

Входят Кулъпан и Алик. Они садятся около дверей, рядом с мамой.

Айгеришка гладит по плечу бабушку и восхищённо бормочет:

— Бабушка, любименькая... Вы такая красавица, какие у вас сережки... Брилиантовые? Бабушка: Айгерим, перестань. — раскладывает салфетку на коленях.

Папа стоит с фужером в руке.

— Сегодня нашему Бурашке исполнилось четыре годика. Через три года, кудай каласа /если того захочет бог/, он пойдёт в школу. Вот видишь, Бурабай, на твоё день рождение пришёл дедушка, пришла бабушка, дядя Дарежан и тётя Роза, и сидим здесь все мы. Что это значит? Это значит, что мы все тебя любим и поэтому собрались здесь. Ты должен это ценить. Когда Бурашка вырастет, то он будет хорошо учиться, да? Потому что у него лоб, как у Энгельса. Или как у Маркса?

Все засмеялись.

— Таким образом, ты видишь, как мы все тебя любим и желаем тебе счастья. Но, кроме счастья, есть ещё что? Здоровье. Главное в жизни — это здоровье. Будь здоров духом и телом!

Дедушка поцеловал Бурашку в темечко:

— Айналайн... . Все зазвенели фужерами. Мама шепнула Алику:

— Принеси минеральной воды.

Алик вышел. Бабушка спросила:

— Как Алик сдал сессию?

Папа: Неплохо.

Бабушка: Стипендию получает?

Папа: Да.

Бабушка: Когда поедет обратно?

Папа: В сентябре.

Дедушка: Алик? Куда поехал?

Папа: В Москву.

Дедушка: А-а-а, он в Москве?

Айгерим: Он на кухне.

Папа: В МХТИ, на первом курсе.

Дедушка: А-а-а, в Президиуме? Хорошо. Молодец.

Все помолчали.

Роза: Мне сегодня такой странный сон приснился, как будто какая-то птица с большим клювом влетела к нам и врезалась прямо в шкаф, и шкаф развалился.

Айгерим: Ну и подумаешь, мне тоже такой сон приснился, Да!

Дарежан: Говорят, что сны бывают черно-белые и цветные. Я читал где-то. А вы какой видели?

Роза /сухо/: Не помню.

Бабушка: Наша Розочка — художница. У неё развитое воображение.

Айгеришка хихикает и слазит со стула под скатерть:

-Воображение... хи-хи-хи-хи... Её почему-то рассмешило это слово.

Мама: Айгерим, позови Алика, где он ходит?

Алик сидит на кухне, курит и беседует с попугаем:

— Странный ты человек, попугай... Молчишь. Почему молчишь? Этого никто не знает. Я уверен, ты когда-нибудь скажешь своё слово. А, вообще, ты молодец. Правильно, что молчишь. Я тебя понимаю. Ты мне чем-то близок даже. И, вообще, парень, ты мне нравишься. Или ты девушка? Может быть, ты девушка? Я тебя люблю. А ты меня любишь? Посмотри мне в глаза...

Вбегает Айгеришка:

— Тебя мама зовёт! А-а, куришь? Всё маме расскажу!

Алик выкидывает окурок в окно, берёт бутылки с минеральной водой и выходит. В коридоре встречает Кульпан со стопкой грязных тарелок. Кульпан заходит в кухню, кладёт посуду в раковину и садится у подоконника. Она говорит попугаю:

— Солай, солай, сокыр Николай... /Дела, дела, слепой Николай.../ Вздохнула, перекинула косу на спину:

— Iшiм пiстi. Аулды сагынып кеттiм... /скучно здесь, хочу домой/ Не iндемейсiн? /чего молчишь?/ Олен айтып берейiн ба? Ал, тында. /Спеть песню. Ну, слушай/ Она поёт. В кухню заходит рыжая собака и слушает.

Вбегают Айгеримка и Бурашка. Айгерим держит в руках катушку ниток. Она открывает дверцу клетки:

— Дай, дай сюда! Я знаю. Не мешай. Сейчас он будет летать.

— Он улетит если совсем?

Айгеришка хватает попугая:

— Не улетит. Я его привяжу.

Она привязывает к ножке попугая нитку и начинает вращать его вокруг головы, как самолётик.

— Дж-дж-дж...

Бурашка, повторяет за ней:

— Вщ-вщ-вщ...

Кульпан громко всё время спрашивает:

— Аягы сынып калмай ма? /А ножка у него не сломается?/

Попугай стукается об стенки и лампочку.

— Он же головой ударился! — кричит Бурашка. — Отдай моего попугая!

Рыжая собака выбегает из кухни. В коридоре стоят Дарежан и Роза. Собака бежит к полуоткрытой двери и обернувшись говорит:

— До свидания.

От имени собаки:

Я очень люблю гулять по улицам. Причём, не с кем-нибудь, а в одиночестве. Я сбегаю по ступенькам и заранее наслаждаюсь одиночеством и свободой. Я выбегаю из сырого подъезда, пропахшего кошками и ещё чем-то. Выбегаю и останавливаюсь на мгновенье, чтобы вдохнуть полной грудью этот весенний ветер. Я ужасно люблю гулять! Во мне просыпается что-то щенячье, какая-то бездумная и безумная радость по поводу того, что я живу на свете.

Я прохожу мимо луж на бульваре, этих осколков антимира, в которых люди, деревья и облака имеют цвет гораздо более глубокий и сочный.

Через бульвар я выбегаю на проспект. Мне нравится толкаться среди быстротечной изменчивой толпы. Мелькают ноги, сумки, ботинки, босоножки, портфели, а я, свободная, бегу по солнечному тротуару. Иногда я останавливаюсь возле урн и обнюхиваю бумажки от мороженого и окурки. Стыдно признаться, я очень любопытна. Ведь, это дурно, быть слишком любопытной, правда? Но ведь мне никто не запрещает, и я делаю, что хочу. Могу я себе позволить хотя бы это?

В жизни существует много удовольствий, например, внезапно свернуть с бурлящего проспекта в тихую улочку.

Я медленно иду вдоль серого проспекта. Вдруг я увидела в раскрытом окне возле горшка с геранью маленькую черно-белую кошечку с розовым носом.

Она нахально меня разглядывает, наверно, думает, что я бродячая. Я остановилась и села под окном. Я тоже могу быть наглая, если захочу. Я просто её изучала, откуда в такой маленькой кошке столько презрения ко всем окружающим. Она не выдержала моего взгляда и отвернулась. Хотя, что я говорю? Может быть, она отвернулась сама по себе. Но, в сущности, это не важно. Я пошла дальше.

Мне захотелось пойти в сквер. Там бывают собаки. Я обежала почти весь сквер, но никого не нашла. Только какой-то алкоголик привязался ко мне. Он сидел один на скамейке. Вид у него был совершенно безумный.

Он сказал:

— Эй, собака, постой!

Я остановилась, он начал говорить:

— Эх, ты, рыжая... Ничего ты не понимаешь... А жизнь, она, знаешь, какая? Она... Она... такая длинная... И конца краю не видно. Вот я живу уже 36, да, 36 лет. Раз, два, три... 36! Это тебе не шутка, — и он погрозил пальцем, — нет, не шутка.

Я слушала его чисто из вежливости. Если ему охота маразмировать, то пусть маразмирует. Я отключилась уже на слове "жизнь". Такие люди очень часто встречаются. Честно говоря, я их не люблю. Но жалею. Вообще, мне многих жалко. Но я терпеть не могу, когда жалеют меня. Это как-то унижает. Или, вернее... Не знаю, как сказать. Короче, мне это не нравится, вот и всё.

— Ты — хорошая собака. Ты меня понимаешь. Я тебя за это уважаю. Хочешь выпить?

Он достал начатую бутылку из дипломата. Он запрокинул горло и стал жадно глотать. Солнце пронзило красную жидкость насквозь. В бутылке блеснул и задрожал алый огонёк.

Пока, безумец! Я побежала дальше. В дальней аллее я встретила сенбернара с хозяином. С этим сенбернаром я чуть-чуть знакома. Но я не знала, здороваться ли мне с ним первой. Проходя мимо он приветливо скосил глаза и сказал приятным баритоном:

— Привет, Франсуаза.

Я помахала ему хвостом:

— Привет.

Я побежала к стройкам. Но по пути я опять оказалась во власти случая. За мной погнались дети. Они хотели привязать мне на хвост консервную банку. Я побежала от них и оказалась в каком-то закоулке. Вошла в тёмную бетонную арку. Она была очень длинная, и вдалеке светился жёлтый квадрат. Я медленно пошла к квадрату. Вдруг голова моя вспыхнула, моя рыжая шерсть засияла протуберанцем. Свет ослепил меня. Я открыла глаза и воскликнула:

— С ума сойти!

Передо мной на бледно-зелёном пустыре сияла вишня. Она цвела и была безумно прекрасна! Потрясённая, я молчала и только хлопала глазами на это сияние.

Я возвращалась домой, голова моя была полна сумбурных мыслей и чувств.

Что такое красота, если не бог?

Иногда я чувствую, что мир очень гармоничен, и что он гораздо больше, чем мы думаем. Что наши понятия слишком узки и наш собственный мир слишком мал, чтобы уловить тонкие и таинственные связи между этим фонарём и полётом ночных птиц. Если постараться понять, что всё в мире связано нежнейшей паутинкой, что грохот трамвая отдаётся на ресницах спящей луны, и что моё сердце стучит в такт протекающему крану, то... можно...

Я так задумалась, что меня чуть не задавила машина. Колёса завизжали. Я задумчиво поглядела на орущего шофёра. Люди проплывали в сумерках, как рыбы. Обрывки разговоров ложились на. дно тротуара. Я удивлённо уставилась в ночь.

Все сидели и смотрели телевизор. Айгеримка сидела под столом и ела плов из тарелки на коленях.

Бурашка заснул на диване. Мама сказала:

— Алик, уложи его.

Алик поднял спящего Бурашку и унёс его. Франсуаза проводила их взглядом. Потом прикрыла глаза и положила морду на лапы.

Айгеримка опрокинула тарелку, тихо воскликнула: "Мх..." и оглянулась, не видел ли кто. Все дремали в мерцающем голубом мраке. Айгерим стала с собирать с пола в тарелку.

В дверях появилась прабабушка, посмотрела на телевизор, сказала: "Шайтан" — и ушла.

Мама с маской на лице лениво говорила папе:

— Как ты считаешь, я правильно сделала, что посадила твоего отца на почётное место? Бедный, он совсем сошёл с ума...

— Хм...

— За что твой мать меня ненавидит, не пойму? Она всю жизнь мне портит...

— Не обращай внимания.

— Но, по-моему, всё было хорошо, да? На высшем уровне.

— Хм.

— Бедная Роза, никак не могут спихнуть её замуж. Она так похудела. И вся в морщинках. Как ты думаешь, Дарежан женится на ней?

Папа пожал плечами.

— Бедняжка. Но Бурашка остался доволен. Это самое главное. Как ты думаешь, Бисебаевы не обидятся, что мы их не пригласили?

Она пошла смывать маску. Айгеришка из-под стола спросила:

— Папа, а ты мне на день рождения что купишь?

— Что хочешь, доченька.

— Купи мне знаешь что?

— Что?

— Что-нибудь большое и ужас какое дорогое, ладно?

— Ладно, доченька.

— Купи мне бронзовые подсвечники.

— Хорошо, доченька.

— И ещё что-нибудь, чтобы все завидовали.

Франсуаза подумала: "Завтра я выпущу попугая"

Пришла мама и набросила на клетку белую тряпку,

Дремавший попугай очнулся. Он оказался в шатре молочно-голубом. Он стал прыгать по клетке. Прыг-прыг и остановится. Запрыгнул на кольцо и стал крутиться, как гимнаст, делающий "солнце". И так он крутился до головной боли. Выключили телевизор и стало темно, хоть глаз выколи.

Последний завершающий аккорд:

На тёмно-зелёном пустыре сияет вишня сотнями тысяч лепестков. На лакированной бордовой ветке сидит зелёный попугай. Под вишней лежит рыжая собака с черными глазами. Можете себе представить, и это называется гармония мира.

teneta :: голосование

teneta :: обсуждение

	Аяпова Ажар 12k КАК НАДО ПОСТУПАТЬ С БОГАМИ 10k ПРО СОБАК 13k КОРОЛЬ БРОДА 11k НЕЖНЫЕ СНЫ 16k ИЗ ДНЕВНИКА СТУДЕНТКИ I СЦЕНАРНОГО 30k ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА Сутулый попугай сидел в подвешенной клетке в зоомагазине и слушал нежные вскрики птиц, шарканье подошв по деревянному стёршемуся полу, лепет рыбок и тусклый скрип железных клеток. В зоомагазине темно, как в аквариуме. В зелёном сумраке плавают бледные лица покупателей, в зарослях клеток перья разноцветных птиц вспыхивают и мгновенно гаснут. Попугаю хорошо был виден розовый аккуратный пробор продавщицы, полные её плечи, морщинка на платье между лопаток. Она читала книгу и ела разноцветные стеклянные леденцы из жестяной .коробочки. Было видно всю комнату. У дверей сидела рыжая собачка, и глядела прямо перед собой, задумавшись о чём-то. Только хвост мотался по полу. У окна, загороженного аквариумом, стоял мужчина, сложив руки за спиной, и бессмысленно смотрел мельканье золотистых прозрачных хвостов. Иногда он оглядывался, почему-то горько усмехался и снова отворачивался. Два пионера поглядывали и хихикали, этот мужчина показался им смешным. Они стояли около большой клетки с птицами и просовывали грязные пальцы в дырки. Один пихал локтем другого и шептал: — Ты, дурак, нельзя трогать! — Сам ты... Бурашка исподлобья смотрел на пионеров и держался за мамину тёплую ладонь обеими руками. Попугай видел только спиральную макушку и два больших мягких уха, почти закрывавших маленькие плечики, Вдруг тяжёлая дверь хлопнула. Все вздрогнули и оглянулись. Это вошёл тощий старик с вогнутым лицом и красной папкой в руках. Он пронёс на своих плечах широкую шуршащую блестящую кожаную куртку через всю комнату, его синий берет остановился у прилавка. Он поправил тол-стенные очки и крикнул: — Есть ешё магазины в городе? Я спрашиваю: есть ещё зоомагазины в городе? Продавщица, не поднимая головы, отрицательно покачала чисто промытым пробором. — А? А? — Нету. Старик опять зашуршал всю комнату, и гулко задрожала дверь. Заколыхались водоросли в аквариумах. Мама. нагнулась и спросила у Бурашки: — Может, рыбку хочешь? Бурашка почесал ухо, пожал плечами. Маленький пионер подошёл к прилавку и фальцетом спросил: — А сколько стоят волнистые попугайчики? Попугай видел коричневые пальчики, лежавшие на прилавке, видел царапину на носу, торчавшем над прилавком. Продавщица снова помотала пробором. Пионеры отошли в сторону и зашептались: — Волнистые... не волнистые... говорят... не говорят... Сильвестр... не Сильвестр... сам дурак... Мама спросила: — Рыбку не хочешь, а что хочешь? Бурашка рассеянно глядел по сторонам, уши раскручивались по спирали. Пионер опять положил пальчики на зелёное сукно: — А говорящие попугаи у вас есть? Продавщица подняла палец вверх. Все задрали головы. Впервые попугай увидел человеческие глаза. — Попугая хочешь? Бурашка, не отрывая глаз, кивнул. — Пожалуйста, нам этого зелёного попугая. Продавщица протянула руку к самому лицу попугая и дальше, выше головы, он проплыл по воздуху, очертив дрожащую линию, и оказался на зелёное сукне прилавка, лицом к лицу с Бурашкой. Влажные блестящие его глаза рассматривали попугая. Под ногами попугая лежал толстый чёрный бумажник. Мама взяла сдачу и положила деньги в этот бумажник. На руках у неё сверкнуло колечко. — Хочешь, сам понеси. Бурашка помотал головой. — Он боится, боится... — сказали пионеры Мама взяла клетку и пошла. Перед попугаем зашатались затёртые серые половицы, подол маминой юбки, затяжка на чулках и чёрные туфли. Рыжая собака подбежала, и присоединилась к ним. Она дышала рядом с попугаем, её шерстяная голова сверкала двумя лукавыми глазами. В такси клетку поставили у заднего стекла. Попугай уставился в чуть запылённое стекло на улицы, полные ветра и холодного света. Мимо проносились огромные серые дома, троллейбусы, множество перепутанных проводов на сверкающем синем небе, усеянном кричащими птицами. Из чёрной жирной земли растут огромные деревья с торчащими в разные стороны ветками. Ослепительное жидкое солнце бешено скакало, прорываясь через миллион шуршащих листьев и просветы между толпящимися домами. Дорога с визгом вырывалась из-под колёс. Прохожие по бокам дороги падали, как скошенные. Вдруг они поднялись и встали вертикально. Это такси остановилось на перекрёстке. Попугай повернулся к боковому окошку, По тротуару, заляпанному плоскими лужами, ходили люди, их головы вспыхивали на солнце, ветер шевелил их одежду. В тени большого дома стоял телефон-автомат, прямо напротив попугая. В телефонной будке стоял очень молодой человек. Он был весь мокрый. Он хохотал. По волосам, как по трубопроводам стекали капли за ворот чёрного пальто. Он запрокидывал голову и кадык дёргался на тонкой шее. Иногда он слушал, приоткрыв рот, а потом снова закатывался хохотом, беспомощно запрокидывая белые манжеты на худых запястьях. Он просто умирал от веселья. Такси дёрнулось, и будка заскользила, прицепленная к дому, плавно и гибко уехавшему назад. Грохотали трамваи, шипели колёса, смеялись тоненько женщины, гудели троллейбусы, на. жёлтом асфальте мелькали чёрные силуэты сгорбленных стариков с палочками, ветер рвал объявления на шершавых стенах, сверкнул стеклянный высокий дом, мелькнула птица с острыми крыльями, взмахнула рукой маленькая женщина на обочине. Озираясь через плечо, тонкая серая кошка переходила дорогу. Такси снова остановилось на перекрёстке около гастронома. Под чёрными его стеклами сидел пьяный человек и приставал к цыганистому пуделю с красным языком. Он неловко расставлял руки и ласково что-то бормотал. Пудель вдруг подскочил и помчался куда-то с развевающимися ушами. Пьяный махнул рукой, встал и пошёл, слился с толпой. Попугай поглядел в другое боковое окно. За стеклами красного "Жигуленка" красивая девушка снимала очки, чтобы поцеловаться с шофёром. Но загорелся зеленый свет и машина уехала вперёд, попугай повернул голову внутрь машины. Мама сказала: — Сейчас налево. Теперь вот в этот двор. Второй подъезд.

	От имени собаки: Я очень люблю гулять по улицам. Причём, не с кем-нибудь, а в одиночестве. Я сбегаю по ступенькам и заранее наслаждаюсь одиночеством и свободой. Я выбегаю из сырого подъезда, пропахшего кошками и ещё чем-то. Выбегаю и останавливаюсь на мгновенье, чтобы вдохнуть полной грудью этот весенний ветер. Я ужасно люблю гулять! Во мне просыпается что-то щенячье, какая-то бездумная и безумная радость по поводу того, что я живу на свете. Я прохожу мимо луж на бульваре, этих осколков антимира, в которых люди, деревья и облака имеют цвет гораздо более глубокий и сочный. Через бульвар я выбегаю на проспект. Мне нравится толкаться среди быстротечной изменчивой толпы. Мелькают ноги, сумки, ботинки, босоножки, портфели, а я, свободная, бегу по солнечному тротуару. Иногда я останавливаюсь возле урн и обнюхиваю бумажки от мороженого и окурки. Стыдно признаться, я очень любопытна. Ведь, это дурно, быть слишком любопытной, правда? Но ведь мне никто не запрещает, и я делаю, что хочу. Могу я себе позволить хотя бы это? В жизни существует много удовольствий, например, внезапно свернуть с бурлящего проспекта в тихую улочку. Я медленно иду вдоль серого проспекта. Вдруг я увидела в раскрытом окне возле горшка с геранью маленькую черно-белую кошечку с розовым носом. Она нахально меня разглядывает, наверно, думает, что я бродячая. Я остановилась и села под окном. Я тоже могу быть наглая, если захочу. Я просто её изучала, откуда в такой маленькой кошке столько презрения ко всем окружающим. Она не выдержала моего взгляда и отвернулась. Хотя, что я говорю? Может быть, она отвернулась сама по себе. Но, в сущности, это не важно. Я пошла дальше. Мне захотелось пойти в сквер. Там бывают собаки. Я обежала почти весь сквер, но никого не нашла. Только какой-то алкоголик привязался ко мне. Он сидел один на скамейке. Вид у него был совершенно безумный. Он сказал: — Эй, собака, постой! Я остановилась, он начал говорить: — Эх, ты, рыжая... Ничего ты не понимаешь... А жизнь, она, знаешь, какая? Она... Она... такая длинная... И конца краю не видно. Вот я живу уже 36, да, 36 лет. Раз, два, три... 36! Это тебе не шутка, — и он погрозил пальцем, — нет, не шутка. Я слушала его чисто из вежливости. Если ему охота маразмировать, то пусть маразмирует. Я отключилась уже на слове "жизнь". Такие люди очень часто встречаются. Честно говоря, я их не люблю. Но жалею. Вообще, мне многих жалко. Но я терпеть не могу, когда жалеют меня. Это как-то унижает. Или, вернее... Не знаю, как сказать. Короче, мне это не нравится, вот и всё. — Ты — хорошая собака. Ты меня понимаешь. Я тебя за это уважаю. Хочешь выпить? Он достал начатую бутылку из дипломата. Он запрокинул горло и стал жадно глотать. Солнце пронзило красную жидкость насквозь. В бутылке блеснул и задрожал алый огонёк. Пока, безумец! Я побежала дальше. В дальней аллее я встретила сенбернара с хозяином. С этим сенбернаром я чуть-чуть знакома. Но я не знала, здороваться ли мне с ним первой. Проходя мимо он приветливо скосил глаза и сказал приятным баритоном: — Привет, Франсуаза. Я помахала ему хвостом: — Привет. Я побежала к стройкам. Но по пути я опять оказалась во власти случая. За мной погнались дети. Они хотели привязать мне на хвост консервную банку. Я побежала от них и оказалась в каком-то закоулке. Вошла в тёмную бетонную арку. Она была очень длинная, и вдалеке светился жёлтый квадрат. Я медленно пошла к квадрату. Вдруг голова моя вспыхнула, моя рыжая шерсть засияла протуберанцем. Свет ослепил меня. Я открыла глаза и воскликнула: — С ума сойти! Передо мной на бледно-зелёном пустыре сияла вишня. Она цвела и была безумно прекрасна! Потрясённая, я молчала и только хлопала глазами на это сияние. Я возвращалась домой, голова моя была полна сумбурных мыслей и чувств. Что такое красота, если не бог? Иногда я чувствую, что мир очень гармоничен, и что он гораздо больше, чем мы думаем. Что наши понятия слишком узки и наш собственный мир слишком мал, чтобы уловить тонкие и таинственные связи между этим фонарём и полётом ночных птиц. Если постараться понять, что всё в мире связано нежнейшей паутинкой, что грохот трамвая отдаётся на ресницах спящей луны, и что моё сердце стучит в такт протекающему крану, то... можно...

	Последний завершающий аккорд: На тёмно-зелёном пустыре сияет вишня сотнями тысяч лепестков. На лакированной бордовой ветке сидит зелёный попугай. Под вишней лежит рыжая собака с черными глазами. Можете себе представить, и это называется гармония мира.

Аяпова Ажар

ПОПУГАЙ И ФРАНСУАЗА

1985

Аяпова Ажар